Ответ не задержался:
13.5. «Украинец» «Комару». Проверьте, нет ли за вами «хвоста», временно перейдите другой район. Уйдите возможного преследования. Сообщите адрес «Львова», примем меры против него.
Пришла беда — открывай ворота… Чувствовала я себя в эти дни очень плохо. С материнской любовью ухаживала за мной бабца Катерина.
Как-то она поднялась ко мне под вечер. Я сразу поняла, что бабца чем-то расстроена. И не ошиблась.
— Вчера, — сказала бабца, — пришла ко мне Анна — на ней лица не было. Рассказала, что случайно встретила в Кракове Юзефа. Он долго с ней разговаривал, расспрашивал, что с нами и где мы, уговаривал выдать тебя, Ольдзя, немцам…
Голова моя готова была расколоться пополам.
— Но почему, бабца, Анна рассказала об этой встрече тебе, а не мне?
Анна объяснила это тем, будто Юзеф пригрозил ей расправой, если она расскажет тебе об их разговоре.
— Чепуха! — вырвалось у меня. — Как он может расправится с Анной и мною, если не знает, где мы живем? Нет, тут что-то не то… Анна не сказала тебе, не заметила ли она в Кракове слежку за собой после разговора с Юзефом?
— Нет.
Бабца спустилась к себе, а я подошла к чердачному окошку и долго смотрела в непроглядную темень. Так же темно было у меня на душе. И вопросы в голове роились, как пчелы…
Да, как раз в тот день я послала Анну в Краков… Случайной ли была ее встреча с Юзефом? Не искала ли она этой встречи? Анна выросла в семье очень известного в Варшаве врача. Ее баловали до того, что горничная подавала ей в постель кофе или горячий шоколад. О такой жизни я знала только из литературы… Что повлекло ее к нашей работе? Действительно ли ненависть к гитлеровцам? Или ей представилась возможность пробраться в Варшаву к родителям? Я сходила с ума от всех этих вопросов! Не забывайте, ведь я почти не знала жизни и ее сложностей, была наивной девушкой, и только ненависть к врагу поддерживала меня в те дни. Я все ждала, расскажет ли мне Анна о разговоре с Юзефом. Она промолчала.
Однажды я сама спросила ее, о чем она разговаривала с Юзефом.
— Да ничего особенного. Он порол чепуху.
— И только?
— Я прогнала его.
«Может быть, — думалось мне, — она промолчала о разговоре с Юзефом, не желая расстраивать меня еще больше?»
Конечно, я была далека от мысли о том, что Анна могла согласиться на гнусные предложения Юзефа. Но в нашем тонком и опасном деле требовалась полная вера в человека, с которым работаешь и разделяешь все трудности и опасности. Такой веры в Анну у меня больше не было. И я решила переехать во Львов. Конечно, я и виду не подала, каковы мои подлинные мысли. Во Львове я могла избавиться от Анны.
Заботы заботами, но я не забывала о том, что должна делать для фронта, где ждали сообщений о противнике. Семнадцатого или восемнадцатого мая, точно не скажу, я узнала о строительстве подземного аэродрома в районе шоссе Краков — Бжеско — Нове. За линию фронта полетела радиограмма:
22.5. «Украинцу». Личным наблюдением. Уточняю данные аэродрома, расположенного Чижанах параллельно железной дороге Краков — Кацмынов… Для введения в заблуждение параллельно шоссе Краков — Могила расположен ложный аэродром. «Комар».
Сендоры возражали против нашего ухода. Возражали, хотя знали, чем может окончиться для них эта история! Доказывали, что мы не дойдем до Львова. Мы об этом знали и сами — немцы делали неожиданные облавы. Но другого выхода не было: мы готовились в путь. И лишь затем, чтобы удержать нас, семидесятилетняя Катерина часами простаивала у железнодорожного полотна, считала, сколько эшелонов с солдатами или с танками пройдет на восток. Когда взлетали с подземного аэродрома самолеты, она с возбужденной, молодой улыбкой поднималась на чердак и говорила:
— Ольдзя, полетел летак с одним или двумя моторами.
Это был первый мой добровольный помощник. Конечно, ее сведения я не могла передавать фронту, но меня трогала ее забота, ее желание хоть чем-нибудь помочь мне. Сколько энергии было в этой стареющей женщине! Как она понимала наши муки и беспомощность!
Мы уже решили уходить, но Петр Сендор сказал:
— Подождите, мы вас познакомим с очень хорошими людьми!
Я уже упоминала о том, что Сендоры были связаны с польскими коммунистами-подпольщиками. Они-то и были теми действительно очень хорошими людьми, с которыми Сендор в тот вечер познакомил меня: секретарь подпольного комитета ППР Краковского воеводства Михаль (Юзеф Зайонц) и его жена, связная комитета, Валя.
Они были нужны мне, я — им.
У поляков-коммунистов было свое большое подполье. Оно три раза проваливалось, но возникало вновь в четвертый раз. Комитет был связан с партизанским отрядом. Комитету была нужна моя рация для передачи партизанам сообщений и указаний.
Оказалось, что Михаль знал немного русский язык. После разбойничьего нападения Гитлера на Польшу все коммунисты ушли в подполье; Михаль и Валя не остались в стороне от всенародного дела.
С Валей и Михалем я встретилась первого июня. Вечером того же дня я радировала:
1.6. «Украинцу». Связалась подпольным комитетом ППР. Их сообщению Армия[2]Крайова получила от англичан 8 самолетов, оружие. «Комар».
Пять лет поляки томились под сапогом гитлеровского солдата. Еще не начиная войну против Польши, Гитлер сказал роковые слова об истреблении польского народа. Пять с половиной миллионов поляков погибли в гестапо и концлагерях. Сотни и сотни тысяч превратились в рабов немецких заводчиков, помещиков и кулаков.
Наместник Гитлера в Польше, кровавый злодей и палач Франк, сказал, что политическая роль польского народа закончена, что немцы добьются того, чтобы стерлось навек самое понятие «Польша» и никогда не возродилась Речь Посполитая или какое-либо иное польское государство.
Но Польша возрождалась из пепла, из слез, из праха сожженных городов.
Новый, 1944 год начался в Польше созданием правительства Крайовой Рады Народовой. То был высший орган борющихся демократических сил Польши, детище Польской рабочей партии, председателем которой был избран Б. Берут.
Крайова Рада Народова быстро обрастала местными радами. Из разрозненных отрядов Сопротивления была создана Армия Людова. Началась вооруженная борьба патриотов-поляков с захватчиками. На призыв ППР усилить борьбу с фашистами откликнулись все патриоты.
Михаль и его жена Валя — коммунисты-подпольщики, взявшиеся за оружие. Вот с ними и познакомили «Комара» Сендоры.
Для соблюдения конспирации я поставила перед Михалем и Валей условие, чтобы мы с Анной жили в разных местах, а связь между нами поддерживалась только и исключительно через Валю.
Об этом решении я радиограммой поставила в известность штаб фронта:
10.6. «Украинцу». Перерыв из-за «Кроны». Решила свое местопребывание ей не открывать. «Комар».
Кроме того, я попросила Михаля помочь мне организовать разведывательную сеть. И главное, нам немедленно надо было уходить от Сендоров: в любой момент Юзеф мог выдать нас немцам.
В этот же вечер мы с Валей ушли в село Рыбну, а Михаль и Анна — в Краков.
Чтобы попасть в Рыбну, нам необходимо было пересечь Краков. Село находится в тридцати километрах от города. Сели в трамвай. И вдруг волнение среди людей. Оказывается, немцы преградили путь. Значит, начнется облава, обыск… У меня в сумке — радиостанция, у Вали — комплект питания к ней. Можете представить наше положение!.. Вдруг слышу Валин голос:
— Ольдзя, иди за мной, делай, что буду делать я.
Валя была опытной подпольщицей и очень хорошо ориентировалась в Кракове. Одета была элегантно, прическа подчеркивала строгое, красивое лицо. Словом, настоящая пани.
Оказывается, каждый вагон делится на две половины. Первая половина для немцев, вторая — для всех граждан. И Валя пошла на риск. Она схватила меня за руку и потащила в немецкую часть. Трамвай остановился. Мы вышли и пересели на другой трамвай — он шел в противоположную сторону.
Произошло это в считанные секунды.
На какой-то улице мы пересели в трамвай, приехали на окраину города и наконец свободно вздохнули.
Поселилась в большом селе Рыбне у бедняка Яна Каспиркевича. Сам хозяин, отец, мать, жена Яна работали батраками у местного помещика Скомского. Семья знала, конечно, чем занимается поселившаяся у них «Ольдзя». Коммунист Ян очень помогал мне. Его я тоже попросила участвовать в расследовании преступного поведения Юзефа.
Улики оказались неопровержимыми. Юзефа часто видели с оккупантами. За ними почти всегда следовали в качестве охраны два эсэсовца.
Ян и польские друзья из комитета ППР поставили передо мной конкретный вопрос: решить судьбу Юзефа.
Как тяжело было мне, девчонке, самой решить этот вопрос! А решить надо, от этого зависела вся дальнейшая работа и судьба многих людей. В таком деле смерть грозила не только нам, мы-то знали, на что идем, но и людям, приютившим нас, кормившим и помогавшим по мере своих сил и возможностей.
Много я передумала в те дни и о Юзефе. Ведь до переброски в тыл врага он ничем не выдавал своих намерений. Да и кто мог знать их? Чужая душа — потемки.
Наконец, собрав всю волю, вспомнив, ради чего мы живем и работаем здесь, я сказала: смерть.
Привести приговор в исполнение можно было только днем, так как в другое время, как я уже сказала, Юзеф ходил в сопровождении немцев.
На эту операцию пошли два польских патриота — Ян Каспиркевич и Франек Чекай — двадцатилетний крестьянский парень.
Я не очень верила в дурные намерения Анны. Но все-таки решила проверить ее честность и преданность до конца. Поэтому через моих связных я приказала ей выследить Юзефа и направить по его следу Яна и Франека. Пошла с ними и Валя. Она должна была помочь ребятам бежать.
Поясняя мне этот эпизод, записанный в стенограмме, Вологодская подробно рассказала, как все это произошло.
Юзеф вышел из ресторана один. Вместо того чтобы незаметно сказать Франеку и Яну, что человек, вышедший из ресторана, — Юзеф, потом завязать с ним разговор и увести в место, более безлюдное, а значит, и более безопасное, Анна, разнервничавшись, не сдержалась и крикнула: