Довольный собой, он закурил.
Глава 2
Когда же он заснул? По-прежнему стояла непроглядная темень. Ветер изменил направление, и теперь его шквал обрушивался на южную стену. Сильные порывы, накатываясь, как морские волны, сотрясали оконные рамы. Севр долго искал фонарь, который закатился под кровать, посветил на часы — четверть восьмого. Значит, уже утро? Во рту он ощущал странный привкус, какой бывает, когда кровоточат десны. Он весь окоченел, словно его только что вынули из морозильной камеры.
Он сел и принялся массировать ноги заледеневшими пальцами. Начала работать и мысль, направляясь по старой колее: ферма... труп... Пришлет ли прокуратура кого-нибудь на место происшествия? Странное слово — прокуратура, ведь она состоит из людей, с которыми он часто встречался. Одну квартиру он продал Гранжуану, прокурору, раз в месяц Севр ужинал с председателем суда — как и он сам, членом Ротари-клуба[1]. Впрочем, он не знал, как ведется расследование. Жандармы, следователь... Значит, туда приедет Кулондр. Случалось, они играли в бридж. Дело постараются замять. Все станут его жалеть. Поворчат, скажут, что он слишком высоко метил, что в то время, как в Ла-Боле многие начали распродавать гостиницы, его проект оборудовать новый пляж, построить роскошный гостиничный комплекс выглядел как чистейшее безумие, ведь о махинациях Мерибеля станет известно не сразу. Что удручало Севра больше всего и казалось вопиющей несправедливостью, так это упреки в его адрес как руководителя. Ведь он вел честную игру, несмотря на некоторые трудности! Конечно, он смотрел вперед, загадывая слишком далеко. Возможно! Но если бы Мерибель в конечном счете его не предал, он одержал бы верх. Ему не следовало слушать Денизу и Мерибеля — вот в чем заключалась его ошибка. У них с языка не сходила Испания, выгоднейшая стройка в Коста-Браво... И он уступил. Кто объяснит это Гранжуану? Как ничтожный чиновник, получающий раз в месяц свое жалованье, сможет разобраться в делах, требующих многомиллионных затрат и подключения все новых и новых структур? Ему следовало бы создать акционерное общество. Время семейных предприятий прошло — вот чего он не понял. Доверив Мерибелю стройки в Испании, он допустил трагическую оплошность. Но мог ли он предвидеть, что его зять займется мошенничеством? Кому пришло бы в голову, что этот деятельный, оборотистый, ловкий парень окажется слабаком? Более того — трусом, который сдался при первой же угрозе... Ведь с Мопре еще можно было договориться.
Севр пытался вспомнить, что же произошло потом, но вспыхнувшая ссора затмила собой воспоминания... Все случилось очень быстро... слова звучали как выстрелы... в одном он был совершенно уверен: Мерибель не отрицал своей вины. Он говорил о небольших «промахах», оспаривал величину суммы, в краже которой его обвинял Мопре. Мерзкая, жестокая ссора, которая чуть не переросла в драку. Мерибель уже было протянул руку к ружьям на стойке. Ружья — его гордость. С десяток их стояло в ряд, готовых к бою. Когда они вновь сели, все трое побледнели и тяжело дышали. Мопре, прекрасно владеющий собой, старался разрядить обстановку. Если бы ему самому не пришлось столкнуться с трудностями, он бы не пошел на этот шаг. Но он имел право надеяться на компенсацию, вознаграждение — в обмен на молчание... Двести тысяч франков! Это очень умеренная сумма. Мерибель тем временем, повернувшись спиной, ворошил угли, пытаясь раздуть огонь в камине, дым от которого ветер временами заносил в комнату.
— Я вернусь через три дня, — уточнил Мопре, — у вас будет время изучить досье, собрать деньги... Мне нужно отдохнуть. Я ехал без остановок от самой границы и валюсь с ног от усталости.
Он едва не подал им руку.
— До скорого. Не сомневаюсь, мы придем к согласию... И вы еще мне скажете спасибо.
Севр поднялся, он готов был отдать все, лишь бы не думать. Особенно теперь, когда это ничего не изменит. Но воспоминания кишели в нем, как черви в мертвечине. Он натянул брюки, накинул еще непросохшую куртку, решив немного пройтись, чтобы согреться. Он вернулся на кухню и нерешительно посмотрел на сапоги. Выйти на улицу? Но куда идти? Сквозь ставни просачивался серый, словно идущий из погреба, свет, но со стороны сада ветер дул уже не так сильно. Он не без труда открыл окно, ведь рамы разбухли. Видимо, подрядчик использовал низкокачественную древесину. Или, возможно, в этом ужасном климате со временем все разрушалось: краска, цемент, металл. Он приоткрыл ставни и с опаской выглянул наружу. Сквозь пелену свинцового утра проступали здания другого крыла, сад, где блестели мокрые аллеи, бассейн, полный опавших листьев. У крыльца бесновались скатавшиеся в шарики колючки и листья. У Севра мелькнула мысль о Денизе.
Дождь перестал, облака, похожие на стелящийся дым, плыли, едва не задевая крыши. Севр тщательно закрыл дверь, устало вздохнул. Ненастье установилось надолго, возможно, не на одну неделю! Нужно было срочно обустраивать свой быт. Севр еще раз перебрал в уме свои припасы: конфитюр и печенье можно съесть, но вот остальное... Где найти консервный нож? Как глупо подохнуть от голода, когда рядом магазин! Он погрыз печенье, снял бумажку с банки конфитюра. Ложки нет, не пальцем же его доставать! До этого он пока еще не дошел. Но до чего тогда он дошел? Ни денег, ни приличной одежды нет, полная зависимость от Мари-Лоры. Что же с ним случится, если по какой-нибудь причине она не приедет через пять дней? Печенье неприятно хрустело, вызывая жажду. Пора уже включить рубильники, чтобы можно было пользоваться электричеством... Да, что с ним будет? Даже если он покажет полиции записку, которую написал Мерибель перед тем, как покончить с собой, и которая не оставляла сомнений в самоубийстве, даже если эксперты признают ее подлинность, придется объяснять все остальное. Но кто этим займется, если он сам не в состоянии ни в чем разобраться? Зачем он здесь, в этой блистающей чистотой кухне, со своим печеньем и конфитюром, грязными руками и бородой бродяги? Что мешало ему признать поражение, пойти на скандал и разорение? Он долго искал ответа на эти вопросы. По правде сказать, в глубине души он знал, что не выдаст себя. Он катился вниз, может быть, в наказание за то, что совершил когда-то? Трудно сказать. Впервые он спрашивал себя об этом. Впереди пять дней! За это время можно закончить расследование!
Выйдя из квартиры, он запер дверь. Это было так же глупо, как и все остальное: он один в доме, в квартале, в округе. Но именно это одиночество, наполненное эхом, пустота лестницы ему и не нравились. Он раздвоился, и теперь другой Севр шел рядом с ним, внушая ему страх. Рубильники находились у входа в подвал, в стенном шкафу. Он включил их все сразу. Теперь можно пользоваться лифтом. Но когда он нажал на кнопку третьего этажа, лифт не двинулся с места. Буря, несомненно, повредила провода! Такое повреждение за час не исправят. Везет же ему! Может, он ошибся с рубильниками? Он вернул рычаги в прежнее положение и включил коммутатор подвала. Вспыхнули лампочки, освещая лестницу, цементные стены, проход, ведущий в темноту, словно в подземелье. Он потушил свет, вновь зажег. Еще один промах тетушки Жосс: она забыла выключить рубильники. Севр решил ее уволить, но тотчас вспомнил, что он теперь стал никем, что решения теперь будет принимать тот, кто сумеет избежать банкротства. Тогда не все ли равно?
Лифт бесшумно поднял его наверх, и Севр закрылся в квартире. Он думал, что свет скрасит его одиночество, но свет оказался еще более невыносим, чем темнота. Он медленно обошел комнаты, внимательно рассматривая кресла, обитые кожей медового цвета, книжный шкаф, в котором стояли не книги, а корешки от них, золоченые бра, обои, светлые настолько, что, казалось, декоратор хотел поймать солнце и навсегда сохранить его отблески на стене. Но за закрытыми ставнями опять барабанил дождь, море обрушивало свои волны на песчаный пляж. Севр не находил себе места. Он съел еще одно печенье, кончиком пальца зацепил конфитюр и с отвращением слизал комочек. Кухня была отлично оборудована, там стояла даже жаровня. Но полочки с раздвижными дверцами, кухонные шкафы с изображением парусника на стеклах пустовали. Севру ничего не оставалось, как напиться из ладоней. Он вытер лицо платком, принадлежавшим Мерибелю. Нет! Он не сможет здесь оставаться. Он проверил связку ключей, которую взял с собой. Там висел ключ от конторы. Он сходит и посмотрит, можно ли устроиться где-нибудь еще. Половина десятого! Мари-Лора, наверное, все еще на ферме, ее допрашивает один следователь, другой. Сможет ли она лгать до конца? По сути, это не ложь, а сокрытие того, что и должно было произойти! Что касается Мопре, то он, вероятно, остерегался подавать признаки жизни... Севр размотал провод от электробритвы... Только Мопре мог дать полицейским полную информацию, ведь Мари-Лора многого не знала. Она понятия не имела о той сцене, что разыгралась после отъезда Мопре. Мерибель, охваченный бешенством и злобой, во всем сознался. Да, он вел двойную жизнь, да, он пустился в махинации... Он понимал, что однажды все откроется, но ничего не мог с собой поделать. «Тебе не понять!» Он все повторял: «Тебе не понять!» Боже мой! Каким же тупицей нужно быть! Севр в сердцах воткнул вилку от бритвы в штепсель. Раздался треск, замигали лампочки. Бритва отключилась. Севр забыл, что местное напряжение было 220, и мотор сгорел. Запахло паленым. Решительно все против него. Когда Мари-Лора придет, она увидит перед собой бродягу.
Он выбросил бритву в мусорный ящик, провел тыльной стороной руки по щекам, отросшая щетина неприятно покалывала. Бедняга Филипп стал корчить из себя несчастную жертву, он, видите ли, не сумел устоять перед искушением. Да любой нормальный человек поймет его! Ведь работа часто бывает однообразной. К тому же Мари-Лора не очень-то привлекательна как женщина! И деньги там заработать легче, чем здесь. Однако имелись и другие причины, о которых Мерибель не упомянул. Но, по сути, кто такой Мерибель? Глядя на этого пышущего злобой незнакомца, говорящего невесть что: