. Это странное, необъяснимое происшествие останется в прошлом! На этой мысли он и заснул. Во сне он слышал, что стонет, ему хотелось пить; повернувшись на бок, он чуть не свалился с постели и с трудом пришел в себя. Опять пробуждался незнакомец, который вновь начнет задавать вопросы.
Было чуть больше семи, выходит, он проспал весь день. Еще одна ночь — и останется четыре дня... На столе тикали часы.... Нет, в самом деле! Хватит вопросов! С вопросами покончено! Он наполнил ванну и погрузился в нее с уже забытым наслаждением. Если бы он обратился к врачу, тот, несомненно, пояснил бы, что Севр испытал нервное потрясение и что в таком случае странное поведение представляет собой обычное явление. И не нужно ничего выдумывать, нужно только лежать в теплой воде, лениво слушая шум дождя.
Обогреватель нагрел комнату. В общем, жизнь налаживалась. Не таким уж неприятным было это уединение, которое так походило на тюремное заключение. В свое время Дениза возила его в Анжер, в монастырь Святой Анны. Время от времени в ней пробуждались религиозные чувства, и она уединялась в каком-нибудь монастыре, потом с друзьями обсуждала достоинства монахов, монашеские кельи, проповеди. Он же жутко скучал. А теперь, в этой затерянной квартире, без друзей, без документов, почти без еды, он наслаждался покоем, вручив свою судьбу провидению.
Он долго растирался полотенцем, и только отсутствие чистого белья мешало ему почувствовать себя по-настоящему комфортно. Завтра он устроит стирку. Прежде чем открыть банку крабов, он включил телевизор, чтобы не пропустить выпуск новостей, затем сел ужинать на кухне. Из гостиной доносились голоса, затем зазвучала музыка. К нему возвращались забытые воспоминания. Часто, когда еще была жива Дениза, он включал телевизор, направляясь к ней на кухню. На чтение газет не всегда хватало времени, и он довольствовался тем, что издали слушал новости, пока она что-нибудь рассказывала.
— Ты слышишь, что я говорю?
— Разумеется... Ты пригласила мадам Лувель на чай.
Он избегал этих чаепитий, там слишком много болтали о политике. Дениза была яростной клерикалкой и упрекала его в безразличии к религии.
Он представил, что она сидит напротив и тоже ест крабов. Это было столь нелепо, что он мысленно попросил у нее прощения. Она осудила бы все, что он делал последнее время. Прежде он никогда не вышел бы в гостиную с тарелкой в руке, под предлогом, что должны передавать новости. Он никогда не стал бы вытирать рот носовым платком... Общий рынок... Да ну его! Он им больше не интересуется, а ведь раньше он в него верил... ядерное разоружение... все происходит в другом мире. Торжественное построение перед Домом инвалидов... Он чуть не улыбнулся... Денизе так хотелось, чтобы он получил какую-нибудь награду... Наконец перешли к происшествиям. Он поставил тарелку на подлокотник дивана. Опять буря... Сорваны крыши в Морбигане. Затонул траулер «Мари-Элен» из Конкарно... Так, так... дальше!.. Ах! Ну вот и о нем.
«...Следствие по делу Севра продолжается. Наши корреспонденты в Нанте сообщают...»
На экране появилась ферма, полицейские машины во дворе. По полученным данным, Севр серьезно поссорился со своим зятем, Филиппом Мерибелем, после чего покончил самоубийством, выстрелив себе в голову из ружья. Филипп Мерибель исчез, но его машина «шевроле-импала» найдена на стоянке вокзала в Сен-Назере.
Камера двинулась вокруг «шевроле». Возле машины стоял полицейский. Он смотрел прямо в объектив, заложив пальцы за пояс. Потом вновь показали ферму, залитую дождем, и вдруг крупным планом лицо Мари-Лоры. В сером свете дня она походила на нищенку.
«Мадам Мерибель не смогла ничего разъяснить следствию. Ее брат и муж хорошо ладили друг с другом. Их дела, несмотря на кризис, казалось, процветали... Комиссар Шантавуан отказался от каких-либо комментариев. Это самоубийство повергло в уныние весь район, где у покойного осталось много друзей».
Камера показала его фотографию, и он невольно отпрянул. Его портрет был в траурной рамке, таковым он появится в завтрашних газетах, таковым его увидят миллионы людей. Эта фотография сделана три года назад. Тогда завершалось строительство комплекса «Морские ворота». Он выглядел важным, уверенным в себе.
«После смерти мадам Севр, безвременно ушедшей из жизни вследствие неизлечимой болезни, покойный жил уединенной жизнью. Траур, в котором он пребывал, возможно, частично объясняет его отчаянный поступок...»
Начались спортивные новости. Севр выключил телевизор. Это уже победа. Он взял тарелку и разделался с крабами, не присаживаясь, смутно испытывая недовольство. Нет, траур здесь ни при чем. Если же комиссару этого достаточно, тем лучше! Но он-то знал, что причина кроется в... Нет сомнений, первое время смерть Денизы казалась ему кошмарным сном. Да и теперь ему не следовало слишком много об этом думать. Однако...
Он вымыл тарелку, приборы, замел крошки в угол комнаты. Чем ему заняться вечером? Может, заглянуть в магазин, заодно и воздухом подышать? Он оделся, сунул фонарик в карман и вышел. Шторм утих. Дождь перестал, и он рискнул пойти по тропинке. Ночь была темной, но время от времени небо вдруг освещалось, и Севр вспомнил, что наступило полнолуние. Хотелось курить, но он решил пока воздержаться.
Со стороны поселка его не увидят. Первые дома находились примерно в полукилометре по другую сторону пустыря. Несмотря на темень, он легко представил себе участки, с уже намеченными улицами, вдоль которых стояли фонари, которые, возможно, никогда не зажгутся, панно, где крупными буквами значилось: «Компания Севра». Ла-Боль. Улица Ласточек». Буря, конечно, повалила это панно. Вот и еще одно предупреждение.
Пляж простирался слева, волны свободно накатывались на берег, в ночи слышался лишь шум прибоя. Никому не придет в голову сунуть сюда нос. Севр неторопливо направился к своему агентству. Это агентство, где хранились ключи, доверенные тетушке Жосс, — просто подарок судьбы. Под напором ветра дверь открылась. Севр вошел, снова пересмотрел содержимое бюро и картотеку. Он обнаружил три ключа на одном кольце с этикетками: «Железная раздвижная дверь», «Дверь во двор», «Гараж». Если и были какие-то съестные припасы, то они хранились в гараже. Но в каком? Под каждым корпусом находился паркинг, разделенный на боксы. В каждом подъезде стоило лишь повернуть направо, как сразу начинался плавный спуск в подвал. Севр сбежал вниз. В луче фонаря двигались тени, шаги пробудили эхо. Он подошел к первым двум ближайшим боксам, но ключ не поворачивался. Он прошелся по обширной стоянке и с удовольствием отметил, что пол и стены сухие. Четвертый бокс открылся без труда. Он был забит ящиками, пакетами, тарой для бутылок. Прямо корабельный камбуз! Луч фонаря упал на консервные банки, часть из них валялась в беспорядке. Даже странно. Севр посветил повыше, чтобы охватить подвал целиком. Складывалось впечатление, что товары просто свалили в кучу или в них рылись и все перевернули. Но кто мог здесь хозяйничать? Скорее всего, владелец гаража поручил навести порядок какому-нибудь небрежному служащему, а тот принялся за работу в последний момент, как раз перед отъездом.
Севр быстро прикинул, что можно захватить с собой: опять крабы, уже тошнит от них. Мясные консервы, солонина, сардины в масле, говяжья тушенка — словом, все то, что продается обычно в бакалейной лавке; на этом можно продержаться несколько месяцев и подохнуть от цинги. Фруктовые соки — в изобилии. Бутылки с минеральной водой. Вина нет, кофе тоже. Он спотыкался о детские ведерки, мячи, шезлонги. Потом увидел коробки с разобранными бумажными змеями, с пляжными играми. Под руку попалась пустая упаковка с оторванной крышкой... Но действительно ли она была оторвана?.. Не становился ли он подозрительным, как преследуемый зверь?..
В самой глубине, в углу, где стояла куча банок, он обнаружил разные мелочи: помазки, зубные щетки, но бритвы не было. Лезвия, разумеется, проржавели бы. Он сунул в карман несколько банок сардин, пачку аспирина. Нет смысла нагружаться: он будет приходить сюда по мере надобности. На три с половиной дня всего хватит. Он с облегчением закрыл дверь. Раз уж он отправился на поиски, стоило вернуться сразу в квартиру Блази и взять красный плед, который он заметил, заодно и размяться немного. Завтра он постарается отремонтировать дверь агентства. Он не был мастером на все руки, но эта дверь, которая не закрывалась, его раздражала. Любой мог войти в помещение. Если вдруг тетушка Жосс надумает делать обход, чтобы посмотреть, не сильно ли пострадал комплекс от бури, то заметит, что кто-то проник в агентство, и может его обнаружить. Надо принять все меры предосторожности.
Небо прояснялось. Блестящие, прозрачные, как пар, облака, почти касаясь крыш, проносились так стремительно, что оставалось только удивляться, почему они движутся беззвучно. Гул моря, казалось, усилился, но теперь можно было различить плеск и шелест каждой волны. Если бы он решился, то отправился бы гулять по бесконечному пляжу. В конце концов, он свободен, свободен, как никогда. Может, из-за этого так тревожно на душе? В квартире Блази он осмотрел каждый закуток, но красного пледа на обнаружил. Скорее всего, его и не было. Севр ошибся... И все же...
Глава 5
На следующий день шторм возобновился с прежней силой. Севр приоткрыл в гостиной окно, выходящее на эспланаду. Отсюда можно было разглядеть крайние домики поселка. Они едва просматривались сквозь водяную завесу и казались покинутыми. Это напоминало военный пейзаж, когда от свинцовых снарядов темнел горизонт. Для Севра наступили томительные часы безделья, и он вновь прилег. Лишь телевизор кое-как скрашивал его затворничество. В промежутках между нечастыми передачами понедельника он слонялся из комнаты в комнату, кашлял и пытался без особой надежды предотвратить надвигающуюся простуду, глотая аспирин и грог. Чтобы убить время, он придумывал себе разную работу и делал ее не торопясь. Например, он принялся изучать бумажник Мерибеля. Но его зять был осторожен — в бумажнике лежала лишь небольшая сумма денег и несколько цветных фотографий с образцами домов и интерьеров — «квартиры под ключ», которые он продавал по нескольку раз. Хоть Севр досконально знал свое дело, он никак не мог подсчитать сумму мошеннической сделки. Несомненно, Мерибель знал, ч