как будто
лоб
— два глаза — сон один
рука
записывая еле
Лета
|1985|
леса — вспять
в тумане
сияния родины
островами остались жемчугами остались
леса до которых
я никогда не добрался —
— детское что-то я помню: то ль плечики в них
выступали — белели наклонно к полям
то ли жалобой
вдруг — расслаблялось движенье: скорее
в печали
чем зримое — там на опушке
недостижимой —
(были такие — я видел столь близко
а скоро
был только лишь ветер —
легко я — как в ветре — учился
легко понимать что уже не вернуться) —
в свете долин-перекрестков
казалось — что дети средь трав просыпались
и пенье искало слова — где-то рядом
будто
оттуда казалось —
в тумане сияния мира
жемчугами остались островами остались:
больнее чем в жизни — сиять
|1985|
сон-распад
а спящая она не просыпаясь
стреляет — головами и руками
своих обрывков — в виде сыновей:
о сон — распад — раскалыванье:
на числа мертвых… —
и ей — огромной — с лоном дремлющим
есть время долгое — не просыпаться:
— я в нем сотрусь — другой возникнет: длить! —
а шевеленья музыка огромна:
а зреет вдаль и вширь а подготавливается
ее пустою мощью
сверхсильное в дурмане место:
(из я-обломков — тишина) —
где будет — нечему очнуться
|1985|
выходя из оврага
[иштвану саболчу]
а слева — нищенская — своя же рука —
как младенческое
евангелие: о блистание — ни для кого:
малости — окольно-живого! —
и бродячим — безразличным евангелием
берет — овевает —
ласкаясь по-детски — лаская:
сердечнейший ветер сердечнейший:
величием Счастья безлюдности! —
о милосердие…
|1985|
и: место — давнего знака
а то что однажды
мелькнуло — как будто виденьем:
— при свете закатном
кланяющейся головы красота —
(добром ли творилась творила ль добро) —
остается — сиять:
там — где когда-то народ
был — полем а место:
головы-излучения:
— серединою миропространства! —
(прозрачного душами — будто единым:
ветром — особым) —
о — продолжаясь:
(давно уже нет никому даже веянья дара —
и видеть и помнить) —
в мире (да хоть отмененном) средь
Поля-России:
кланяющейся головы красота
|1985|
в ветр — не называя
…а напиши мне об инее…
Если мы думаем о чем-нибудь
часто, оно становится постепенно
воспоминанием о воспоминании.
«иней» ты шепчешь… а дальше закат
и движения города… —
и все что ни вижу
с тобой — как начало
для зрения — будто сквозь некую веху
прозрачную:
и в прошлом
и в будущем —
словно — в мгновенье едином… —
и ты и во всем и побольше! —
сквозь флоксы сквозь слезы-сиянье детей
сквозь давние свето-поля и сквозь боль
и страдания:
будто корнями лучей отовсюду
свободное
Солнце Любви! —
(мгновенье — и гул — только бездна
отсутствия: гул затихает —
отмена одной всеохватности светлой
всплывает такою же тьмою безвидной) —
и только шепчу я единое словомерцание —
неразделимое (было таким — и еще —
затихая — как чей-то — оставшийся —
ветр-доживание — чем-то
безличным пребудет):
«о-Счастье-о-Друг-мой-Аминь» —
(как в инее — свет предвечерний)
|1985–1986|
листки — в ветер праздника
(к столетию велимира хлебникова)
синью души велимировой
режут младенчески-чистые
звуком безвинным «дорози»
это и голос ребенка и мудрый
крестьянина взгляд! — и дороги
в Поле-России едином
в одно собираясь одним и расходятся:
обликом где-то давно велимировым!
я тоже немного лицо! временами
будто — из боли почти уже мусоргсковой!
и режут — как лечат — тоску по молчащим
полям
в дорогах лица наклоненного — в эту минуту
синью подспудной — «дорози»
костер как восклицанье Хлебникова
раненный хлебниковскими «сонными пулями»
вздрагиваю — будто просматриваясь
из углов — создаваемых самотолчками
оползней сна! — озаряясь
белизной — прерываемой множеством
душеподобий из глуби забвения
зорких — без лиц
а звезды
там
чисты (и вечными будут
если
Время отменится) чисты
бесчисленны и одиноки — и это
глаза Велимира
Последнего
Первого
«срубы я ставил» ты сам говорил
о стихотворные
срубы из бревен метафор сияюще-твердых
со звоном просторно-природным
как воздух — во время страды!
чистое «рабочее» дерево
более чем девяностопроцентное
в котором трухи обязательных «поэтизмов»
нет — как роскоши нет
в хозяйстве крестьянском
а светится душа голубоглазая
из сети призрачных «законов времени»
и все яснее лик: все ближе и прозрачней
любивший колос как ребенка
раненный хлебниковскими «сонными пулями»
договариваю — вздрагивая
окраинами и разрушенными центрами
видящего сна и не видящего
сна-расползаясь-меня
а операция — разбудить
29-го в 9
у́тра московско-окраинного
|23–29 сентября 1985|
снова: появление синицы
[е. эпштейну]
это черно-зеленое
облако силы безвинной
я не однажды под небом будил —
снова как в давние годы
сжалось оно в эту птицу — в доверчиво-робкое
вздрагиванье
цветка — принесенного ветром и снегом:
грусть расширяя
в дом и в окраину города —
стуком в окно расцветание было:
в шуме прихода друзей сохраняясь
минуту-другую —
(я говор их слушал
как будто
светлее и радостней спал)
|1985|
поле весной
там чудо покрывает ум
|1985|
вечер
И — состояние
цветка одинокого — розы:
как неумелое: в несколько — будто — приемов
объятье — младенца:
без обнимаемого.
|1985|
песенка для друга
[л. данильцеву]
грустно — и будто так слабо
и это понятно
даже и не объяснить
и только (вдруг вспомнив что очень уж издавна)
не прерывая как некое дело молчать
это не стоны ломания двери не крик
из безкостного дна человечьего! друг
(или еле-движение друга)
грустное-просто — сильнее беды:
ибо нет оставленья! —
и так без забвенья понятно
точно как то что «живем-поживаем»! — и это
лишь ветр за окном: постоянно —
как брошенный дух — слабосильный
и очень уж даже
простой
|1985|
сон: формы арпа[1]
а вздрогнула
сна белизна — от движения
сил без названий и вида —
— а где-то росли и шумели
яблоко солнце и голубь —
а потом бесконечное утро
в поле без города и без лесов
горело фигурами внутренними —
сил — продолжавшихся