О, как все просто. Это — такое «просто», что на языке — не будет. (Можно попытаться. Сразу выступит — вещь. «Простое», — такая Свобода, — сравним: ум ввел распад.)
Рябь. Просто, головокружительно.
О, шорохи, одежда моя. Солома. Му-у-сор. О, шуршание, кожа моя. Я-родина, я-такая-одежда-и-плоть. С шорохом-кожей.
Рябь.
Да никто не кричит, То-есть. Не я же. «Я» — липко. Есть что-то другое (за — шорохом. За этим шуршанием).
И в воде гуляет зрение этого француза. Па-а-даль. Что это, — суть? — одеяние? Е-дин-ство.
Забудь. О, когда же. Забудь. И — н а ч и н а е т с я ч и с т о т а.
И.
Рябь. Со всею грязью — мук.
Без — всплытия.
Не-Baptême.
Не-е.
|1991|
давнее рисование
[н. дронникову]
…первый след карандаша.
спичка шептаться могла — и свеча
Миром была принимая в себя —
и казалось что крохи
в сумерках утешающе-теплились хлеба
светом — в сердца исходящим
(…а почему бы и нет?..) — и рука
тишиной отягчалась
все более «зримой»:
глаз
будто в родник… — припадая… —
(следы начинались
зернистые
первые
скользя — как в гору!
— …шорох — Его разговор… — через нас
здесь: с Миром)
|1992|
флоксы ночью в берлине
[г. а.]
как будто с головы
незримо силы падают!
и в том бессилии «душою» называемом
поют-кричат деревни-и-туманы
где солнца как живые
грустны — огромны — далеки! —
средь их лоскутьев
(так — куст: как будто на отшибе Родины:
«родной» не назову:
дрожит)
|1992|
три семистишия
мне эта сырость — за дорогой — слева
достаточна… чтоб возрождаясь в травах
сквозить и шириться — все далее навстречу
иным шуршаниям… и только грусть
бескрайняя
меня — во тьме — дробит: туманом-мною
свободно мокнуть — шелестя все глубже
бездонным — леса — краем
а был — пребыл — лишь только отголоском
шуршаньем — светом — говором и пеньем
простой и ровно-неизменной бедности:
— путей земли — простых небес и ветра! —
безотносительной… — она сама звучала
как свет осенний и как детский лик!
была — как поле: Богу
и будет отнято — лишь острым светом звезд
и оком ночи… ибо так — дыханье
лишь океаном мира
в прибое — бьется… об ином — не просим:
ветр — небо — свет! — и тонет
поклон мой — праху-пению (сквозит
з а р е й п р о щ ан ь я
Religio-Народ и Слово-Сирость)
|1992|
Берлин
два эпилога
чистота тропинки
простота воды —
и такое небо — будто снится
этой выси — никому неведомая
очень — даже очень уж — другая
бедность ясная Земли —
в нас немного говорящей:
«пока мы в мире есть
дым — в трубах изб — играет»[4]
что-то тускло-белое больничное
в поле двигало скольжения
— дай нам Бог лечиться этой тишиной —
и дорога за окном как за воротами
угасала все сырее и грустнее
«вот и весь» шепталось будто «путь земной»
|1993–1994|
Денисова Горка
сад — грусть
это
(быть может)
ветер
клонит — такое легкое
(для смерти)
сердце
|1994|
ловля лета
вдруг:
(долгое «что-то» из множества «вдруг») —
сад — как видение: яркий как кварц!
драгоценность дорожная —
искры — из сада по окнам — туманней
в глубинах
по переулку телега светла
выше — лишь ветер где птицы и флаги! —
призрачен мост — не встревожена пыль —
и бревно горячо
и обходит река
два отдаленных тенистых села —
и вечереет… —
(и скрыто как сердце)
|1995, август|
Мордовия, проездом
отклик на книгу друга
[а. макарову-кроткову]
здесь
фигурация улыбки — словно заранее
попросившая прощение
молчание — будто присутствие рядом
запрятавшейся птицы — когда
притихаем и сами
(звук — знак об утрате)
когда
«простенькое» слово (например «будильник»)
вдруг создает
лес — не-людской… и движение
поликушки-человека
по грустно-современному Русскому Полю
|1995|
во время болезни друга
[к живописи леонарда данильцева]
будто приснился Бог — и вот вспоминается
складываясь в забытое Ви́денье (то распадаясь
то вновь начинаясь)
из снега на давних холмах и дорогах
из детских одежд-говорений
из лиц зверей из улыбки-и-плача — рядом —
у порога друзей:
вас — дорогих: о, живопись, жизнь,
Недавнее-Невыразимое
(прекрасное как обед бедняков)
|1996|
поля этого лета
[а. х.]
даже и здесь
время как будто подрагивает — вновь обновляя
эти прощанья-поля —
(как народопрощанья) —
то длятся как зыбкая темень
(чем-то все более
ранее — детства) —
то — спотыкаясь душевной неровностью
будишь в травах — как в памяти
чью-то ушедшесть —
(и травы выплескивают
последние говорения) —
и шорох — скрипение (где-то там роет
некто подземный… нет: это ближе:
«это
сердце стареет») —
и потом — будто только что
открыли окно
на тропинку —
и облака над травами
делают вселенную… —
будто
двигаются — воздвигаются!
словно все это
Строит-Распевает — подталкивающее Стройное
где-то
Дыхание —
и завершающее — так чтоб и нам притихать:
«далеко» — это только негромкое звучание
о родине дальней… (о да: как гимн…)
и это
сразу
давно
|1997|
из строк во сне
и левою частью лица
косясь
честно и прямо
бледность — во сне — Шостаковича
жертвенностью — как треснувшей глиной
кричащая —
как будто — другу
|17 апреля 1998 (к утру)|
день — к вечеру
И они выплывают и устанавливаются,
учреждаются — эти Стога
конца — очередного
Тысячелетия (…условность мгновения…) —
и Закатного Солнца
великолепие
стойко — пока — пребывает — и вскоре
бессмертная
Дороги Печать
въявь утверждается — зримо-и-медленно:
вечно — на окраине леса — Сиять.
|1998|
начиная с поля
весь день — повторение ветром
себя самого
с края — соседнего поля:
зримо — легко — широко! —
а здесь — средь крестьянских
строений
его спотыкания
все глуше — как встреча
с «Кем-то» — души! —
без явности — без разделенности
|1999–2000|
давнее
И в поле
плакали снопы — со влажными
и золотыми спинами —
склонившись над стеной
несжатой части ржи… —
светало
без перемены плача этого… —
был ровен — Мир.
|2000|
посреди поля
а там
прощаются дороги — дороги прощаются:
вскидываются — оказываясь
в прошлом (невыразимо-родном)
в будущем (будто грызущем
в чем-то «своем» да укрыто-враждебном
жизнь
кричащую жизнь)
|2001|
снова: дорогое немногое
последним примет лес в воспоминаньях:
уронит — даст мне пятна мокрые
чтоб я с руками повозился как с вещами —
и будет: на такого смотрит
разрозненная родина (весь «край») —
несказанным продержится «прощай»
и всем пыланьем зелени тогда меня затопит —
и поле без меня тогда раскроется
чуть-чуть грустнее искриться в сияньях —