Даже тотъ, кто лежитъ на распутьи дорогъ,
Кто гніетъ одиноко въ грязи,
Онъ счастливѣе насъ, онъ не знаетъ тревогъ
Нашей долгой воздушной стези.
О, пробьетъ ли для насъ, совершившихъ свой кругъ,
Ужъ давно призываемый часъ?
Разнесетъ ли насъ вихрь и развѣетъ вокругъ
И слѣда не оставитъ отъ насъ?
Иль дыханье зимы успокоитъ навѣкъ,
Охладитъ наше сердце совсѣмъ,
И пушистый, сіяющій, дѣвственный снѣгъ
Наши трупы прикроетъ затѣмъ?
И, быть можетъ, полгода проспавъ безъ заботъ
Подъ защитой его пелены,
Изъ поблекшихъ листовъ хоть одинъ оживетъ
Съ наступленьемъ веселой весны.
Но въ застывшее сердце ликующихъ силъ
Не вернетъ дуновенье ея,
И въ пустыню изсякшихъ и мертвенныхъ жилъ
Не вольется живая струя.
И нигдѣ поколѣнія павшаго сынъ
Не отыщетъ пріюта себѣ,
И зеленыя дѣти цвѣтущихъ вершинъ
Не отвѣтятъ скитальца мольбѣ.
Пролетайте жъ, кружась, безъ слѣда, безъ конца!
Намъ въ пути отдыхать не дано.
Наша грудь холодна, словно грудь мертвеца,
Наше сердце угасло давно…
Ива
Въ пустынѣ, гдѣ царствуетъ холодъ и вьюга,
Гдѣ землю не грѣетъ весна,
Плакучая ива, изгнанница юга,
Стоитъ безъ пріюта одна.
Нарядъ ея пестрый мятели умчали
И кудри сорвали съ чела,
И бѣлая риза холодной печали
На тонкія вѣтви легла.
Стоитъ она грустно и голову клонитъ
Къ безжизненной, мерзлой землѣ
И только порою чуть слышно застонетъ,
Тоскуя о лѣтнемъ теплѣ.
Но слабаго стона никто не услышитъ,
Лишь вѣтеръ колючій и злой
Внезапною дрожью вершину всколышетъ
И дальше умчится стрѣлой.
И мягкаго снѣга пушистые хлопья
Безшумно попадаютъ вслѣдъ,
Какъ будто одежды истлѣвшей отрепья,
Открывшія черный скелетъ.
И тонкія иглы морозныхъ росинокъ
Посыплются чаще, чѣмъ рой.
Заблещутъ, какъ искры застывшихъ слезинокъ,
Живой, серебристой игрой.
Зимой
Морозъ крѣпчаетъ. Мерзлый паръ
Изъ устъ выходитъ съ рѣзкимъ свистомъ,
Но свѣтлый сумракъ полонъ чаръ
И звѣзды блещутъ въ небѣ чистомъ.
На дальнемъ сѣверѣ видна
Полоска призрачнаго свѣта.
Она струится, какъ волна,
Туманомъ розовымъ одѣта.
Природа спитъ спокойнымъ сномъ
На бѣлоснѣжномъ, пышномъ ложѣ.
Въ недвижномъ воздухѣ ночномъ
Какъ будто вѣтеръ дремлетъ тоже.
Столбомъ высокимъ и прямымъ
Надъ цѣлой группой зданій близкихъ
Выходитъ ярко-красный дымъ
Изъ черныхъ трубъ, кривыхъ и низкихъ.
Кругомъ — ни звука. Тишь лѣсовъ
Полярный городъ осѣнила,
И только вой упряжныхъ псовъ
Несется издали уныло.
Мое жилище, словно гробъ,
Зарылось въ землю противъ стужи.
Какъ снѣжный валъ, большой сугробъ
Его совсѣмъ закрылъ снаружи.
Внутри и тѣсно, и темно,
Косыя стѣны пахнутъ гнилью,
И потолокъ уже давно
Покрылся плѣсенью и пылью.
Плохая сальная свѣча
Дрожащимъ пламенемъ мерцаетъ,
И слабый блескъ ея луча
По льдинамъ оконъ пробѣгаетъ.
Каминъ заботливо закрытъ,
Я угли сгребъ въ большую груду,
Но тамъ послѣдній жаръ горитъ
И брыжжутъ искры отовсюду.
И, словно жаръ, горящій въ немъ,
Въ моей душѣ тоска глухая
То вспыхнетъ трепетнымъ огнемъ,
То вновь слабѣетъ, потухая…
Въ фонтанѣ искръ моимъ очамъ
Мелькаетъ тѣней вереница,
Сквозь жаръ углей по временамъ
Я вижу дорогія лица,
Картины яркія плывутъ
Со всѣхъ сторонъ. Имъ нѣтъ преграды.
И наполняютъ мой пріютъ
Воскресшихъ призраковъ отряды.
Откуда вы? Какая власть
Опять землѣ васъ воротила?
Или могильной бездны пасть
Васъ не навѣки проглотила?
Зачѣмъ вашъ шопотъ слышу я:
«Возстань! Еще не все забыто!»
Смотрите: цѣпь крѣпка моя,
А мощь руки давно разбита…
Идите прочь! Изсякшій ключъ
Сквозь мертвый камень не пробьется,
Не оживетъ погасшій лучъ
И то, что было, не вернется.
Увялъ вѣнокъ, разбитъ алтарь,
Жрецы въ плѣну, бойцы въ могилѣ.
И нѣтъ возврата прошлой силѣ,
Не будетъ то, что было встарь.
Въ пустынѣ
Сегодня тяжелый мы сдѣлали путь
Въ пустынѣ безлюдной и сонной,
И люди и кони хотятъ отдохнуть,
Свершивъ переходъ отдаленный.
Ужъ близится вечеръ, и зной ужъ исчезъ,
И выросли тѣни, и хмурится лѣсъ.
И выросли тѣни и хмурится лѣсъ,
А солнце не хочетъ садиться,
Оно заблудилось въ пустынѣ небесъ,
Не можетъ на западъ спуститься.
Какъ мы, оно бродитъ, устало скользя,
Но солнцу на отдыхъ спуститься нельзя.
Мы начали рано обычный походъ,
Покинувъ ночлегъ одинокій.
А солнце ужъ въ полночь пошло на восходъ
И начало путь свой далекій.
Съ тѣхъ поръ какъ надъ тундрой дохнула весна,
Оно не видало ни ночи, ни сна.
Сегодня и мы натерпѣлись хлопотъ,
Съ утра мы попали въ трясину.
Извилистымъ шагомъ ползли мы впередъ,
Мѣся безотрадную тину.
И кони пугались невѣрной стези,
И вязли по брюхо въ зеленой грязи.
И спутники, съ бранью покинувъ сѣдло,
Въ глубокую прыгали лужу,
И въ тинистой влагѣ брели тяжело,
Хранившей подземную стужу,
И мокрые вьюки отбросивши прочь,
Усталымъ конямъ торопились помочь.
Я тоже купался не разъ и не два
Въ той влагѣ холодной и липкой.
Измученный конь мой тащился едва
По почвѣ невѣрной и зыбкой,
И падалъ на кочкахъ, колѣни склоня,
Въ гніющую воду бросая меня.
Мохнатыя кочки, какъ будто росли,
Тянулись упорно изъ грязи,
Какъ тайныя змѣи, межъ ними ползли
Незримыя, крѣпкія связи.
Опасныя ямы, глубокіе рвы
Таились средь мокрой, болотной травы.
Намъ встрѣтилась чаща колючихъ кустовъ,
Слѣды тамъ внезапно исчезли,
И вѣтви сплетались, какъ плотный покровъ,
И дерзко навстрѣчу намъ лѣзли.
Онѣ насъ ловили, какъ частая сѣть,
Въ лицо намъ хлестали, какъ тонкая плеть.
И лѣсъ намъ попался. Онъ росъ по буграмъ,
Но лучше дорога не стала.
Болото упрямо тянулось и тамъ,
Болото деревья питало.
Сквозь мхи посылало невидимый стокъ,
Гдѣ вмѣстѣ купались и конь, и сѣдокъ.
Мѣстами деревья вставали, какъ строй,
Вершины смыкались, какъ своды.
Мы ѣхали тихо. Въ трущобѣ сырой
Едва находили проходы.
Рогатые сучья на каждомъ шагу
Намъ путь заслоняли, какъ будто врагу.
Древесные трупы навстрѣчу порой
Ложились преградой огромной,
Ихъ бурые корни вздымались горой,
Зіяли пещерою, темной.
И мшистыя нити сплетались въ узлы,
И гниль наполняла сѣдые стволы.
И кони ступали на ветхіе пни,
И пятились долго со страхомъ,
И падали въ дупла, какъ въ глубь западни,
Засыпанной тлѣющимъ прахомъ,
И бились, запутавъ развязанный тюкъ,
И ранили ноги о сломанный сукъ.
Иныя деревья тонули во мху,
Таились, незримыя взору.
Другія, какъ арки, висѣли вверху,
Сгибая живую опору,
И тихо качались надъ нашимъ путемъ,
Готовыя рухнуть внезапно, какъ громъ.
Мы долго терпѣли усталость и зной,
Боролись съ трясиной и чащей.
Насъ долго крылатый преслѣдовалъ рой,
Назойливой тучей летящій.
Комаръ увивался, жужжа и звеня,
И оводъ кружился и жалилъ коня.
Но день нашъ оконченъ. Настала пора
Привалъ для ночлега раскинуть,
И путникъ усталый спѣшитъ до утра
Желѣзное стремя покинуть.
Отпущенъ на волю разнузданный конь,
И вмигъ разгорѣлся веселый огонь.
Походный котелъ ужъ на крюкѣ виситъ
И долгую пѣсню заводитъ.
Ямщикъ передъ нимъ неподвижно сидитъ
И глазъ отъ огня не отводитъ.
И голосомъ тихимъ и грустнымъ, какъ стонъ,
Шумящей водѣ подпѣваетъ и онъ…
……………………………………………………………………
Товарищъ, скажи мнѣ, какая мечта
Возникла въ душѣ твоей снова.
Зачѣмъ ты сомкнулъ такъ упрямо уста
И молвить не хочешь ни слова?
Зачѣмъ опустилъ ты такъ низко глаза
И смотришь на землю уныло?.
И мнѣ показалось, какъ будто слеза
Рѣсницы твои увлажила.
Мой другъ, ободрися, намъ плакать нельзя,