Бѣдѣ не поможешь слезами!
Куда ни легла бы предъ нами стезя,
Ее отыскали мы сами.
Мы были не дѣти, не слѣпо мы шли,
Покорны святому завѣту.
И видѣть могли мы въ туманной дали
Пустыню холодную эту.
За нами остался весь міръ позади,
Измѣнчивой жизни движенье.
И только, какъ призракъ, хранимъ мы въ груди
Минувшихъ картинъ отраженье.
За нами остались, какъ тѣни во мглѣ,
Былыя тревоги и страсти.
Въ союзахъ и спорахъ людей на землѣ
Ужъ нѣтъ намъ попрежнему части.
Пускай же въ изгнаньи намъ жизнь суждена,
Еще намъ осталась природа.
Людскихъ приговоровъ не знаетъ она,
Ей служитъ закономъ свобода.
Она намъ поможетъ бороться съ тоской
Въ унылыя, долгія лѣта,
И будетъ пустыни беззвучный покой
На мѣсто людского привѣта.
Среди непрерывной двухмѣсячной тьмы,
Подъ бременемъ стужи суровой,
Какъ отблескъ полудня во мракѣ тюрьмы,
Блеснетъ намъ надежда на небѣ зимы
Зарей полуночной, багровой.
И звѣздное небо намъ будетъ мерцать
Спокойной и грустною лаской,
И будутъ намъ рѣки привѣтомъ журчать,
И жалобы вѣтра намъ будутъ звучать
Невнятной, но чудною сказкой.
Посвященія
М. Е. Салтыкову
Безсильны мы, и наша жизнь пуста,
Мы оскудѣли хуже нищихъ.
Послѣдняя разсѣяна мечта,
Богатства наши на кладбищахъ…
Тамъ много есть погнувшихся крестовъ.
Подъ ними мертвыхъ мы зарыли,
Ничья рука не носитъ имъ цвѣтовъ,
Туда дорогу мы забыли.
Мы впали въ старчество, нашъ дряхлый умъ заснулъ,
Намъ память служитъ неисправно…
Мы помнимъ только то, чему ужъ вѣкъ минулъ,
Забывъ, что было такъ недавно.
Мы ждемъ, чтобъ славы лучъ изъ бездны къ намъ достигъ,
Подобный радостному чуду.
Намъ дороги листы лишь пожелтѣвшихъ книгъ,
Столѣтній срокъ намъ нуженъ всюду.
Мы въ слѣпотѣ росли, и съ глазъ своихъ сорвать
Мы сами не хотимъ повязки,
И геній творчества на вѣру признавать
Нашъ умъ привыкъ изъ-подъ указки.
Пророческій призывъ не окрыляетъ насъ,
Не вдохновляютъ звуки пѣсенъ,
Мы ждемъ, чтобъ ихъ огонь безжизненно угасъ,
Чтобъ ихъ слова покрыла плѣсень.
И не волнуетъ насъ сатиры гнѣвный кликъ,
И ѣдкій смѣхъ, и громъ проклятій.
И геній признавать нашъ умъ давно привыкъ
Лишь на страницахъ хрестоматій.
Короткихъ десять лѣтъ исполнилось едва,
Какъ смерть перо твое сломала:
Ты кончить не успѣлъ «забытыя слова»…
До смысла ихъ намъ дѣла мало.
А между тѣмъ, какой огромный кладъ
Ты послѣ смерти намъ оставилъ!
Ты даръ имѣлъ тройной, и трижды цѣнный вкладъ
Въ кошницу духа ты прибавилъ.
Орлиный, ясный взоръ — вотъ первый изъ даровъ…
Какъ будто скальпель хладнокровный,
Онъ съ труповъ отдиралъ раскрашенный покровъ
И разсѣкалъ туманъ условный.
Языкъ твой былъ, какъ бичъ жестокихъ Эвменидъ,
Изъ змѣй живыхъ такъ гибко свитый.
Онъ мстилъ насилію за долгій рядъ обидъ,
Но былъ страданію защитой.
Но лучшимъ изъ даровъ, жемчужиной вѣнца,
Была любви живая тайна.
Она въ груди твоей горѣла до конца,
Но открывалась лишь случайно.
Твой голосъ рѣзокъ былъ и изливалъ на всѣхъ
Кипящій дождь насмѣшекъ гнѣвныхъ,
Но вѣчно слышенъ былъ сквозь этотъ горькій смѣхъ
Стыдливый отзвукъ слезъ душевныхъ.
Ты наши немощи не уставалъ бранить,
Но ты въ душѣ хотѣлъ намъ вѣрить, —
Всей нашей трусости не могъ ты оцѣнить
И нашей слабости измѣрить.
Какъ службу скучную, мы дни свои влачимъ
Такъ безполезно, такъ безцѣльно.
И нашъ любой порывъ теряется, какъ дымъ,
И наша страсть всегда поддѣльна.
У насъ рутиною подавлены умы,
Сердца безкровны и беззлобны.
Горѣть твоимъ огнемъ не въ силахъ мы,
Твой гнѣвъ дѣлить мы неспособны.
Мы не нужны. Исчезнуть намъ пора
И для другихъ очистить сцену.
Нашъ жалкій трудъ для правды и добра
Уже имѣть не можетъ цѣну.
Но вырастутъ преемники вокругъ
И возмужаютъ, кончивъ дѣтство:
Они возьмутъ изъ нашихъ дряблыхъ рукъ
Твое великое наслѣдство.
Они не спросятъ насъ, куда и какъ идти,
Вздыхать не станутъ съ нами вмѣстѣ
И смѣло двинутся по новому пути,
Оставивъ насъ стоять на мѣстѣ.
И торопясь впередъ, чтобъ съ бою взять успѣхъ,
Окинутъ насъ прощальнымъ взглядомъ
И бросятъ намъ въ глаза неумолимый смѣхъ, —
Твой прежній смѣхъ, текущій ядомъ.
1899 г.
А. С. Пушкину
Средь пошлостей жизни, не знающей права,
Въ грязи, попирающей честь,
Есть въ нашей отчизнѣ нетлѣнная слава,
Святыня великая есть.
Средь множества храмовъ божественной вѣрѣ
Иной воздвигается храмъ.
Тамъ зависть и злоба смирились у двери
И поздній зажгли ѳиміамъ.
Еще онъ не конченъ, но пышно украшенъ.
Онъ сложенъ изъ мраморныхъ плитъ,
Верхушками бѣлыхъ, какъ лебеди, башенъ
Подъ самое небо глядитъ.
Искусство и геній безъ отдыха строятъ
И камень за камнемъ кладутъ,
Чтобъ вывести своды. Но дорого стоитъ
Вѣками завѣщанный трудъ.
Судьба заставляетъ платить насъ сторицей,
Зловѣщій итогъ подводя,
И камни даритъ намъ надъ свѣжей гробницей
Пророка, героя, вождя…
И ты, Аріонъ, вдохновенно отважный,
Ты былъ на ладьѣ не одинъ…
Но шквалъ потопилъ васъ средь пропасти влажной
Въ утробѣ холодныхъ пучинъ…
Хотѣлъ ты укрыться, разбитый борьбою,
На черный скалистый уступъ,
Но черная гибель пришла за тобою,
Валы набѣжали и въ жертву прибою
Безжизненный бросили трупъ…
Ты сѣятель ранній, бросавшій съ любовью
На тощую почву зерно,
Его оросилъ ты горячею кровью,
Чтобъ лучше всходило оно.
И будетъ огонь твой родному народу
На вѣчномъ сіять алтарѣ,
За то, что ты первый прославилъ свободу
И первый молился зарѣ.
Твой геній не умеръ. Намъ въ душу проникла
Могучая пѣсня твоя.
Изъ вѣщаго слова для жизни возникла
Духовнаго братства семья.
Малѣйшая капля той пролитой крови
Изъ темной земной глубины
Вернулась наружу, какъ вѣнчикъ багровый,
Какъ алая роза весны.
И стало насъ много. Что годъ, то замѣтнѣй
Растущій кругомъ легіонъ.
Почтить твою память на праздникъ столѣтній
Собрались мы съ разныхъ сторонъ.
Насъ много, насъ много!.. Какъ всходы на нивѣ
Изъ рыхлой сырой борозды,
Какъ свѣжія волны въ шумящемъ приливѣ
Встаютъ за рядами ряды.
Въ рабочей казармѣ, надъ грамотой въ школѣ,
Надъ книгой въ мужицкой избѣ,
На уличныхъ камняхъ и въ дремлющемъ полѣ
Рождается откликъ тебѣ.
Растетъ твое имя все выше и выше,
Идетъ твоя слава впередъ.
Подъ эти соломой обвитыя крыши
Тебѣ открывается входъ.
И въ тактъ твоей пѣсни звенящей и стройной
У времени въ крѣпкой рукѣ
Снуетъ все быстрѣе челнокъ безпокойный
На ткущемъ побѣду станкѣ.
1899 г.
Царскосельскій фонтанъ
Вѣчно изъ урны разбитой, прозрачной и сильной струею
Влаги сверкающей ключъ льется на землю звеня.
Мальчикъ, взобравшись на камень и смѣло впередъ наклонившись,
Жадно припалъ къ роднику, съ рискомъ свалиться долой.
Пей! упадешь, не бѣда: отважнаго Богъ охраняетъ.
Встанешь и вновь утолишь юную жажду свою!
Но не изсякнетъ струя, серебряный звонъ не умолкнетъ
Свѣжій и сладкій потокъ внуковъ твоихъ напоитъ.
Разбойникамъ пера
Кто хочетъ, пусть молчитъ, но я молчать не стану.
На торжествѣ святомъ мнѣ ненавистна ложь.
И брошу я въ лицо безстыдному обману
Карающій упрекъ, отточенный, какъ ножъ!
Какъ гнѣвъ мнѣ окрылить, какъ голосъ мнѣ усилить?
И плетью словъ моихъ васъ поразить сплеча,
И ярости потокъ на васъ до капли вылить,
И пригвоздить къ столбу, какъ остріемъ меча?..
Оставьте праздникъ нашъ! Не мѣсто здѣсь глумленью!