Казаринъ только плечами пожимаетъ, вмѣсто отвѣта.
— А какъ безработица на тракту? — спрашиваю я, чтобы перемѣнить разговоръ.
— Таетъ она. По деревнямъ разъѣзжаются люди.
Онъ, видимо, торопится пройти… Ему хочется слушать, что говорятъ за чайнымъ столомъ. О чемъ бы еще спросить? Ахъ, да…
— А какъ у васъ союзъ русскаго народа?
Онъ опять пожимаетъ плечами.
— У насъ нѣтъ союза русскаго народа…
Вотъ другой мой знакомый — Антошинъ, кузнецъ, огромный, спокойный силачъ. Онъ ломаетъ подковы въ рукѣ и крестится гирей.
— Какъ живете, Антошинъ?
— Хорошо живу. Сдалъ экзаменъ. Теперь я не кузнецъ, я — техникъ.
Онъ говоритъ съ волжскимъ акцентомъ на о.
— Ну, давай Богъ. А что у васъ дѣлается?
— За просвѣщеніе взялись Одну кампанію проиграли. Учиться бросились. Тѣ же эсдеки партійные стесали углы. Директивовъ не надо…
— А вы не эсдекъ?
Онъ медленно качаетъ головой.
— Я анархистъ…
— Какъ?!.
— Анархистъ, крайній, — рубитъ онъ безжалостно.
— Что такое вы говорите?
— То и говорю, что не надо директивовъ. Толстого я читалъ и Кропоткина. Я съ ними анархистъ, русской души анархистъ, анархистъ-молчатель.
Поди, разберись съ этой русской душой.
Она начинается отъ союза русскаго народа, а потомъ сдвинется съ мѣста и выѣдетъ, какъ будто по льду, въ открытое мерзлое море и все катится, пока не докатится до такого молчальнаго анархизма. Кто знаетъ, куда она закатится въ концѣ концовъ. Быть можетъ, «просвѣщеніе» поможетъ зацѣпиться за что-нибудь по дорогѣ…
1909 г.
2. Школьная дача
— Ура! Ура! Ура!
Проворныя дѣтскія фигурки снуютъ между деревьями, машутъ платками и кричатъ, привѣтствуя каждаго подъѣзжающаго гостя. Увы, гостей мало, не многіе поинтересовались въ этотъ теплый весенній день пріѣхать изъ Петербурга на скромный дѣтскій праздникъ. Мало гостей, и оттого дѣти остались почти безъ конфетъ. Впрочемъ, спасибо и за то, что есть свѣжій воздухъ и зеленыя деревья!
Г. Л. Гейзе подарилъ дѣтямъ свою новую, еще нежилую дачу, а земля подъ дачей чужая, за нее надо еще заплатить 8,000 руб. И денегъ, разумѣется, нѣтъ.
Въ прошломъ году дѣти ютились временно въ усадьбѣ другого добраго человѣка, П. А. Михайлова. А до того не было никакихъ школьныхъ дачъ, и дѣти сидѣли все лѣто въ Петербургѣ.
Новоустроенная дача обслуживаетъ два десятка школъ Императорскаго техническаго общества. Эти школы существуютъ при разныхъ заводахъ и находятся, такъ сказать, подъ высокимъ покровительствомъ капитала. Но, въ сравненіи даже съ городскими, это бѣдная, сиротливая, обездоленная, школа.
— Какія дачи у городскихъ школъ, — съ завистью разсказываетъ учительница, — не нашимъ чета!..
Петербургскіе фабриканты не отличаются щедростью.
— Мы дадимъ вамъ изъ кошелька, — заявляютъ они, — одинъ разъ дадимъ аккуратно, а болѣе къ намъ не приставайте.
Оттого это дѣло имѣетъ такіе скромные размѣры и такой тощій бюджетъ.
По подписному листу среди фабрикантовъ и заводчиковъ собрано 1,113 руб. 50 к. Какъ будто, неособенно много для всѣхъ петербургскихъ фабрикантовъ, да еще вмѣстѣ съ заводчиками! Еще двѣ тысячи собрано за зиму трудами учительницъ. Были двѣ лекціи и два спектакля. Лотерея дала 700 р. Вещи для лотереи собирались всю зиму, и билеты по четвертаку раздавались и правому и виноватому. Безъ этихъ четвертаковъ дѣтямъ нечего было бы ѣсть на своей школьной дачѣ.
Изъ пяти тысячъ учениковъ на медицинскій осмотръ были допущены только 4 проц., изъ каждой школы человѣкъ по б или 8. Учительницы привели самыхъ болѣзненныхъ, узкогрудыхъ, малокровныхъ. Докторъ ставилъ имъ отмѣтки по здоровью такъ же, какъ учителя ставятъ отмѣтки по успѣхамъ. Всѣ они получили единицу, и иные даже единицу съ минусомъ. Но только половина пошла на школьную дачу.
Подумайте: здоровый ребенокъ не имѣетъ никакихъ шансовъ попасть на эту безплатную зелень. Только самые больные, почти умирающіе!..
— Вотъ этотъ былъ совсѣмъ плохъ, — разсказывала учительница, — въ обмороки падалъ на урокахъ.
— Этотъ харкалъ кровью, этотъ задыхался, какъ рыба на сухомъ берегу.
Восьмилѣтній мальчикъ улыбнулся въ отвѣтъ и весело подпрыгнулъ на мѣстѣ. Теперь онъ чувствуетъ себя, какъ рыба въ водѣ.
— Здѣсь они поправляются, — говорила учительница, — какъ будто водой ихъ взбрызнули. По десяти фунтовъ прибавляются въ вѣсѣ.
На школьную дачу попало 73 счастливца, 30 безплатныхъ и 43 платныхъ. Плата 15 руб. за полълѣта и 25 рублей за цѣлое лѣто. Среди платныхъ иные получили по здоровью двойку и даже тройку. Впрочемъ, платные и безплатные имѣютъ право только на половину дачнаго сезона. Черезъ шесть недѣль они должны вернуться и уступить мѣсто второй смѣнѣ.
— А я останусь до осени, — угрюмо заявилъ черноволосый мальчуганъ, — до самаго конца!
— А развѣ другимъ не надо? — наивно возразила учительница.
Черноволосый нахмурился еще болѣе.
— Мнѣ тоже надо, — сказалъ онъ тихо и упорно.
Иные изъ платныхъ присланы заводами. Огромный Путиловскій заводъ платитъ за одного школьнаго дачника изъ тысячи учениковъ путиловской школы. Обуховскій заводъ за одного изъ 540 учениковъ, Резиновая мануфактура тоже за одного изъ 330 учениковъ.
Только одинъ Франко-русскій заводъ оказался отзывчивѣе. Онъ платитъ за 15 школьниковъ. Благодаря стараніямъ и хлопотамъ учительницъ, инженеры на заводѣ сдѣлали сборъ и заплатили еще за 14. «Франко-русскіе» составляютъ на дачѣ большую сплоченную группу.
Поминутно слышится: «Эй, вы, Русскіе Франки, идите сюда».
И Русскіе Франки бѣгутъ гурьбой и, куда они прибѣгаютъ, тамъ дѣлается весело и шумно.
За трехъ юныхъ дачниковъ заплатили родители. Еще за нѣсколькихъ заплатили учительницы изъ своихъ скудныхъ крохъ.
Нечего и говорить, что свой трудъ и время учительницы считаютъ ни во что. Иныя изъ нихъ уже второе лѣто лишаютъ себя отдыха для этой школьной дачи. Работы на дачѣ много.
— Къ вечеру такъ устанешь, — признавались онѣ, — насилу до постели доберешься…
Намъ все обѣщаютъ, что русскіе промышленники готовы вступить на новый путь по части насажденія культуры. На дѣлѣ, однако, промышленники по прежнему остаются въ сторонѣ съ своимъ аккуратнымъ кошелькомъ и по прежнему выбиваются изъ силъ тѣ же полуголодныя учительницы и фельдшерицы и дѣлаютъ культурное дѣло старое и новое.
Въ прошломъ году не хватило противъ смѣты рублей 200. Въ нынѣшнемъ, быть можетъ, удастся свести концы съ концами. Здѣсь не привыкли къ большимъ пожертвованіямъ. Здѣсь благодарны за каждую услугу, за каждую уступку, скидку съ цѣны.
— Фирма Бенуа, — разсказывали мнѣ съ увлеченіемъ, — доставляетъ намъ молоко вмѣсто 10 по 7 коп., Франко-русскій заводъ прислалъ своихъ плотниковъ достраивать крышу и службы…
Даже путиловской потребилкѣ была выражена торжественная благодарность «за доброкачественность доставленныхъ продуктовъ».
Бѣдный праздникъ прошелъ просто и весело.
Правда, подъ конецъ явился урядникъ съ портфелемъ въ рукахъ, но лицо его было благожелательно.
— Я слышалъ, что у васъ собрались высокопоставленныя лица, — скромно объяснилъ онъ, — а здѣсь въ околоткѣ много рабочихъ, такъ не было бы какого покушенія.
Его поспѣшили успокоить. «Высокопоставленныя лица» это былъ А. Г. Небольсинъ, предсѣдатель техническаго общества и тайный совѣтникъ, котораго всѣ учительницы и ученики одинаково называютъ «папашей», и безъ котораго не строится никакое новое дѣло во всѣхъ 20 школахъ техническаго общества.
Взрослые, впрочемъ, скоро отошли на задній планъ. Дѣти выпили свое молоко и высыпали наружу. Мало-по-малу, они захватили всю лужайку, завладѣли нашимъ столомъ и стульями, учителемъ пѣнія и фотографическимъ аппаратомъ.
— Снимайте насъ!..
Фотографъ-любитель безропотно снималъ группу за группой, дѣти громоздились на скамьи и подоконники, цѣплялись за дождевыя трубы, усаживались на вѣтвяхъ деревьевъ.
Около піанино составился большой дѣтскій хоръ, веселый и стройный. Мало-по-малу, онъ превратился въ хороводъ и захватилъ въ свои изгибы почти всѣхъ малыхъ и даже большихъ.
Кучка бѣдно одѣтыхъ людей стояла въ сторонѣ и смотрѣла на дѣтей. Это были родители. Они пріѣхали въ гости къ школьникамъ и со станціи Шувалово пришли пѣшкомъ.
— А ты отчего не пляшешь, Митревна? — сказала шутливо учительница.
— Ась? — сказала Митревна, приставляя руку къ уху. — Не слышу я, оглохла отъ машинъ.
Маленькій мальчикъ смирно стоялъ рядомъ съ большими.
— А ты отчего не пляшешь? — въ свою очередь, спросилъ я его.
— А у насъ крестины нонѣ, — объяснилъ онъ съ улыбкой.
— Какія крестины?
— Сестренка есть.
— А сколько васъ?
— Семеро насъ.
— А матка много зарабатываетъ?
— Сорокъ-пять копеекъ.
— А отецъ?
— Отецъ водку пьетъ.
Онъ сказалъ это такимъ тономъ, какъ будто питье водки была тоже особая профессія.
Хороводъ завивался и развивался все быстрѣе и веселѣе.
— …А во полѣ травонька… — звенѣли дѣтскіе голоса.
Пожилая учительница собиралась уѣзжать, но маленькая горбатая дѣвочка плакала и цѣплялась за ея юбку.
Какой-то юный заговорщикъ подбѣжалъ ко мнѣ и, съ таинственнымъ видомъ, сталъ разсказывать: — Онъ вырѣзалъ удочку, а на рѣчку еще не ходили. До рѣчки три версты и въ рѣчкѣ, говорятъ, водятся громаднѣйшіе пискари. Онъ такъ протянулъ: гро-ма-аднѣйшіе, какъ будто дѣло шло о китахъ.
Гости уѣзжали одинъ за другимъ. Дѣти провожали ихъ криками и пѣли «слава, слава!».
Общественная благотворительность 2-милліоннаго Петербурга при содѣйствіи фабрикантовъ и заводчиковъ, отнимая лѣтній отдыхъ у бѣдныхъ учительницъ, за два года успѣла создать этотъ пріютъ на 70 учениковъ. Для новаго курса это, пожалуй, немного!
1909 г.
3. Въ паркѣ
Сорокатысячная толпа разсыпалась по всѣмъ дорожкамъ парка, а на центральныхъ площадкахъ стоитъ стѣна стѣной. На узкомъ выходномъ мосту постоянная давка. Люди загораживаютъ дорогу экипажамъ, которые съ трудомъ пробираются по единственной аллеѣ, оставленной для проѣзда. Только велосипедисты снуютъ вездѣ со звонками и безъ звонковъ и съ неизмѣнными номерными дощечками: 15 575, 16 348, 16 400, Можно подумать, что всѣ семнадцать тысячъ петербургскихъ велосипедистовъ явились на гуляніе.