Но госпожа Казабова, видимо, не раздѣляла этого убѣжденія.
— О, много! — отвѣчала она на мой вопросъ, задумчиво качая головой. — Протестане, молокане, эти — какъ ихъ по вашему? — прыгунцы, всякія разныя вѣры.
Она разсказала мнѣ даже, что 500 семей армянскихъ сектантовъ собираются переселиться изъ Карской области въ Канаду и что армянское Переселенческое Общество послало въ Іорктонскій округъ протестантскаго миссіонера изъ армянъ осмотрѣть землю и приготовить для переселенцевъ почву въ прямомъ и переносномъ смыслѣ.
— Ахъ, это хорошо! — съ энтузіазмомъ говорила она. — Я такъ радъ! Скучно намъ тутъ. Наши люди никимъ нѣту. Русскіе мало. А галиціане, которые ходятъ, — пьяници, ругательные. Добрый, старательный человѣкъ совсимъ нѣту!..
— А духоборы? — возразилъ я.
— А ты видѣлъ одинъ духоборскій баба въ Виннипегу? — отвѣтила она съ упрекомъ. — Скажи, пожалюйста…
Я долженъ былъ признаться, что до сихъ поръ видѣлъ только мужчинъ.
— Духоборскій баба на земля сидитъ, — продолжала армянка, — свой хлѣбъ кушаетъ. Я тоже стану садиться на земля.
Дверь веригинской комнаты продолжала оставаться закрытой. Я вынулъ изъ кармана визитную карточку, надписалъ на ней имя хорошаго петербургскаго журнала и, подманивъ къ себѣ дѣвочку, которая опять выскочила въ кухню, попросилъ ее передать Веригину мое посланіе.
Дѣвочка оказалась болѣе надежнымъ курьеромъ, чѣмъ Сеня Рыбинъ.
— Что же вы его тамъ держите? — раздался черезъ минуту изъ-за двери густой, бархатный голосъ. — Пускай онъ идетъ сюда.
Половина, занятая Веригинымъ, состояла изъ небольшой клѣтушки, болѣе похожей на табакерку, чѣмъ на комнату. Глубина ея была заставлена постелью, и единственный стулъ, стоявшій впереди, былъ совсѣмъ прижатъ къ двери для того, чтобы оставить мѣсто для прохода. Веригинъ сидѣлъ на кровати въ одномъ бѣльѣ, спустивъ на полъ ноги, обутыя въ туфли. Его крупная фигура казалась еще больше въ тѣсной и бѣдной рамкѣ. Лицо его показалось мнѣ теперь еще красивѣе, чѣмъ прежде. Особенно хороши были глаза, постоянно мѣнявшіе выраженіе, — то задумчивые, то ласково убѣдительные, часто насмѣшливо-остроумные, потомъ вдругъ заглядывавшіе собесѣднику прямо въ душу такимъ пытливымъ, пронзительнымъ взглядомъ. Смолоду Веригинъ, должно быть, былъ замѣчательнымъ красавцемъ. Теперь виски его подернула сѣдина пятнадцати обдорскихъ зимъ, вокругъ глазъ лучились сѣти морщинъ, наложенныхъ долгими размышленіями досуга многолѣтней ссылки. Ему было теперь сорокъ четыре года отроду, но въ Канадѣ онъ былъ совсѣмъ недавно, немногимъ больше полугода.
Веригинъ возвращался теперь съ запада, изъ г. Реджайны, куда ѣздилъ покупать лошадей для общины. Ихъ должны были пригнать изъ штата Дакоты, но табунъ задержался въ дорогѣ. Духоборы вмѣстѣ съ англичанами попробовали отправиться навстрѣчу, но послѣ двухдневнаго путешествія по ненаселенной преріи рѣшили вернуться обратно. Въ концѣ концовъ духоборскій вождь не выдержалъ и, оставивъ на мѣстѣ одного изъ своихъ товарищей по комитету, укатилъ въ обратный путь.
— Стосковался я по дому, — простодушно признавался онъ, — по матушкѣ, по сродникамъ и всѣмъ братьямъ…
За эти полгода онъ, видно, не успѣлъ еще насытиться радостью встрѣчи со своимъ родомъ и племенемъ.
— Я ихъ порядкомъ и разсмотрѣть не успѣлъ, — жаловался онъ. — Все въ разъѣздахъ… А народъ совсѣмъ новый. Мелкіе ребятишки большіе стали, другіе наново народились. Такъ что приходятъ ко мнѣ дѣвченки, цѣлуютъ меня: «Здравствуй, дядюшка». А я ихъ отроду не видѣлъ.
Онъ, видимо, былъ занятъ все время мыслью о близкихъ людяхъ.
— Эхъ, поскорѣй бы! — произносилъ онъ иногда даже въ пылу разговора, не имѣвшаго никакого отношенія къ Канадѣ и ея дѣламъ. — Доѣхать бы поскорѣе!..
Надо замѣтить, что Духоборія платила ему такою же трогательною привязанностью. На третій день послѣ нашей встрѣчи Веригинъ получилъ телеграмму изъ Реджайны и долженъ былъ отправиться обратно. За свое двухдневное пребываніе въ Виннипегѣ онъ передѣлалъ множество необходимыхъ дѣлъ, для которыхъ въ сущности и прикатилъ изъ Реджайны, но возвращеніе его было отложено на двѣ недѣли. Когда въ теченіе этого времени я странствовалъ по духоборскимъ селеніямъ, жители признавались мнѣ почти въ такихъ же словахъ: «Стосковались мы по Петюшкѣ. Почто долго не ѣдетъ? Осиротѣли совсѣмъ!»
Теперь Веригинъ встрѣтилъ меня очень привѣтливо.
— Я читалъ этотъ журналъ, — сказалъ онъ, разсматривая мою карточку. Извиняясь за свое дезабилье, онъ объяснилъ, что въ дорогѣ простудился и схватилъ лихорадку.
Теперь они съ Рыбинымъ возвращались изъ бани и собрались спать. Дѣйствительно, въ глазахъ его свѣтилось утомленіе, но черезъ нѣсколько минутъ оно исчезло. Мало-по-малу Веригинъ такъ разошелся, что совершенно позабылъ о снѣ. Быть можетъ, это было полезно и для его лихорадки. По крайней мѣрѣ, на другой день онъ былъ совершенно здоровъ и съ ранняго утра сталъ заниматься разнообразными дѣлами, которыя ожидали его въ Виннипегѣ.
Я нѣсколько затрудняюсь, какъ описать наши разговоры съ Веригинымъ. Первый сеансъ длился восемь часовъ почти безъ всякаго перерыва. Время отъ времени Веригинъ выходилъ въ переднюю комнату, обмѣнивался нѣсколькими словами съ пришедшими духоборами, потомъ опять возвращался и садился на кровать. Человѣкъ пять пробрались въ спальню и, примостившись въ разныхъ углахъ, внимательно слушали рѣчи своего учителя. Теперь я могъ практически оцѣнить похвалы молодыхъ духоборовъ, подчеркивавшихъ словоохотливость духоборскаго вождя. Я, впрочемъ, долженъ признаться, что къ вечеру я усталъ и захотѣлъ ѣсть. Но рѣчи Веригина были интересны попрежнему; кромѣ того, я не имѣлъ за собой ни лихорадки, ни безсонницы, и мнѣ было стыдно сдаться первому. Веригинъ, по-видимому, такъ же мало нуждался въ пищѣ, какъ и въ отдыхѣ. По временамъ чернокудрая дѣвочка вбѣгала въ комнату и съ таинственнымъ видомъ клала ему въ руку пару замусленныхъ конфетъ или горсточку сладкаго маиса, обжареннаго въ сахарѣ. Это, очевидно, были ея собственные гостинцы. Веригинъ принималъ угощеніе, ласково гладилъ дѣвочку по головѣ, но не переставалъ говорить. Одинъ разъ дѣвочка принесла ему крошечный букетикъ цвѣтовъ, который она только что нарвала въ палисадникѣ у крылечка. Веригинъ съ наслажденіемъ понюхалъ ихъ, потомъ сталъ прилаживать букетъ въ петлицу своей полуразстегнутой рубахи. Этотъ массивный человѣкъ, видимо, любилъ цвѣты и маленькихъ дѣтей, и послѣднія отвѣчали ему такою же любовью.
Первая половина нашего разговора имѣла теоретическій характеръ. Міросозерцаніе Веригина было, впрочемъ, отчасти извѣстно мнѣ изъ печатнаго источника. Я зналъ также, что Веригинъ читалъ нѣкоторыя книги и въ разговорѣ можетъ цитировать Некрасова, Дарвина, Эпиктета. Большая часть этихъ цитатъ явилась почти тотчасъ же. Веригинъ, очевидно, хранилъ ихъ въ памяти въ качествѣ ученаго аппарата для того, чтобы пускать ихъ въ дѣло въ соотвѣтственныхъ случаяхъ.
Онъ началъ съ энергической вылазки противъ современной культуры.
— Культура исказила все лицо человѣчества, — говорилъ онъ. — Посмотрите на ваши города: въ нихъ все поддѣльно, отъ сгущеннаго молока для младенцевъ до фальшивыхъ зубовъ для старости. Даже воздухъ надъ городомъ отравленъ, вода въ рѣкѣ загрязнена. Работы городовъ совершенно безполезны. Пройдите мимо магазиновъ, — что въ нихъ выставлено? Ненужные наряды, роскошная мебель, зеркала. Для того, чтобы сотня семействъ имѣла эти нужныя вещи, городъ обираетъ деревню и весь свѣтъ. Вотъ теперь Африку дѣлятъ, Китай разорвали на части все для той же всепожирающей городской пасти.
— А машины какъ? — возразилъ я вопросомъ. — Деревня получаетъ ихъ отъ города и не можетъ жить безъ нихъ.
Я, конечно, имѣлъ въ виду земледѣліе американскаго типа, съ которымъ Веригину теперь пришлось встрѣтиться лицомъ къ лицу.
— Будто бы машины нельзя приготовлять въ деревнѣ, на чистомъ воздухѣ? — сказалъ Веригинъ. — Все это можно бы устроить иначе… Я думаю, люди могли бы легко перестроить свою жизнь. Они сами виноваты. На свѣтѣ такъ много свободнаго мѣста, зелени, воздуха. Если вамъ жить тѣсно, бросьте, отойдите отъ грѣха. Найдите себѣ гдѣ-нибудь пустой уголъ, да и устраивайтесь по-своему, а пуще всего раскопайте побольше земли…
Онъ, разумѣется, имѣлъ въ виду опытъ своей общины.
— Вамъ хорошо говорить! — возразилъ я снова. — Конечно, земледѣльцы могутъ уйти, да еще общиной. А куда пойдетъ городской портной или слесарь? Онъ и заступа взять не умѣетъ въ руки… Къ тому же онъ одинъ…
— Къ намъ пусть идутъ, — настаивалъ Веригинъ. — Мы въ деревнѣ найдемъ мѣсто для всѣхъ…
— Развѣ вы не знаете, что это — утопія? — возразилъ я. — Никуда они не пойдутъ, да и для всѣхъ не хватить мѣста… Лучше бы намъ сдѣлать такъ, чтобы каждому на его собственномъ мѣстѣ жилось немного лучше.
— Мы этого тоже желаемъ, — живо сказалъ Веригинъ. — Особенно для тѣхъ, которые тяжело работаютъ… Знаете, когда наши на «пилигримство» шли, «слободный путь» отыскивали, они говорили еще такъ: «Идемъ отыскивать слободу для всѣхъ братьевъ, особливо для тѣхъ, которые работаютъ въ рудникахъ и на желѣзныхъ фабрикахъ».
Онъ говорилъ о вышеупомянутомъ крестовомъ походѣ 1902 г., который англичане окрестили «пилигримствомъ», а сами духоборы называютъ «путемъ на слободу».
— Все-таки культура слишкомъ сложна, — сказалъ Веригинъ. — Надо бы ее упростить, отбросить все лишнее и вернуться къ первобытной чистотѣ.
— Исторія не возвращается обратно, — возразилъ я. — И кромѣ того мы не хотимъ возвращаться.
— Отчего же? — воскликнулъ Веригинъ. — Жизнь человѣчества, какъ жизнь человѣка, имѣетъ свое начало и свой конецъ. Неизмѣнны только природа и идеалъ, но человѣчество мѣняется, стремясь къ нему и отъ него…
— Мы вѣримъ въ безконечной прогрессъ, — возразилъ я.
— Ваша братія прогрессисты — слишкомъ большіе гордецы, — сказалъ Веригинъ. — Откуда вы знаете, что современное человѣчество самое лучшее? Вонъ патріархи были, по 900 лѣтъ жили, да и тѣ исчезли. Такъ можетъ исчезнуть и современное человѣчество.