– В каком тоннеле? – угрюмо буркнул иностранец. – Не переходите границы, майор.
– Опять двадцать пять, – вздохнул Кольцов. – Хорошо, я напомню. Из учреждения «Оникс» долгое время утекает секретная информация. Дело касается микробиологических исследований. Данную партию вы сыграли изящно. Подсмотрели из космоса, как роют траншею, выяснили по своим каналам, что прокладывают, и провернули хитроумную комбинацию. Не оригинально, но красиво. Завербовали мастера, проводившего работы, получили все необходимые сведения. Вопрос: кто вас консультировал, к каким именно веткам подключаться – пока опустим. Гульков также принимал участие в установке и снятии ЗУ. Но не он один – мы знаем по крайней мере трех человек, которые этим занимались. Гульков мертв. Ваш коллега из консульства собственноручно его убил, покушался и на меня и, полагаю, уже отстранен от дальнейшего участия в операции. Вы действуете дерзко, Алан, считаете, что вам противостоят недалекие люди. Уверяю, это не так. Записывающее устройство находится у нас. На нем – ваши отпечатки пальцев. Ваша работа по установке аппаратуры на кабель зафиксирована фото- и кинокамерами. Ваши боссы станут кричать, что это подделка, но все понятно – любой специалист подтвердит подлинность записей. На них хорошо различимо ваше лицо. Вместо того чтобы сдаться, вы оказали сопротивление, и это было непростительной ошибкой. Вы покалечили троих работников КГБ при исполнении. А это, извините, уголовная статья. Не думаю, что вам поможет дипломатический иммунитет. За обычную шпионскую деятельность вас бы просто выслали из СССР, теперь же… в общем, вы поступили глупо. И не будет международной шумихи, уж поверьте. Вам знакомо такое понятие – кулуарные договоренности? Доказательства весомые, вас просто сдадут, чтобы избежать неприятностей. Кроме того, нам известно как минимум о двух убийствах…
– Я никого не убивал, – Хорст беспокойно шевельнулся.
– Возможно, и так. Гулькова вы точно не убивали, это сделал ваш коллега фактически на моих глазах. А вот ваша непричастность к устранению гражданина Мухачева – под большим вопросом.
– Я не знаю, кто такой Мухачев…
– Разумеется, вы же не требовали с него паспорт, прежде чем убить. Подытожим: вы влипли. Консульство не знает, что вы у нас, и мы еще подумаем, стоит ли сообщать. Безусловно, сообщим – вот только когда?
– Что вы хотите? – проворчал шпион. – Вы уверены, что все знаете. Что вам еще надо?
– Мы не можем все знать, – сухо улыбнулся Кольцов. – Все не знает даже Большая советская энциклопедия. Кто в лаборатории «Оникс» работает на вашу разведку? Не уверяйте, что такого человека нет. Он есть, и вы его знаете. Возня вокруг кабеля – только часть вашей работы в Кыжме. Будете сотрудничать – постараемся обойтись без колымских пейзажей. А сесть вы можете надолго, если не сказать – навсегда. Итак, ваше решение, господин Хорст? Требуется время, чтобы обдумать ответ? С удовольствием предоставим вам пять минут. И еще, на случай отрицательного ответа: нужные сведения от вас мы все равно получим. Вы же в курсе наших средств? Они немногим отличаются от ваших. Итак, ждем вашего решения.
– Вы пожалеете, майор… – работник консульства смотрел исподлобья, тяжело. – Вы просто не отдаете себе отчет, что вы делаете…
– Возможно, – покладисто согласился Михаил. – Скажу вам больше – я уже сожалею о том, что делаю. Но пойду до конца. Вашу фразу можно считать отказом от дачи признательных показаний?
В глазах шпиона затаился страх. Он ухмылялся, смотрел с презрением, но страх его уже поглощал. Майор был прав: в случае доказательств нарушения Хорстом УК РСФСР никто за него и ломаного гроша не даст. За свободу и демократию они сражаются только в кино. Спасти Хорста могло лишь одно – сделка.
После долгих раздумий майор пришел к неутешительному выводу: в учреждении «Оникс» действует завербованный иностранной разведкой агент. Записывающая аппаратура в тоннеле – это хорошо, но мало, это всего лишь хитроумный способ вывода информации из заточения. Данные надо подготовить, отсортировать, собрать воедино. Без направляющей руки можно годами ковыряться в бессистемных обрывках, чтобы связать их воедино и отбросить лишнее. Записывающее устройство работает два-три дня, после чего прибывает человек, увозит его, чтобы в спокойной обстановке снять данные. Менять пленки на месте не получается. Возникает пауза – порой до двух дней. Неудобно физически колесить в такую даль, рисковать по пути в тоннель. А вдруг за это время проскочит что-то сенсационное? Но этого не происходит, нужные данные приходят именно в нужное время. Под каким соусом? Кто официальный получатель информации? Смежные учреждения, центры разработок КГБ, столица, в конце концов. Часть данных закодирована, и некто их расшифровывает для своих американских хозяев.
Полностью эту кухню Кольцов не представлял. Возможно, дальше прибора часть информации и не уходит. Техническая возможность, наверное, есть. Прибор в техотделе разобрали за десять минут. Внутри – целый клубок. Факсимильная лента – для схем, графиков, диаграмм, текстовой информации. Там же – обычная магнитная лента для аудиозаписи, лента для видео. Видеомагнитофоны в западном мире распространены, вот только в Советском Союзе их почти не собирали. Ничего, скоро начнут. Все пленки в аппарате были чистые, накопить информацию не успели – и немудрено, ведь Хорста взяли в момент фиксации устройства на кабеле…
– Думайте, господин Хорст, – напутствовал на прощание Кольцов. – Времени у вас немного. Когда мы сами отловим «крота», на снисхождение можете уже не рассчитывать.
Консульский работник презрительно молчал. Но дураком он не был – здравый смысл рано или поздно должен был включить. Вопрос – когда? Применять физическое убеждение не стоило – это и впрямь попахивало скандалом. Медикаментозное воздействие, психотропные вещества – только ограниченно и осторожно. Психологическое давление – пожалуйста, подобными специалистами еще не оскудела земля русская. Местные товарищи пообещали, что вплотную займутся Хорстом и в случае подвижек выйдут на связь.
Голова от удара «тупым предметом» трещала немилосердно. Таблетки давали лишь временное успокоение. Майор полчаса сидел в сквере перед управлением, надеялся, что полегчает. Машина ждала на ведомственной стоянке. Швец и Москвин сходили в больницу к Вишневскому, вернулись и доложили: товарищ плох. Не в том смысле, что плох, а в том, что человека гложет хандра. Грустит, не ест, не пьет. А переломы ерунда, кости срастутся, опять за шпионами побежит.
Кольцов отослал подчиненных в Кыжму, сам остался в городе. Состояние не улучшалось. Ботинком в голову попадало нечасто. А если учесть, что пару дней назад душевно получил в живот от другого сотрудника того же консульства – то и вовсе печально.
Из отделения междугородней связи он позвонил в Москву. Мог бы воспользоваться аппаратом в управлении, но постеснялся. Настя к телефону не подходила. И не должна была – середина недели, рабочий день. Набравшись смелости, он позвонил ей на работу. Настя сняла трубку, от волнения у него перехватило дыхание.
– О, слышу знакомый голос! – восхитилась супруга. – Исторический день!
– Звонил несколько раз, – стал оправдываться Михаил. – Ты трубку не брала. С Валюшей гуляла или еще где была…
– «Еще где» не была, – отрезала Настя. – Семейную верность блюду, чего и вам желаю. Прости, не сдержалась. – Настя засмеялась. – Все в порядке? У тебя нездоровый голос.
– Приболел, – объяснил он. – Уже выздоравливаю.
– Правда? – насторожилась супруга. – Ты действительно нехорошо говоришь – словно тебя заставляют. Я больше не могу, Кольцов… – голос Насти задрожал, – эти бесконечные командировки… Я трясусь, не знаю, что с тобой происходит, представляю невесть что… Вот сейчас вижу: ты лежишь перевязанный в больничной палате, с бандитской пулей в теле, тебя скоро повезут на операцию, будут резать…
– Ну, про пулю и про вскрытие ты бы узнала в первую очередь, – уверил жену Кольцов. – Правда, все в порядке. Из больничной палаты невозможно звонить по межгороду. Много работы, мало сплю, гостиница – из тех, где не любят постояльцев. Город маленький, из развлечений – только пивной ларек…
Они проговорили несколько минут. Настя действительно с ним намучилась. Вроде шутила, даже смеялась, но нервозность чувствовалась в каждом ее слове. Не затем она выходила замуж. Ангельское терпение подходило к концу. А он, хоть тресни, не мог ничем ее утешить. Подразделение «Х» для того и создавалось, чтобы рассылать сотрудников по белу свету. Начальство прозрачно намекнуло: возможны и заграничные командировки. Самое время подтянуть знания иностранных языков.
От беседы с женой, которую он по-прежнему любил, остался горький привкус. В аптеке по соседству майор купил обезболивающие таблетки, прошелся по центру города. Из машины позвонил капитану Ягудину из местного управления.
– Рановато ждете результат, товарищ майор, – сообщил капитан. – С задержанным проводятся процедуры, но нужно время. Есть опасение, что в консульстве скоро все узнают, и мы подвергнемся давлению.
– Так выколачивайте из него информацию, – рассердился Кольцов. – Пока не началось.
Быстро, к сожалению, только сказка сказывалась. Хорст замкнулся, отказывался отвечать на вопросы, требовал консула. Терзало предчувствие, что все придется начинать заново: осаду «Оникса», выявление подозреваемых…
В Кыжму он въехал уже в сумерках. Добрался нормально, невзирая на слабость. Рабочий день давно закончился, но в отделении милиции горел свет. Капитан Литвин разгадывал кроссворд, упорно не желая обустраивать личную жизнь.
– Плохо выглядите, – подметил капитан. – Кроме чая, увы – ничего. Да и чай-то… так, пыль грузинских дорог. Вернулись из боя, Михаил? Я слышал, на вашем объекте сегодня что-то происходило? Враг повержен?
– Повержен, – ухмыльнулся Кольцов. – Понесли потери в личном составе, но, слава богу, только санитарные. Радости, правда, никакой.
– Вижу, – кивнул Литвин. – Бросайте все, выпейте горячего чая, желательно с медом, и ложитесь спать.