– Что вы об этом можете сказать?
Подслеповато щурясь, учитель взял предмет, повертел его перед носом.
– А что это?
– Вы никогда такого не видели? – спросил участковый.
Торопов отрицательно помотал головой, вертя «карандаш» в своих руках.
– И не знаете, для чего он предназначен? – продолжил спрашивать Краюхин.
– Нет, – задумчиво ответил Торопов. Рассматривая, он поднёс сияющий металлическим блеском наконечник к самому носу, приложил его к щеке, подержал несколько секунд.
– Это не металл, – сделал он заключение. – Не тот вес, – да и нагревается гораздо быстрее.
– Смотрите.
Краюхин взял у него «карандаш» и провёл острым концом по листку бумаги.
– Даже так? – удивился учитель, глядя абсолютно одинаковую по толщине синюю черту. Он потер черту пальцем. – Любопытно. Откуда это у вас?
– Вы можете сказать, из чего это сделано? – не отвечая, продолжил спрашивать Краюхин.
– Позвольте?
Торопов опять взял карандаш в руки. Взвесил. Понюхал.
– Напоминает одну из разновидностей паркезина, он же – карболит или текстолит, – задумчиво сказал он. – Только я не слышал про прозрачный текстолит… Ну-ка!
Он вдруг решительно крутанул синий колпачок…
– Стой! – крикнул, было, участковый, но было поздно.
Медленно и как-то торжественно, Торопов одним движением открутил колпачок, который двигался по резьбе, до конца, отложил его в сторону. Потом перевернул «карандаш» и из него выпала тоненькая трубочка, на четыре пятых заполненная чем-то тёмно-синим. На одном конце трубочка была полой, с другой стороны из неё торчала та самая остренькая штучка, которая оставляла след на бумаге.
– Угу, – буркнул Торопов. – Так я и думал. Пишет вот эта трубка. Всё остальное…
Он заглянул в освободившееся отверстие «карандаша» и удовлетворённо кивнул.
– Да, всё остальное – для удобства. Возможно…, да чего уж там – наверняка, когда всё это вещество внутри маленькой трубки испишется, её можно заполнить заново или всю трубку заменить на новую. И снова-здорово – пиши, сколько тебе влезет.
Он потряс маленькую трубку над листом, перевернул, глядя – не вытекает ли.
– Ни тебе клякс, да и чернила не нужны для письма, – заключил он. – Весьма экономично. Удобно. И аккуратно. Можно делать записи в любых условиях. Было бы в чём.
Участковый забрал маленькую трубочку, вставил её обратно в «карандаш», завинтил колпачок.
– Никогда больше так не делайте, – сказал он.
– Извините, – пробормотал учитель. Потом, собравшись духом, спросил. – Вы так и не сказали, откуда у вас эта вещь? Грабителей задержали? Иностранца ограбили?
– Почему именно иностранца? – вопросом на вопрос ответил Краюхин, а про себя подумал: «А ведь это мысль! Только вот какое отношение к ограблению иностранца может иметь лесник? Да и откуда здесь иностранцу взяться? Неужто прав Голунов со своими шпионами?»
– Насколько я знаю, ничего подобного у нас в стране не производится, – пожал плечами Торопов. – Так что взяться эта штука могла только из-за границы…
– Ясно, – прервал его размышления Краюхин, думая, показывать ему «зажигалку» или нет.
Наконец, решившись, сказал:
– А такую штуку вы видели когда-нибудь?
Он достал из нагрудного кармана зажигалку, но отдавать учителю не стал. Сам открыл крышку и нажал чёрную кнопку. Зашумевшее острое пламя заставило Торопова отшатнуться.
– Что это? – спросил учитель.
– А вы как думаете? – снова вопросом на вопрос ответил участковый и отпустил кнопку. Шипение прекратилось, пламя исчезло.
– Можно? – протянул руку Торопов.
– Только без фокусов, – предупредил Краюхин, отдавая ему зажигалку.
Учитель поднёс сопло зажигалку к носу, втянул воздух.
– Интересно, – пробормотал он.
Повертел зажигалку, осматривая. Увидев снизу небольшое, разве что тонкое шило пролезет, отверстие удовлетворённо хмыкнул. Положил большой палец на чёрную кнопку.
– Вы позволите?
Краюхин, поколебавшись, кивнул.
Щелчок! Зашипело. Появилось пламя. Учитель поднёс его к самым глазам. Снова втянул воздух носом. Кивнул каким-то своим мыслям. Выключил зажигалку, заглянул в сопло. Снова включил. Выключил. Включил…
– Хорош баловаться, – прервал его опыты участковый. – Сломаете, неровён час.
Торопов отжал чёрную кнопку и вернул устройство Краюхину.
– Это зажигалка, – вынес он вердикт. – Газовая зажигалка. На основе природного газа. Характерный запах. Поджог производится не от кремния, а, похоже, с помощью электрической искры. Если присмотреться, видно, как она проскакивает внутри сопла перед тем, как воспламеняется газ. Снизу имеется отверстие для дозаправки. Судя по всему, там используется ниппельная система…
Он помолчал, потом продолжил:
– Ничего подобного я ещё в руках не держал. Самая маленькая электрическая батарея, которую я видел, в два раза больше этой… зажигалки. Только вот непригодна она для поджога. Разрядится после пары замыканий. Откуда тогда берётся искра? Да и для выхода газа под таким давлением нужна сложная система, регулирующая его подачу. Зачем? Это же очень дорого. Это притом, что есть же простая бензиновая зажигалка…
Сложно и дорого, – повторил про себя Краюхин. – Плохо дело. В одиночку, пожалуй, я это дело не потяну.
Строго настрого предупредив Торопова, чтоб не болтал про увиденное и наскоро попрощавшись, Краюхин вернулся к сельсовету, вскочил на Орлика и к полудню уже был в приемной начальника милиции общественной безопасности Болтановского района Гринько Петра Петровича.
В коридорах управления, Краюхина удивила нездоровая суета, царящая возле этого всегда по-военному строгого учреждения. Сновали люди в форме, и люди в гражданском.
Поэтому он совсем не удивился, когда секретарша начальника по имени Мария, сообщила, что начальника нет и врядли сегодня будет. На вопрос, что случилось, она удивлённо округлила глаза – как, вы не знаете? – и в полголоса сообщила, что три дня назад арестовали начальника областного УВД. Японским шпионом оказался. А новый назначенный начальник немедленно создал особую комиссию и начал, город за городом, инспектировать все подчинённые ему райцентры. Завтра наступала очередь города Болтаново.
Учитывая, что до этого, по результатам проверки, новый начальник уже приказал арестовать шестерых и отстранил от работы около двадцати человек, ничего хорошего от его завтрашнего визита никто не ждал.
– Пётр Петрович просил предать всем участковым, – понизив голос почти до шёпота, сказала Мария. – Чтоб сидели у себя на участках и носа в управлении не показывали. Пока он сам не позовёт.
– Спасибо, Машенька, – поблагодарил секретаршу Краюхин, попытался чмокнуть её в пухленькую щёчку, но та ловко увернулась. – Буду должен.
Махнул рукой и быстрым шагом покинул здание УВД.
«Вот что теперь делать?», – чертыхаясь, думал участковый, правя Орлика прочь из райцентра: «Светить сейчас непонятными штуковинами – это привлекать к себе ненужное внимание. У нового начальника и так свербит. А тут такой повод. Дорвётся – полрайона пересажает. Переждать бы… С другой стороны и с Сарафановым нужно что-то решать. Как-то разъяснять ситуацию. Тут главный вопрос: терпит время или нет? Стоит понаблюдать за лесником, выяснить, кто и зачем к нему ходит? Или нужно срочно его брать и устраивать обыск у него в доме, пока он остальные штучки-дрючки не успел спрятать или передать сообщникам? А тут еще Голунов с его шпионскими историями. Не наломал бы дров…»
В любом случае, нужно было снова ехать в Крюково. И побыстрее.
А вот и перекрёсток. Налево – в Крюково, направо – домой, в родной посёлок Белица.
Краюхин из-под ладони посмотрел на солнце. Было уже далеко за полдень.
Завтра, – решил участковый, сворачивая направо.
И это была его ошибка.
Глава третья
Сергей Януарьевич Мурашов знал, что если попадётся в лапы НКВД, ему не жить. Уже одно то, что он был подпоручиком в армии барона Врангеля, гарантировало ему немалый срок в лагерях. А всплыви то, что он работал в контрразведке Евпатории и лично принимал участие в казнях заключённых, у него вообще не было бы шансов на помилование.
Спастись из запечатанного, как бутылка Крыма помогло везение и звериное чутьё.
Когда 11 ноября 1920 года командующий Южным фронтом Фрунзе обратился к Врангелю с предложением прекратить сопротивление и обещанием амнистии всем, сложившим оружие, стало окончательно понятно, что всё кончено. Однако Мурашов не отправился вместе со всеми в Севастополь, чтобы оттуда переправится в Константинополь. И правильно сделал. Как потом стало известно, дорога была перерезана красными, и что все, кто утром отправился к назначенному пункту эвакуации, попали в пулемётную засаду.
Вместо бегства на юг полуострова, подпоручик направился в противоположную сторону.
Ночью того же дня недалеко от рыбацкой деревушки Штормовое Мурашов встретился с контрабандистом по фамилии Феодоракис. Месяц назад он собственноручно вычеркнул из списка подлежащих расстрелу, сына этого грека, и за добро контрабандист отплатил добром. Приютил. А два дня спустя высадил подпоручика у входа в катакомбы недалеко от беспокойного города Одессы.
У царского офицера и дворянина в пятом поколении не было шансов выжить в Советской России. Мурашов это прекрасно понимал. Поэтому готовился загодя.
В июле 1920 года недалеко от Евпатории удалось захватить живьём эмиссара из штаба Южного фронта красных. А вместе с ним попался и перевозивший его рыбак по фамилии Сарафанов. Глянувший на него Мурашов прямо обомлел. Он давно подыскивал себе двойника, но чтобы до такой степени. Они были похожи, как близнецы. Рост, вес, фигура…
Даже возраст у них отличался всего на полгода.
Эмиссара по приказу начальника Кутеповской контрразведки Муравьёва в тот же день отправили в Севастополь. А рыбака Мурашов оставил себе, быстренько расколол его – хлипок оказался парнишка, хоть и храбрился – и несколько недель выяснял его подробности жизни.