Вообще, боссы выглядели странно для высоты своего руководящего положения. В джинсах, накачанные, коротко стриженные и одетые как для уик-энда — в цветастых рубашках и легких мокасинах. Улыбнувшись, Зубов подставился под объятия.
— Молодцы, — съерничал он. — Прибыли незаметно. Четверо?
— Столько откликнулось в течение трех часов, товарищ генерал, — объяснил Стольников. — Слава богу, Татарин и Ключ живут в Москве, а Жулин в Зеленограде. Приехали быстро.
— Вы не представляете, какой толщины в моей квартире подписка «Доски объявлений» лежит, — неожиданно для генерала сказал бывший прапорщик Жулин. — Она уже выше меня.
— При чем здесь «Доска объявлений»? — не понял Зубов.
Айдаров рассмеялся.
— Да это так, дело прошлое, — пояснил Ключ, но все-таки рассказал генералу, как они встретились.
Зубову очень хотелось сказать, что они не изменились с той поры, как он видел их в последний раз. Хотелось сказать еще и для того, чтобы быть уверенным — они не утратили тех качеств, которыми славились. Но тогда бы Зубов погрешил против истины. Все очень сильно изменились. Бывшие «срочники» Айдаров и Ключников оправданно заматерели, время превратило двадцатилетних бойцов в крепких мужчин.
— Оставим приветственные речи на потом, хорошо? — подвел черту встрече Стольников. — Как я понимаю, у нас двадцать два часа, чтобы спасти девушку. — Подойдя к столу, он наклонил его, и на пол ссыпались осколки и журналы. — Нам нужны схемы объекта, прибор для движения по тоннелю, снаряжение и оружие. Вот список.
Саша положил на стол исписанный лист бумаги.
— Чем быстрее мы это получим, тем быстрее приступим.
Зубов поднял листок, пробежал его глазами, скомкал и сунул в карман.
— Я введу вас в НИИ и проведу к лабиринту. Вот универсальный пульт, открывающий замки на вашем пути, — замок на папке с визгом разошелся. Вынув прибор, генерал протянул его Стольникову. — Это на тот случай, если откажет система доставки.
— Система доставки? — переспросил Стольников.
— Точно.
Уточнять Саша не стал. Зубов знает, когда и что рассказывать. Только поэтому он, капитан, еще жив.
— Вот так так, — удивленно усмехнулся Саша, рассматривая пульт, который без труда умещался в его ладони. — А я помню его другим.
— Время идет, приборы меняются, — объяснил Зубов. — В две тысячи первом у тебя и телефона-то не было. Теперь — главное: никаких схем не будет. Снаряжения не будет. Оружия не будет. Вы должны смешаться с заключенными. Они одеты так же, как и вы, специальной униформы для них не существует. В чем брали, в том и ходят. Все необходимое добудете там. Как — не знаю. Я не могу вас вооружать и на глазах персонала НИИ отправлять в подвал. Вы должны незаметно пройти со мной через институт и так же незаметно войти в лабиринт. Не забывайте, что люди в институте понятия не имеют ни о какой Другой Чечне.
Стольников рассмеялся, окинув взглядом приятелей.
— Да будет так. Первый раз, что ли?
— И вот еще что… — Зубов оперся на стол и опустил глаза. — Это мое личное дело. Личное. Это значит, что не будет ни вознаграждения, ни внеочередных воинских званий, ни даже благодарности в личное дело. После завершения операции, чем бы она ни завершилась, я даже не смогу легализовать вас как членов общества.
— Мы все — бывшие, — тихо произнес Жулин. — Зачем нам звания?
— Бывших среди вас не бывает, — угрюмо отрезал Зубов.
Стольникову надоела эта прелюдия. Понятно, что Зубов как утративший дочь отец пребывал в удрученно-патетическом состоянии. Но делу это никак не помогало.
— Что мы знаем из того, что может оказать услугу во время работы? Кто руководит сейчас тюрьмой, где находится девушка? Сколько там вообще человек? Где находится оружие? Я должен все знать!
— Хорошо, — согласился Зубов. — В тюрьме в данный момент находятся семьсот двадцать восемь человек заключенных. А еще сто восемь человек караульной службы и персонала, и оружие, по всей видимости, находится не у них. Теперь ты знаешь все.
— Прикольная информация, — согласился Стольников, забирая из кресла сумку. — Нам пора.
Через полтора часа, смеясь и отпуская сарказмы по поводу дорог, которые в их памяти сохранились как накатанные колеи, а теперь были почти зеркально ровными, Стольников и его бойцы добрались до института химического анализа. За одиннадцать лет их отсутствия Чечня преобразилась до неузнаваемости. Всю дорогу, сидя внутри бронированного «Мерседеса» и глядя в окна, они вспоминали развалины, груды битого кирпича, надписи краской на стенах и пулевые отверстия с домовых панелях. Вместо «Добро пожаловать в ад!» теперь красовалась реклама ведущих мировых брендов, вместо «Не стреляйте, здесь живут люди» — предложения о покупке комфортного жилья. Ехать в иномарке представительского класса по знакомым улицам было неудобно. Стольникову хотелось выбраться наружу, сесть на броню «мерина» и широко расставить ноги, поставив меж них автомат.
Но автомата не было и в ближайшее время не предвиделось. Пока ехали, Зубов разметил на коленях общий план Той Чечни. На нем ясно были обведены границы тюрьмы и подступы к ней. Из видимых препятствий по дороге, ведущей к воротам «Миража», — лишь небольшой блокпост.
— Послушайте, товарищ генерал, — повернулся Саша к Зубову. — Вот что в голове не укладывается. Ладно, зэки не знают о том, где находятся. Но конвой, охрана, обслуга тюрьмы? Они не могут попадать в Ту Чечню с завязанными глазами, как зэки? Они же ясно представляют о том, где работают, и о том, как в случае необходимости выйти из лабиринта. Иначе о какой особой секретности мы говорим?
Зубов положил на карту широкую ладонь.
— Саша! Хозобслуга «Миража» — сами зэки. Из числа тех, кто пошел на контакт, но чье прошлое простить нельзя. В этом смысле им дано некоторое послабление, хоть они и не предполагают, что выйти на волю им никогда не удастся. Они во что-то верят, и эта вера заставляет их дорожить своим местом. Оказаться снова в камере — раз плюнуть. Достаточно передать информацию или окрыситься на охранника. — Зубов вынул пачку сигарет и закурил. — С момента вашего последнего поиска прошло много времени, капитан… Теперь тоннель — не череда лабиринтов и аркад. Тоннель — это железная дорога с множеством поворотов. Но все-таки это прямая, если говорить образно. Тот пульт, что у тебя в кармане, — это просто подстраховка на тот случай, если вдруг выйдет из строя транспорт или отключится энергия в тоннеле. Сейчас, когда тюрьма в руках бандитов, возможно все… Вы сядете в скоростной вагон и через три часа окажетесь на месте. Точно так же доставляется в тоннель охрана.
— Да, охрана, — многозначительно сделав ударение, напомнил Стольников.
— Охрана считает, что тюрьма «Мираж» — совместный проект грузинских и российских властей под общим управлением России, но находящийся на территории Грузии. Дезинформация для общего пользования внутри зоны — «Мираж» находится неподалеку от поселка Телави, в долине реки Алазани.
— И кто-то верит в совместный проект Тбилиси и Москвы? — усомнился Жулин.
— Со дня открытия «Миража» была пущена дезинформация. На территории Грузии нашими спецслужбами было задержано около ста грузинских наемников, проходивших обучение в лагерях на территории Чечни и Дагестана. Задержание, допросы, аресты, транспортировка — все было сфальсифицировано от начала до конца. Бандиты считали, что их допрашивают грузинские власти. После суда…
— Который тоже был сфальсифицирован, — вмешался Ключников.
— Совершенно верно, — подтвердил Зубов решительно. — А ты хотел, чтобы он резал детей в Дагестане, а потом через десять лет вышел на свободу? Разве пылесос, чистя ковер в твоем доме, засасывает только то, что предусмотрено по закону заводом-изготовителем?
— Давайте продолжим, а то мы уже въезжаем, кажется, — попросил Стольников, видя, как перед ним распахиваются высокие стальные ворота НИИ.
— Эта сотня грузин, воевавших в бандах Басаева, Кулоева и прочих уродов, является нашей информационной опорой. Они будут стоять насмерть, утверждая, что оказались в «Мираже» после суда в Грузии. Таким образом охрана считает, что охраняет тюрьму в Грузии. А доставляется туда сквозь тоннель в горном хребте, разделяющем Чечню и Грузию.
— И что, это всегда прокатывало? Неужели информация ни разу не просочилась вне? — удивился Айдаров.
— Ну почему же, — просто согласился Зубов. — Конечно, просачивалась. Каждый день просачивается! Спецслужбы США, Грузии и общественные организации ищут «Мираж» на севере Грузии, всматриваясь в каждую пядь земли от Казбека до Гуриани. Даже на дельтапланах летают.
Мамаев хохотнул.
— С космоса фотографировали. До сих пор ищут. Пусть ищут. А охрана работает, рассказывает правду, очень похожую на байки, и аккуратно получает довольно высокую по меркам Чечни заработную плату.
— Но они должны же были рассказать, что в тоннель, ведущий якобы в Грузию, они проникают через НИИ! — не выдержал Стольников.
— Мой НИИ всегда открыт для сотрудничества. За время его работы было разоблачено более двух десятков внедрившихся агентов. Я повторяю: чтобы оказаться в институте, нужно сначала проникнуть в городок при нем. Мой «Мерседес» въехал в городок, если вы заметили, через многоступенчатую систему охраны.
Поднявшись в кабинет Зубова, они продолжили разговор. Сотрудники НИИ, охрана, рабочие, все они жили на территории городка, в котором находился детский сад, школа, магазины, получали высокую зарплату и никто не хотел оказаться вне этих стен. Сыграно на психологии местных было тонко: в условиях нужды люди держались за свои места и никто не хотел ошибиться, вновь оказавшись в родном Ачхой-Мартане или Шали, в запущенном доме, без каких-либо перспектив в жизни. С родственниками — да, встречались, выход в принципе был вообще свободный, но здесь снова работал менталитет людей, повидавших в жизни нужду. Никто не хотел частить с выходами, опасаясь быть заподозренным и уволенным. Увольнение означало возвращение из уютных квартир и удаление от магазинов, в которых килограмм баранины стоил сто рублей. В родном Ведено на фоне сияющих зданий Грозный-сити сводили концы с концами и слушали по радио новости о приезде на день рождения президента Кадырова голливудских кинозвезд, а в детском саду городка при НИИ детям на завтрак подавали красную икру, а на полдник авокадо.