Отношу вещи в прачечную. Когда оказываюсь наедине с собой, наклоняюсь и украдкой вдыхаю запах с рубашки. Улавливаю оттенок женских духов, а позже, при сортировке, нахожу длинный темный волос. Вытягиваю, смотрю. Губу кусаю нервно от досады.
Козел. Он даже не старается.
Взяв себя в руки, я поднимаюсь на второй этаж. Сама себе бормочу беззвучно: «Это все в стирку, уберем, смоем. А в домашней одежде он пахнет хорошо, вкусно. Он… полностью наш с дочерью».
Заруливаю на скорости в большую ванную — вдруг что нужно? — и застываю в дверях, растерявшись. Потому что именно в этот момент Максим стягивает майку, эффектно так, через голову. Будто спецом выпендривается, хотя в мою сторону не смотрит и о моем приближении не знал.
Смотрю на его плечи, на татуировку в виде цыганского колеса.
Тотчас накрывает. Нутро до боли скручивает жуткой, нечеловеческой ревностью.
Я как-то резко краснею, потому что не готова видеть мужа без одежды. Потому что слишком хорошо он выглядит, а еще… потому что его рубашка воняет дорогими духами. Я даже запах этот чертов знаю: подруга рекламировала их прошлым летом, ей бренд надарил пробников, она присылала мне.
Пульс ускоряется до безумия, я как-то сразу обмираю. Максим же, раздетый до пояса, смеется.
— Я научил Виту брызгать из утки, — хвастается мне. — У нас есть здесь взрослое полотенце? Потому что я весь мокрый.
Дочка с остервенением сжимает уже пустую резиновую игрушку и понять не может, куда пропала вода.
— Дам свое, — выпаливаю я и прохожу в ванную.
Тут тепло от пара. Даже жарко. Позади Максим без футболки.
Хочу пояснить: у него дома не принято ходить полураздетым, я ни разу не видела, чтобы он вышел из своей спальни в трусах. Мы живем в соседних комнатах, у каждого своя ванная. У него маленькая, где душевая и тумба. У меня — эта, просторная, светлая.
Господи, кому расскажи — обхохочешься. Год женаты, а шугаюсь вида полуголого мужа.
Открываю шкаф, достаю полотенце и протягиваю Максиму. Наши пальцы касаются, я впиваюсь глазами в его грудь. Опускаю их ниже по плоскому животу, к пупу, вокруг которого широкая дорожка коротких волос. Отворачиваюсь.
Макс тем временем набирает в брызгалку воды, и Вита дает новый залп струей, вновь в него, следом в меня.
Отец тут же дает ей сдачи! То есть брызгает легонько, дочка громко чихает дважды, а потом хохочет! Мы вновь переглядываемся и застываем от умиления.
Сердце разорвано на куски. В груди крошево. Минуту назад я мечтала о разводе и не видеть Максима никогда. Сейчас — люблю всем сердцем.
Звонят в дверь.
— Доставка, наверное. Я приму.
Выхожу из ванной. Шепчу себе: «Тряпка, ничтожество. Он другую только что пялил, а у тебя пальцы горят от желания его потрогать. Да что с тобой происходит! Очнись!»
Никогда. Никогда на свете! Крыша тем временем подъезжает.
Я принимаю пакеты с едой, ставлю на стол. Наверх больше не спешу.
А когда поднимаюсь, Максим уже вытирает дочку большим махровым полотенцем с ушками. Он по-прежнему без майки, и я смотрю только на Виту.
— Там еду привезли, давай дальше я сама, — помогаю ему.
— Ань, — говорит он, — посидишь со мной, пока ем?
Странно. Обычно на этом моменте мы прощаемся до утра.
— Ладно. Уложу только.
Переодеваю малышку в пижаму и, подсушив ей волосы, укладываю спать у себя. Накупавшись, Вита быстро засыпает на груди. Игры с папой ее особенно выматывают, мы то тряпочки перекладываем, то книжки смотрим, а с Максом у нее активити.
Подключив видео-няню, я возвращаюсь в ванную и поправляю волосы. Раньше в цыганских семьях была такая, скажем, традиция… носить на себе все украшения, которые только есть. Потому что, в случае чего, муж может выставить из дома, и в чем ты была, милая, в том и осталась. Иногда, после его «совещаний», я думаю о том, что Максим может выставить меня в любой момент. Порвать со мной в один день, как в свое время сделал с Олесей.
Спускаюсь на первый этаж.
Сидит на диване, тянет виски и гладит Луну. Усмехаюсь. Да по фигу. Что может быть хуже пережитого мной пару минут назад?
Открываю холодильник, достаю бутылку красного вина, бокал из шкафа. Ставлю на стол.
— Ты выпиваешь? — Муж выгибает бровь. С претензией спрашивает.
— Иногда. Когда ты задерживаешься. — И поправляюсь: — Страшно мне одной в этом доме. Так сказать, пятьдесят грамм для смелости. Доктор разрешил. Поможешь?
Он подходит и берет из моих рук бутылку.
Глава 5
— О чем ты хотел поговорить?
Я принимаю бокал из его рук и прохожу к барной стойке, усаживаюсь на стул. Позу принимаю эффектную. Не сижу как забитая мышь, опустив плечи и глаза в пол. При Максиме я стараюсь быть звездой больше, чем на работе.
Глупо? Наверное. Он видел меня разной, знает как облупленную, он был у меня дома, в деревне, и оценил диван, на котором я спала с детства.
Даже в родах Максим Одинцов меня видел. А еще во время бессонных ночей, с раздутой молоком грудью, с черными мешками под глазами и паникой, что наша малышка не наедается. Он — мой муж, и мы вместе идем по жизни.
Единственное, я слежу за тем, чтобы при нем всегда ходить в длинных юбках или широких штанах. Такая форма одежды — правило его семьи. Он любит, когда именно это правило нарушают, я помню, как одевалась его бывшая. Но сама этого правила придерживаюсь особенно рьяно.
Максим наливает себе еще.
— Я возьму Кирилла на работу, — говорит будто между прочим. — Если он захочет повышение в будущем, то пусть поступает на вышку заочно. Отпуск на сессии я устрою. Повкалывать несколько лет придется, это правда. — Цокает языком. — Любой самый никчемный диплом самой убогой шарашки подойдет.
Сжимаю зубы и опускаю глаза на секунду, обдумывая.
— А что в салоне? Не справился?
Максим устраивал Кирю к Марату младшим менеджером.
Пауза в секунду выводит из себя! Он всегда так делает, привык, чтобы внимательно слушали.
— Кирилл пытался замутить схему и украсть тюнинга на пять тысяч. Не постарался, вышла халтура, Марат заметил.
— Блин. Придурок. Он не признается, Макс. Мама ни мне, ни тебе не поверит.
— Это неважно. — Максим делает глоток и вновь устраивается на диване. — Обвинять его никто, разумеется, не станет, сумму нам Марат уж простит. Кирилл умный, талантливый парень, но жадный, иногда эта жадность толкает его на глупости. Поэтому я возьму его к себе. От греха подальше.
Чтобы мой брат больше ни перед кем не позорил господина депутата.
— Прости.
Он отмахивается.
— У меня украдет — получит по морде.
— Мама этого не переживет.
— Придется ей потерпеть. Иногда парню полезно огрести, мозг на место встает.
— Хорошо, что у нас дочка, — парирую.
Макс улыбается.
Делаю большой глоток. Терпкий вкус на языке, тепло в пищеводе. Градус нервозности снижается как-то резко, а вот уровень наглости, напротив, растет к небу. Я усаживаюсь удобнее, вальяжнее, но при этом так, что, если кто щелкнет камерой — можно и на обложку. Столько билась над позами, что теперь принимаю их автоматически.
— После того как у нас появилась Вита, желание воспитывать мужиков обострилось стократно, — продолжает тему Максим.
Смеюсь. Это мило. Он может быть милым, когда старается.
Один-два-три. Поднимаю глаза и смотрю на него пару секунд.
Максим крутит в руках стакан, рассматривает напиток. Пользуюсь этим и разглядываю его.
— Это все? — спрашиваю, отпивая. Как вино закончится, пойду спать.
Он закидывает ногу на ногу, голову запрокидывает на спинку дивана и, закрыв глаза, расслабляется.
Из-под рукава футболки виднеется татуировка. Максим больше не носит плетеные браслеты. Из украшений только простое кольцо на пальце.
Интересно, как бы он отреагировал, подойди я и заберись на колени? Сейчас!
Будь в бокале не вино, а трин. Оседлала бы, в спине прогнулась. Стянула топ через голову, оголив потяжелевшую грудь. Волосы бы разметались по плечам, сердце на волю выскочило!
Воображаю, загораюсь!.. Хмыкаю.
Фантазии такого плана преследуют все чаще, в интернете написано, что организм после родов просыпается постепенно. Пока либидо валялось в коме, терпеть этот брак было проще.
Максим громко вздыхает, садится ровнее.
— Дальше. Твоя подруга Диана. Я не хочу, чтобы она бывала у нас дома. И чтобы вы общались.
Еще один укол. Опять неожиданно, больно. Снова я накосячила.
— Какие еще будут указания, господин Одинцов? — уточняю сдержанно, в его манере.
Прищуривается. Голову набок склоняет, точно зверь на охоте. Недоволен? Я прячусь за вином и делаю глоток. Осталось не больше пары в бокале.
Алкоголь в крови, он голову кружит. Я редко пью, мне мало надо. Вонючие рубашки Максима стираются в подвале, своим замужеством в данный момент я сыта по горло.
Максим вдруг смягчается. Усмехается и качает головой, забавляют его мои попытки уколоть.
— Какие будут, Аня, такие и выполнишь, — говорит он весело. — Да же?
Накатывает. Ослепляет. На части рвет от потребности вывести его на эмоции. Чтоб психовал, орал, как зверь бешеный! Мебель крушил! Показал как-то, что не всё у него под контролем! Что злится, что в душе больно!
Была бы рана, я бы обняла, залюбила, занежила. Но нет у него ни ран, ни слабых мест, кроме Виты. Непробиваемый. А манипулировать дочерью я не буду точно.
Остается вино пить.
— Слушаюсь! — Спрыгиваю с высокого стула, решив закончить семейный вечер.
— Стоять.
Застываю. Смотрю.
Максим медленно, будто недовольно меня осматривает. С головы, гад, до кончиков пальцев, спрятанных под носками. Костюм мой не нравится? С каким пор ему не плевать, в чем я по дому хожу?
— Не спросишь почему?
— Я так понимаю, твои помощники нарыли на нее какую-то информацию, способную тебя скомпрометировать. Я ведь под прицелом, все мои связи проверяются.