Максим мимолетно хмурится и отвечает довольно скучающим тоном:
— Полуголые девицы хороши, как и все полуголые девицы. Других танцовщиц гоу-гоу в своей жизни я еще не видел.
Беседа явно перестала его развлекать. Я понимаю, что нащупала предел, больше нам говорить не о чем.
— Но вас они не впечатляют?
— Мне же не шестнадцать.
Спросить хочется много. И про его девушку, которая, очевидно, не в восторге, что Максим сиганул со скалы в бушующее море. И как прошло спасение. И что он думает о Льве, танцовщицах, празднике, монгольском иге. О чем угодно!
Но я молчу, потому что никак не могу собрать слова в умное предложение, а тупить перед ним стыдно. Он извинился, и этот факт выбил почву из-под ног. Передо мной еще никогда никто из взрослых не извинялся.
— Я схватил ее за волосы, — произносит Максим, не глядя в мою сторону. Я обращаюсь в слух. — Она поэтому меня поцарапала, из-за охрененной боли. Она паниковала, лезла сверху и душила, не реагировала ни на просьбы, ни на мат. Я перестал видеть голову ребенка. Дернул ее за волосы вверх, чтобы вдохнула побольше, и отбросил к берегу, сколько было сил. Только после этого смог выловить мальчика. Ей было ужасно больно, но иначе мы бы утонули втроем. Думаю, у нее еще долго будет болеть голова.
Мурашки бегут по телу. Я хотела откровенности, но не была готова к ней. Застываю от ужаса, явственно представляя весь кошмар ситуации.
Ледяное море, соль во рту и в глазах, сильные волны, паникующая мать, ребенок, который уже уходит под воду… Я делаю громкий вдох, парализованная воображением. Зябко тру предплечья.
Максим улыбается и меняет тему:
— Пошли наверх, холодно.
— Да, мне уже пора. — Иду первой.
— Аня.
Оборачиваюсь, удивляясь, что он запомнил мое имя.
— Сегодня не ходи больше одна. Даже если по работе будут заставлять. Уберешься, и в каюту до утра.
Внутри взрывается миллион вопросов, которые тают на языке. Я сглатываю и киваю.
Мы вместе поднимаемся на верхнюю палубу, где работают обогреватели и намного теплее.
— А вот и ты! Макс, да твою мать, я обыскался! — кричит жених. — Мы тосты двигаем, свадьбу репетируем, а свидетеля нет!
— Ему Олеся позвонила, я же сказала, — подхватывает невеста. — Я бы на ее месте уже на вертолете сюда вылетела, после случившегося.
— Всё, давайте уже последний тост и отдыхать! Я пиздец устал. Кто у нас остался? — оглядывает гостей Георгий.
Они бурно радуются Максиму, меня никто не замечает, но это и к лучшему: и без того много внимания.
У всех, кроме Максима, в руках стаканы с напитками. Срываюсь с места и спешу к бару, но когда возвращаюсь с виски, — а он пьет именно виски, — Максим уже держит напиток. Кто-то меня опередил?
Лев Васильевич стоит неподалеку с микрофоном и рассказывает тост. Долго рассказывает. Какую-то притчу, на которую к четырем утра ни у кого нет сил. Поначалу слушают с улыбкой, затем лица становятся кислыми.
Гости перекладывают бокалы из руки в руку, мы с девочками переминаемся с ноги на ногу. Спать! Так сильно хочется спать! Они сейчас уйдут, а нам еще мыть и чистить. Ну же, скорее!
— …Поэтому за молодых до дна! — наконец кричит Лев Васильевич и пьет.
Все с радостью следуют его примеру. Максим тоже осушает свой стакан до дна. Музыку выключают, и народ начинает расходиться по каютам, а мы принимаемся за уборку.
Краем глаза я замечаю, что рядом с Максимом идет та самая эффектная танцовщица, смеется, касается его руки.
Нда.
Поджимаю губы. Ну вот, а говорил, что все танцовщицы одинаково красивы и ему по фигу.
Значит, не одинаково. Или не по фигу. Сегодня он спас двух человек, у него откат. Мой отец пил, но он алкоголик. Максим хочет других радостей. Ну и пусть. Заслужил, наверное.
Я остервенело оттираю стол, когда слышу, как меня окликают:
— Аня! Анют, подойди.
Даже голову поднимать необязательно, чтобы понять кто. За вечер я запомнила и голос, и интонации. Передергивает.
Лев Васильевич о чем-то говорил с женихом, но прервался, чтобы меня подозвать.
Вопросительно смотрю. Глаза слипаются, приходится постараться, чтобы не нагрубить.
— Шампанское, — произносит он. — Принеси бутылочку, зайчик.
Ар-р-р. Слушаюсь. Но едва собираюсь вернуться к работе, Лев пихает бокал под нос.
— Выпей с нами, Анют.
— Спасибо, я не пью.
— Жора, разреши девушке выпить, — улыбается Лев Васильевич. — Она весь день носится, как та белка из мультика.
— Я правда не пью алкоголь совсем. И я на работе…
— Можно, — пьяно и добродушно улыбается жених. — Бокальчик еще никому не повредил, а вы и правда молодцы сегодня. Накину всем премию за праздник, отработали как надо.
— Очень приятно, я передам Стасу. То есть Станиславу Олеговичу.
Лев Васильевич вручает бокал, я нерешительно замираю, но Жора одобрительно качает головой. Мы втроем чокаемся.
— Не волнуйся ты так, всё в порядке, — отмахивается Жора. — Молодцы! Все! — кричит. — Все молодцы! А я уже едва стою. Бля… — Он действительно чуть не падает, вовремя опирается о перила. — Простите, поползу-ка я к своей Мари спать. Завтрак не раньше десяти.
Киваю.
Мужчины выпивают шампанское залпом, я же делаю пару глотков. Пузырьки приятно лопаются на языке.
Георгий уходит, а я… глубоко вздыхаю. Долгий такой день, стресс, да не один. Делаю еще глоточек, потом еще один. Ударяет в нос, и я морщусь.
Лева Васильевич смеется:
— Пей, вкуснятина моя.
— Что?
— До дна. За Жору и Машу.
— Больше не хочу, спасибо. Ладно, последний.
Делаю еще глоток, смакую на языке. Лев придерживает бокал, заставляя выпить больше.
— До дна. Давай-давай.
С трудом отстраняюсь.
— Иначе придется выливать. Кто мне сказал, что переводить продукты вредно?
— Спасибо. Я… куплю, если нужно.
В этот момент бокал из рук буквально вырывают. Я впадаю в панику, думая, что это Стас и мне капец!
Но передо мной вовсе не Стас, а цыган-пакистанец. Выглядит он правда… как-то не так. Ненормально. Или у меня от усталости голова кружится? Ох! Хватаюсь за ближайший столик.
— Ты чего не спишь? — бросает Лев.
— Не знаю. Пиздец. Дурно стало, пить захотел, а воды нет в каюте. Не против? — бросает мне.
Не успеваю кивнуть, как Максим осушает мой бокал.
— Морская болезнь? — язвит Лев. — Бывает.
— Возможно. Странно, я всю юность в спортшколе по плаванию…
— Ну уже не юность, Макс.
— Наверное.
Он чуть покачивается и смотрит на меня, глаза его при этом еще сильнее темнеют… Или это зрачки расширяются? Морозец пробегает по коже. Максим какой-то жуткий. Дикий на вид. Интуиция трубит спасаться. Волоски дыбом поднимаются. Но алкоголь, видимо, уже успел всосаться в кровь, колени слабеют.
Через вдох кидает в жар, да так, что, стыдно признаться, подмышки обильно потеют прямо при мужчинах.
Пересыхает в горле. Я остро жалею, что мой бокал пуст. Пить хочется невыносимо!
— Пошли провожу. — Максим бесцеремонно приобнимает за плечи.
Он другой. Другой!
Будто не этот мужчина полчаса назад бережно накинул на меня плед и галантно извинялся. Все его воспитание морским ветром сдуло!
— Вообще-то мы с девушкой общаемся. — В голосе Льва проскальзывает металл.
Он вклинивается между нами. Охмелевший мозг выдает страшную идею, что Лев пытался меня напоить. От паники я всем телом льну к Максиму, тот как-то резко вздыхает в ответ.
— Тебя никто не звал сюда, Одинцов, — рычит Лев. — Бери свою воду в баре и проваливай.
— Иди на хуй, — выдает Максим.
Обнимает крепче и ведет к лестнице под аккомпанемент моего колотящегося сердца.
Глава 8
Яхта качается… Или качаюсь я?
Перила лестницы. Хватаюсь за них, падаю! У-ух! Голова кругом.
Максим резко оборачивается и приобнимает за талию, помогая удержаться.
— Нормально?
Наши глаза встречаются, и я обжигаюсь. Смотрела глазами, а больно в груди. Быстро опускаю свои. У него руки красивые — крепкие. Рукава закатаны, видны вены. Ладони широкие. Он сжимает меня прямо сейчас. Сглатываю.
— Осторожнее, Аня, — говорит тише. Отворачивается.
Пульс бах-бах-бах.
Максим спускается первым, я осторожно держусь за перила и за его плечо, чтобы не скатиться кубарем и не сломать шею. Лестница здесь крутая. В самом низу он оборачивается и подает руку, я опираюсь на нее, и мир снова кренится набок, я неудачно падаю, и он опять ловит. У-ух!
— Это шторм? Извините, меня шатает, — выдаю.
Максим сжимает мою талию. Сердце колотится, я заглядываю ему в глаза и целый миг не понимаю, почему не сделала так сразу, при знакомстве. Очевидно же, что хорошо.
Очень хорошо.
— Не должен по прогнозу, — отвечает он. Отпускает. Отворачивается.
Смущаюсь. В коридоре полумрак. Голос Максима кажется таинственным. Я скидываю туфли, потому что сил больше нет.
— Хорошо, что вы пошли первым и ловили меня. Я сначала удивилась, ведь девушек пропускают вперед, а вы все продумали заранее.
— По этикету на лестнице мужчина всегда стоит ниже.
— Да-а?! — поражаюсь. — Вы напились в хлам и все равно действуете по этикету?! Вы из тех, кого лупили розгами и ставили коленями на горох?
Максим хрипло смеется, опирается рукой о стену и чуть склоняет голову.
— На гречку.
— Серьезно?!
— Пипец, малая, я и правда напился до вспышек перед глазами. Это как. Вообще. Где ты взяла то шампанское?
— Вы употребляете в речи слово «пипец»?
— Не ругаюсь матом при леди. Ты сама себе налила?
— У меня тоже вспышки! — заявляю. В эту секунду открываются резервы, меня наполняет энергия, а жажда сменяется каким-то жгучим жаром. — Мне даже нравится! Я так классно себя чувствую! У-ух! — Кружусь на месте, танцую.
Макс прислоняется плечом к стене и смотрит на меня, слегка улыбается, и я снова кружусь. Он усмехается.
А я думаю о том, что он красивый. Нет, он сверхкрасивый, причем красоту его описать очень сложно. Я от таких мужчин всегда за километр держалась. В нем нет ни грамма женственности, в отличие от парней, с которыми я недавно познакомилась на съемках. От начала и до конца мужик. Высокий, спортивный, плечи эти пловца. Он с татуировками и заломом между бровей. Он взрослый в каждом жесте, в каждом слове. Грубый, уверенный в себе. Со щетиной на лице, квадратным подбородком и всем прочим, что оттолкнуло бы в других. Но Макс почему-то нравится. Он так сильно нравится, что подгибаются пальцы ног. Запыхавшись, останавливаюсь перед ним и заглядываю в глаза. Сердце бахает, голова кругом. Его рот приоткрывается, я привстаю на цыпочки.