Топливо Победы. Азербайджан в годы Великой Отечественной войны (1941–1945) — страница 2 из 36

[1], другие – к концу 1942 г[2]. Однако в любом случае первое полугодие 1941 г. в качестве отдельного этапа развития советской экономики, как правило, не рассматривается. И тем не менее мы сочли, что при изучении азербайджанской нефтепромышленности именно такой подход не только допустим, но и наиболее продуктивен. Как будет показано, именно второе полугодие 1941 г. стало для апшеронской «нефтянки» ключевым моментом, временем, когда нефтяники Баку добились рекордных результатов. Надо признать, что в победах Красной армии зимой 1941/42 годов есть немалый вклад и тружеников Апшерона.

Пятая глава посвящена рассмотрению основных процессов и тенденций нефтепромышленности Азербайджана в 1942–1945 гг. Хотя такое распределение (одна глава – на шесть месяцев второго полугодия 1941 г. и ещё одна глава – на три с лишним года войны) кажется не слишком продуманным, автор этих строк полагает такое членение материала вполне обоснованным. На протяжении всего периода 1942-1945 годов на нефтеиндустрию Азербайджана действовали одни и те же факторы, для неё были характерны одни и те же закономерности и процессы. Причём эти факторы и процессы достаточно чётко и ярко отличались от реалий, доминировавших в 1941 году. Таким образом, период 1942–1945 годов представляет собой чётко выделяемый хронологический кластер, который следует изучать именно как целостность процессов и явлений на протяжении указанных лет.

Наконец, глава шестая включает в себя рассмотрение сюжетов, которые не имеют прямого отношения к проблематике нефтедобычи, однако позволяют осознать общеисторический фон событий, которые изучались в четвёртой-пятой главах. Как жители советского Азербайджана отнеслись к началу Великой Отечественной войны? Как они сражались на фронте? Как они трудились в тылу? Каков вообще был вклад Азербайджана в ту историческую победу, если вывести за скобки нефтяные сюжеты? Именно на эти вопросы мы будем искать ответы в этой главе.

В нашем исследовании использованы документы из Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ)[3] и Центрального архива министерства обороны (ЦАМО)[4]. Но львиная доля архивных материалов, использованных при подготовке данной монографии, была обнаружена в депозитариях Российского государственного архива экономики (РГАЭ)[5]. Значительная часть используемых документов вводится в научный оборот впервые. Свыше половины использованных при подготовке статьи архивных дел имели девственно-чистые листы использования, то есть до автора этих строк, профессиональные исследователи вообще не обращались к этим материалам.

Разумеется, помимо архивных материалов к исследованию достаточно активно привлекались как уже опубликованные источники, так и труды исследователей, осветивших те или иные аспекты рассматриваемой тематики ранее. Нормы академической этики требуют привести во Введении подробный историографический обзор всей вышедшей по избранной теме научной литературы. Однако ввиду того, что наш предмет исследования носит комбинированный характер и включает, как уже говорилось выше, сюжеты, относящиеся и к Каспийскому походу Петра Великого, и к боевому пути 416-й стрелковой дивизии, и к деятельности треста «Азнефть», и к проблемам дореволюционной нефтепромышленности Апшерона, библиография исследования поневоле становится, с одной стороны, весьма разноплановой, а со стороны другой – количественно необозримой. По правде говоря, качественный обзор всей научной литературы по столь широкому спектру проблем потребует ещё одной книги, сопоставимой по объёму с той, которую сейчас читатель держит в руках. Поэтому мы позволили себе отказаться от библиографической части Введения, уповая на то, что наша работа ориентирована в первую очередь на широкий круг любителей истории, а не профессиональных историков, поэтому некоторые отступления от академических канонов нам извинительны.

Что ж, проблема сформулирована, круг источников определён, вопросы поставлены – давайте искать на них ответы!

Глава I. Россия и Азербайджан. Двести лет под одной крышей

Конечно, достаточно неожиданно начинать разговор о вкладе нефтяной промышленности Азербайджана в победу над гитлеровской Германией с истории вхождения Азербайджана в состав России. Спора нет, от Каспийского похода до треста «Азнефть» путь не близок. Однако, думается, было бы неверно рассматривать «нефтяной фронт» с 22 июня 1941 г. – ведь так или иначе придётся уделить внимание и предыстории, описывая сложившийся к началу Великой Отечественной войны порядок вещей и причины, обусловившие этот порядок. Но, в свою очередь, и эта «предыстория» тоже сложилась не на ровном месте. Вот так, разматывая клубок исторических взаимосвязей назад, выясняя, откуда что пошло, мы и отодвигаемся всё дальше и дальше от 1940-х годов вглубь истории. Уводит ли это от магистральной темы исследования? И да, и нет. Нам представляется очень важным проанализировать – как и почему Азербайджан оказался в составе российского государства. Как азербайджанский социум взаимодействовал с российским обществом и российской государственностью? Как формировался тот социально-политический «бэкграунд», который обусловил поведение жителей Азербайджана вообще и тружеников нефтяной отрасли в частности? Данная глава будет посвящена рассмотрению именно этих вопросов.

Пожалуй, если не брать уж вовсе полубылинные времена закавказских походов древних русов[6], впервые Российская империя всерьёз обратила внимание на восточное Закавказье во времена Петра Первого. Хотя в XVI–XVII веках московские цари и направляли несколько раз посольства в Закавказье, практически всегда основной интерес этих дипломатических миссий был сосредоточен на контактах с Грузией[7], поэтому в отношении Азербайджана к началу XVIII в. в России никакой дипломатической традиции не сложилось. Причём на тот момент Азербайджан как таковой и вообще всё восточное Закавказье интересовали Петра Великого в первую очередь не сами по себе, а как транспортный маршрут, обеспечивающий выход в Персию и далее – в Индию. Ещё в 1716 г. российское правительство пыталось разведать торговые пути в Индию через Хиву и Бухару, однако экспедиция Бековича-Черкасского закончилась трагически[8]. В то же время нельзя сбрасывать со счетов заинтересованность российского правительства в ширванском шёлке-сырце, который потенциально мог стать сырьём для российской шёлкопрядильной промышленности[9]. Рассматривались и иные потенциальные возможности хозяйственного развития региона под российским владычеством. Так, например, «Петр I хотел в Гиляни и других местах Ширвана развести испанский табак, и чрез министра своего требовал из Испании тамошних семян»[10]. Таким образом, для Петра I азербайджанский регион являлся своеобразным сосредоточием сразу нескольких разноплановых возможностей резкой интенсификации российской экономики как за счёт сельскохозяйственных угодий и ремесла, так и за счёт перенаправления торговых потоков.

Надо отметить, что информационно-разведывательная подготовка к продвижению по каспийскому вектору была начата правительством Петра I задолго до начала собственно Каспийского похода 1721 г. Уже в 1700 г. из Астрахани морским путём был направлен в Баку флотский офицер Меер, однако сефевидская администрация, справедливо рассматривавшая Меера в первую очередь как разведчика, отказалась впустить его в город[11]. В 1716 г. в Сефевидское государство было отправлено посольство во главе с подполковником А. П. Волынским. Судя по всему, именно основываясь на результатах этого посольства, Пётр I с середины 1710-х годов, с одной стороны, начинает всё более детально обдумывать «Шамахинскую экспедицию», а с другой стороны – придавать вопросам торговли шемаханским шёлком куда большее значение, чем планам торговли с Индией[12]. Что ж, надо признать, тому были причины. Скажем, в дневнике Волынского, в записях, сделанных во время посольства в Иран, указывалось, что «одних только лишь пошлин с продажи шелка собирается почти по 1.000.000 руб. и эта сумма составляла 1/6 годового дохода шахской казны»[13]. В свете таких сведений становится понятным всё возрастающий интерес Петра I к торговле шёлком.

Надо отметить, что в «шёлковом» вопросе столкнулись интересы сразу трёх акторов. Разумеется, российское правительство было заинтересовано в активизации вывоза ширванского шёлка в Россию, поэтому настаивало на открытии в столице Ширвана – Шемахе – российского консульства. Правительство сефевидского Ирана, в свою очередь, стремилось переключить основные торговые потоки на свою столицу – Исфаган, поэтому настаивало на открытии русского консульства именно там. Наконец, Османская Турция была заинтересована в сохранении сложившегося порядка вещей, при котором львиная доля ширванского шёлка вывозилась через Смирну и Алеппо, поэтому турецкие эмиссары требовали от Исфагана, чтобы русским вообще было запрещено мореплавание по Каспию[14]. Так или иначе, но Волынскому удалось найти компромиссное решение, устраивавшее и Петербург, и Исфаган – основное консульство России открывалось в Исфагане, а в Шемахе открывалось вице-консульство[15]. В 1720 г. в Шемаху действительно был назначен вице-консул А. Баскаков, однако прибыть в Ширван он не успел. Рост налогов и гонения на мусульман-суннитов, проводимые сефевидским правительством, привели к резкому росту социальной напряжённости в Ширване, и в 1721 г. регион охватило восстание во главе с Хаджи-Даудом. Достаточно быстро новый лидер придал стихийным и неорганизованным выступлениям целенаправленный характер и сформировал новую политическую доктрину, суть которой сводилась к «свержению иноземной власти и избавлению правоверных суннитов от тирании исказителей и врагов ислама – шиитов