Харольд РоббинсСОЧИНЕНИЯ1 томТОРГОВЦЫ МЕЧТАМИ
1938. ПОНЕДЕЛЬНИК
Я вылез из такси на Рокфеллер Плаза. Даже для марта этот день был ветреным. Пока я расплачивался, ветер вовсю трепал полы пальто. Я подал таксисту доллар и отказался от сдачи. Он начал рассыпаться в благодарностях — счетчик показывал всего лишь тридцать центов. Такси отъехало. В здание я вошел не сразу, решил несколько минут подышать свежим воздухом. Хотя на углу находилась автобусная остановка, воздух еще не успел пропахнуть бензином в такую рань. Давно, пожалуй, я не чувствовал себя настолько хорошо.
Пойдя в здание, я по обыкновению купил «Таймс» в киоске рядом со входом в банк Чейза и поднялся по ступенькам в сводчатый холл, ведущий в парикмахерскую.
«Де Земмлер» являлся для парикмахеров тем же, чем «Тиффани» — для ювелиров. Только я приблизился к двери, она распахнулась, словно по волшебству. Дверь мне открыл маленький коренастый итальянец, на смуглом лице которого блестели огромные белые зубы.
— Доброе утро, мистер Эдж, — поздоровался он. — Что-то сегодня вы рановато.
Прежде чем ответить, я машинально взглянул на часы. Действительно рановато — только десять часов.
— Да, Джо, — ответил я, протягивая пальто. — Рокко уже пришел?
— Конечно, мистер Эдж, — улыбнулся итальянец. — Переодевается. Через минуту он будет готов.
Я положил на стойку газету, снял с себя пиджак, галстук и подал Джо.
Из служебной комнаты вышел Рокко и направился к своему рабочему креслу. Джо незаметно подал ему сигнал. Рокко взглянул на меня и улыбнулся.
— Рокко готов, мистер Эдж, — объявил Джо. Затем повернулся к Рокко и крикнул: — О’кей, номер семь.
Я взял газету и подошел к креслу, около которого стоял улыбающийся парикмахер. Он накрыл меня простыней, засунул за воротник несколько «клинексов» и сказал:
— Рано ты сегодня, Джонни.
— Угу, — улыбнулся я.
— У тебя сегодня большое событие, Джонни. Наверное, всю ночь не спал?
— Верно, — по-прежнему улыбаясь, ответил я. — Так и не сомкнул глаз.
Он начал мыть руки над умывальником, находящимся перед креслом. Оглянувшись на меня, заметил:
— Я бы, наверное, тоже не заснул, если бы получил работу, за которую платят штуку в неделю.
— Полторы, Рок, — громко рассмеялся я. — Ты немного ошибся.
— Подумаешь! Что значат пять кусков в неделю, когда получаешь такие бабки? — Он вытер полотенцем руки. — Деньги на карманные расходы!
— Опять ошибаешься, Рок. Когда забираешься на такую высоту, деньги отходят на второй план. Главным становится престиж.
Он достал из кармана ножницы и начал подравнивать мне волосы.
— Престиж похож на откормленное брюхо. Сразу видно, что у его владельца все о’кей. Но люди все равно втайне стыдятся его. Тебе тоже иногда будет хотеться стать худым, как раньше.
— Ерунда, Рок. На мне это брюхо будет смотреться отлично.
Он промолчал, продолжая работать ножницами. Я развернул газету. На первой странице скучные новости. Листал ее до тех пор, пока не нашел то, что мне было нужно. Как и следовало ожидать, сообщение оказалось в разделе искусства. «Джон Эдж назначен президентом „Магнум Пикчерс“». За заголовком следовала обычная болтовня о кинокомпании и обо мне. Я слегка нахмурился — газетчики не прошли мимо моего развода с Далси Уоррен, знаменитой актрисой.
Рокко заглянул в газету через мое плечо.
— Придется заводить папку для газетных вырезок, Джонни? Теперь ты большая шишка.
Мне не очень понравился его юмор. Он будто забрался в мой мозг и заглянул в мои мысли. Я попытался не злиться и слабо улыбнулся.
— Не смеши меня, Рок. Я все тот же. Правда, у меня сейчас другая работа, но она ничего во мне не изменит.
— Не изменит? — фыркнул парикмахер. — Ты бы видел себя со стороны, когда входил в парикмахерскую. Вылитый Рокфеллер!
Я начал злиться. Поднял руку, посмотрел на ногти и попросил:
— Позови маникюршу.
Девушка быстро подошла. Она взяла мою руку и принялась обрабатывать ногти. Рокко наклонил кресло чуть назад и начал покрывать мое лицо пеной. Читать стало невозможно, и я бросил газету на пол.
Меня обработали по высшему разряду — побрили, вымыли голову шампунем, сделали маникюр. Когда я встал, ко мне бросился Джо с пиджаком и галстуком. Став перед зеркалом, я с первой же попытки завязал неплохой узел. Потом протянул Рокко пятидолларовую купюру.
Он спрятал ее в карман с таким видом, будто делал мне одолжение. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, затем он поинтересовался:
— Старик уже звонил? Что он думает по поводу твоей новой работы?
— Мне наплевать на него и на то, что он думает, — резко ответил я.
— Так нельзя, Джонни, — мягко покачал головой парикмахер. — Он отличный мужик, даже несмотря на то, что слегка надул тебя. Он всегда относился к тебе, как к сыну.
— Это однако не помешало ему надуть меня! — запальчиво воскликнул я.
— Не помешало, — негромко согласился Рокко. — Ну и что из этого? Он старик, он был болен, устал, попал в отчаянное положение и знал, что разорился. — Парикмахер на секунду замолчал, чтобы дать мне прикурить. Когда он вновь заговорил, его лицо приблизилось к моему. — Он озлобился на весь свет, немного спятил и выместил всю горечь на тебе. Ну и что, Джонни? Все равно ты не можешь просто взять и забыть тридцать лет своей жизни! Ты не можешь вычеркнуть их, словно их не было!
Я заглянул ему в лицо. В мягких карих глазах светилось сочувствие, почти жалость. Я хотел ответить, но промолчал, надел пиджак, перекинул пальто через руку и вышел из парикмахерской.
В здании уже толпились туристы в ожидании какого-нибудь гида, который бы повел их по этажам. Как и тридцать лет назад, на лицах этих простаков застыла глупая серьезность и ожидание чего-то необычного. У всех слегка приоткрыты рты, словно через них можно было что-то увидеть.
Эскалатор доставил меня на второй этаж, на котором находились лифты. Лифтер молча нажал кнопку тридцать второго этажа.
— Доброе утро, мистер Эдж.
— Доброе утро.
Двери закрылись. Скоростной лифт рванул вверх, и у меня захватило дух. На тридцать втором этаже лифт остановился.
Девушка, сидящая за столом в холле, улыбнулась мне.
— Доброе утро, мистер Эдж.
— Доброе утро, Мона. — Я завернул за угол и направился по коридору, покрытому ковровой дорожкой, к моему новому кабинету. Раньше в нем сидел он, но сейчас на двери уже висела написанная золотыми буквами моя фамилия: «Мистер Эдж». Меня развеселило то, что не удалось обнаружить замазанных следов его фамилии. Даже если ваша фамилия висит на двери тысячу лет, для того чтобы ее снять, достаточно нескольких минут.
Я взялся за дверную ручку, но внезапно остановился. Вплоть до этой минуты все казалось сном, мечтой. Ведь столько лет на этой двери красовалась его фамилия, а не моя. Я опять вгляделся в золотую табличку. Нет, все наяву — «Мистер Эдж».
Открыл дверь и вошел в приемную. Джейн только что положила трубку. Она повесила мое пальто в маленький шкаф и поздоровалась:
— Доброе утро, мистер Эдж.
— Доброе утро, мисс Андерсен, — улыбнулся я. — С каких пор мы перешли на официальный тон?
— Но Джонни, ты сейчас большой босс, — рассмеялась Джейн. — Кто-то же должен начать соблюдать этикет.
— Пусть это будет кто-нибудь другой, Джейн, — сказал я и вошел к себе.
В дверях остановился, чтобы хоть немного привыкнуть к новой обстановке. Я в первый раз вошел в кабинет после ремонта. В пятницу вечером я еще находился в Калифорнии на студии, а сюда в Нью-Йорк прилетел только в воскресенье ночью.
— Нравится? — полюбопытствовала Джейн, входя вслед за мной.
Я огляделся по сторонам. Конечно, нравится. Кому не понравится комната, сверкающая всем великолепием? Кабинет был угловой комнатой. В двух стенах, выходящих на улицу, находились по пять окон. Противоположные стены были отделаны панелью под дерево. На большой висела огромная фотография студии, сделанная с самолета. В той, что поменьше, виднелся газовый камин с железной подставкой для дров и решеткой. Рядом стояли несколько стульев, отделанных темно-красной кожей. Столешница стола, изготовленного из сверкающего красного дерева, была обтянута красновато-коричневой кожей. В центре располагался кусок кожи другого цвета с моими инициалами. В кабинете вполне можно провести бал или вечеринку и еще останется достаточно места для уединения.
— Нравится, Джонни? — повторила Джейн.
— Конечно, — кивнул я, подошел к столу и сел.
— Ты еще главного не видел. — Она направилась к камину и нажала какую-то кнопку на стене.
Камин начал поворачиваться на шарнирах, и за ним оказался бар. Я присвистнул от восхищения.
— Неплохо? — с гордостью поинтересовалась Джейн.
— Нет слов.
— Это еще не все. — Джейн нажала кнопку, и камин вернулся на место. Она отошла на несколько шагов и нажала другую кнопку. Часть стены, оказавшаяся дверью, скользнула назад и открыла сияющую кафелем ванную комнату.
— А как тебе это?
Я подошел к Джейн и обнял ее.
— Джейн, ты сделала меня самым счастливым человеком на свете. Откуда ты знаешь, что больше всего на свете я мечтал иметь свой собственный сортир?
Секретарша смущенно рассмеялась.
— Я очень рада, что тебе понравилось, Джонни. Я немного волновалась.
Я отпустил ее и заглянул в ванную, оборудованную по последнему слову техники.
— Твои волнения закончились, девочка моя. Папе все очень понравилось.
Я вернулся к столу. К новой обстановке трудно привыкнуть всего за несколько минут. Когда кабинет принадлежал Петеру, он был простым и старомодным, как и сам хозяин. Говорят, по кабинету можно узнать, что думает секретарша о своем боссе. Интересно, что думает обо мне Джейн?
В приемной зазвонил телефон, и она поспешила к себе. Как только Джейн закрыла дверь, я почувствовал такое сильное одиночество, что даже стало немного смешно.