— Что ты думаешь?
— Не знаю, что и думать. Никогда не видела ничего подобного.
Двери распахнулись, и в зал хлынули люди. Посыпался град вопросов.
— Что это?
— Кино из Нью-Йорка, — ответил Тернер.
— Вы будете это здесь показывать?
— Не знаю. Все зависит от мистера Кесслера.
Толпа уставилась на Петера.
Некоторое время он стоял молча. Его по-прежнему переполняли впечатления от того, что он только что увидел. Неожиданно для самого себя Петер ответил:
— Конечно, мы будем это здесь показывать. Мы откроемся вечером в субботу.
— Bist du meshuggeh.[2] — Эстер схватила мужа за руку. — Суббота ведь уже послезавтра.
— Сошел с ума? Я? — прошептал Петер. — Да ведь все эти люди рвутся смотреть кино.
Эстер промолчала.
Сердце Петера Кесслера возбужденно колотилось. Вечером в субботу он откроет синематограф. В конце концов Эстер не сказала «нет».
Через полтора месяца вернулся Джонни. Он остановился перед домом Кесслера. Лавка оставалась прежней, но на зале игровых автоматов поменялась вывеска — «Синематограф Кесслера».
Было раннее утро, и на улице Джонни не встретил ни одного человека. Он целую минуту разглядывал вывеску, затем переложил чемодан в другую руку и вошел в магазин. Чтобы глаза привыкли к полумраку, ему пришлось задержаться в дверях.
Петер первым увидел его и бросился с протянутой рукой.
— Джонни!
Джонни Эдж поставил чемодан и пожал протянутую руку.
— Ты вернулся! — возбужденно воскликнул Петер. — Я говорил Эстер, что ты вернешься. Она сомневалась, может, ты не захочешь, но я все равно решил послать телеграмму.
— Я так и не понял, почему ты попросил меня вернуться, — улыбнулся Джонни. — Особенно после того, как уехал ночью, не попрощавшись. Но…
— Никаких «но», — не дал ему договорить Петер. — Я уже забыл, что случилось. Это все в прошлом. — Он крикнул Дорис: — Скажи маме, что Джонни приехал… Я чувствовал, что ты приедешь. Этот аппарат твоя идея, и ты имеешь право на часть доходов, которые он приносит. — Взгляд Кесслера упал на Дорис, которая смотрела на Джонни. — Разве я не велел тебе бежать за мамой?
— Я хотела сначала поздороваться с дядей Джонни, — немного грустно ответила девочка.
— Ладно, здоровайся и беги наверх.
Дорис с серьезным видом подошла к Джонни и протянула руку.
— Привет, дядя Джонни.
Джонни рассмеялся и поднял ее на руки.
— Привет, милая. Я скучал по тебе.
Девочка покраснела, выскользнула из его рук и побежала наверх.
— Я должна сказать маме.
— Ну, что тут у вас случилось? — обратился Джонни к Петеру.
— Через день после твоего отъезда приехал Джо Тернер, и не успел я и глазом моргнуть, как он убедил меня взять проектор, — улыбнулся Петер. — Я и не думал, что это окажется таким прибыльным. Эстер продает билеты, но я слишком устаю в магазине, чтобы по вечерам крутить кино. Поэтому мы решили попросить тебя вернуться. Как я написал в телеграмме, ты будешь получать сотню в месяц и десять процентов от прибыли.
— Заманчивое предложение, — ответил Джонни. — Я видел немало синематографов. Кино становится прибыльным бизнесом.
Позже они зашли в зал. Джонни одобрительно огляделся по сторонам. Все игральные автоматы вынесли, их заменили скамьи для зрителей. Лишь в углу, у двери осталась «Бабушка-гадалка».
Джонни подошел к ней и постучал по стеклу.
— Похоже, ты была права, старушка.
— Что ты сказал? — удивился Петер.
— Эта старушка предсказала мне судьбу в ту ночь, когда я уехал. Она считала, что я вернусь. Я думал, что она дура, но теперь ясно, что дурак я.
— Знаешь, есть поговорка: «Чему быть, того не миновать».
Юноша огляделся по сторонам, прежде чем ответить.
— Мне даже не верится…
Он вспомнил, как принесли телеграмму, как он показал ее Алу Сантосу.
— Не знаю, почему он зовет меня обратно. Ведь я уехал, задолжав за три месяца, — сказал тогда Джонни.
— За два, — поправил Сантос. — Ты уже послал ему деньги за месяц.
— Верно, — согласился молодой человек. — Все равно не понимаю.
— Может, он тебя любит, — предположил Ал Сантос. — Что собираешься делать?
Сейчас Джонни стоял в бывшем зале игровых автоматов. Он снял руку с «Бабушки-гадалки» и спросил:
— Сколько сеансов в день ты проводишь?
— Один.
— С сегодняшнего дня будем давать три, — объявил Джонни. — Один днем и два вечером.
— Но где мы возьмем столько зрителей?
Джонни настороженно взглянул на Петера, заподозрив иронию. Увидев, что Кесслер говорит серьезно, юноша ответил:
— Петер, тебе еще много предстоит узнать о шоу-бизнесе. Хочешь знать, как мы будем вести дело? Сделаем рекламу, везде развесим афиши, даже за городом, дадим объявления в газеты. Во всем районе это единственный синематограф. Люди, если узнают, будут приезжать издалека. К тому же нам два дополнительных сеанса не будут стоить ни цента. Мы-то платим за один показ.
Петер уважительно посмотрел на молодого человека и с облегчением подумал: «У этого парня голова варит. Как он здорово придумал фокус с тремя сеансами». Он понял, что теперь с возвращением Джонни о синематографе можно не беспокоиться.
— Хорошая идея, Джонни, — признал Петер. — Отличная.
Ночью Петер Кесслер продолжал думать о предложении Джонни Эджа. Это значило в три раза больше прибыли.
4
В полвосьмого вечера Джордж Паппас стоял напротив «Синематографа Кесслера» и смотрел, как народ валит на сеанс. Он достал часы, вздохнул и покачал головой. Этот синематограф изменил распорядок жизни города. После семи вечера до его открытия на улицах можно было встретить лишь редких прохожих. Сейчас уже почти восемь, а толпы идут и идут смотреть кино.
Среди зрителей попадались не только горожане, но и фермеры. Да, этот кесслеровский помощник, Джонни Эдж, действительно деловой парень — везде, где можно, он развесил афиши.
Джордж Паппас опять вздохнул. Как ни странно, но он чувствовал, что кино не мимолетная забава, что оно надолго. Он уже побывал на сеансе и считал, что в его жизнь вошло что-то новое и важное. Паппас еще не знал, как кино изменит его жизнь, но то, что изменит — не сомневался.
Джордж владел маленькой кондитерской в пяти кварталах отсюда. В семь они с братом закрывались и шли ужинать. За исключением суббот, делать по вечерам было нечего. Но сегодня вторник, а у «Синематографа Кесслера» толпится больше народа, чем по субботам слоняется по улицам всего города. Паппас вновь вздохнул и подумал, вот бы и в его кафе привлечь столько посетителей.
Он направился домой, размышляя над этой проблемой, и неожиданно замер, как вкопанный. Мелькнула идея. Мысль пришла на греческом языке. Она появилась так быстро и естественно, что до конца Джордж понял ее только тогда, когда машинально перевел ее на английский. Это был просто великолепный ответ на его вопрос. Он развернулся и поспешил к синематографу.
У дверей Эстер продавала билеты.
— Здравствуйте, миссис Кесслер, — поздоровался Джордж Паппас.
— Здравствуй, Джордж, — кратко ответила Эстер, занятая продажей билетов.
— Где мистер Кесслер? — спросил Джордж со своим смешным акцентом.
— Он внутри.
— Я хочу поговорить с ним, пожалуйста.
Она с любопытством взглянула на молодого человека, привлеченная серьезностью, с которой он произнес слова.
— Он выедет через несколько минут. Сеанс вот-вот начнется. Я ничем не могу помочь?
— Я подожду, — покачал головой Джордж. — У меня к нему одно дело.
Эстер наблюдала, как он подошел к двери и прислонился к косяку. Интересно, что у Джорджа за дело к Петеру, мелькнула у нее мысль, но зрителей было так много, что она через несколько секунд забыла о его присутствии.
Джордж в это время тоже не прохлаждался. Стоя около двери, он насчитал около сорока человек, а когда заглянул вовнутрь, увидел, что зал набит битком. В ожидании сеанса люди болтали, некоторые ели принесенные фрукты и сладости. Джордж подумал, что собралось не менее двухсот человек. Когда Петер закрыл двери, на улице еще оставались люди и постоянно подходили все новые.
Кесслер поднял руку.
— Через час будет еще один сеанс, — сообщил он не попавшим в зал. — Синематограф переполнен, но если вы подождете, обязательно увидите фильм.
По толпе пронесся шепот разочарования, но ушло всего несколько человек. Их заменили новые зрители, причем их оказалось значительно больше, чем ушедших. Постепенно образовалась очередь.
Петер заглянул в зал и крикнул:
— Джонни, начинай.
Когда огни погасли, раздались аплодисменты, но при появлении первых кадров наступила тишина.
Петер раскуривал сигару, когда к нему подошел Джордж.
— Здравствуйте, мистер Кесслер.
— Привет, Джордж, — добродушно ответил Кесслер. — Как поживаешь?
— Неплохо, мистер Кесслер, — вежливо ответил Джордж Паппас и огляделся по сторонам. — К вам ходит много людей.
— Да, Джордж, — улыбнулся Петер, попыхивая сигарой. — Все хотят посмотреть картину. Ты уже видел?
Джордж Паппас кивнул.
— За синематографом будущее, — торжественно объявил Кесслер.
— Мистер Кесслер, я тоже так думаю, — заверил его Джордж. — Вы хорошо разбираетесь в том, что хотят люди.
— Спасибо, Джордж, — довольно улыбнулся Петер и полез в карман жилета. — Джордж, выкури сигару.
Джордж с серьезным видом взял сигару, поднес к носу и понюхал, хотя не только не любил сигар, но даже не переносил запаха табачного дыма.
— Хорошая сигара, — похвалил он.
— Мне их привозят из Нью-Йорка, — гордо сообщил Петер Кесслер. — По шесть центов за штуку.
— Если не возражаете, мистер Кесслер, я выкурю ее после ужина, чтобы получить больше удовольствия, — сказал Джордж и аккуратно спрятал сигару в карман.
Петер кивнув, рассматривая очередь. Джордж почувствовал, что внимание мистера Кесслера отвлечено, но не выдержал и выпалил: