То краткое время, пока она спускалась вниз, показалось ей чуть ли не часами. Но вот она стоит на полу и настороженно вглядывается в темноту.
Вспомнив, чему ее учили, она закрыла глаза, сосчитала до ста и вновь открыла. Тьма уже не была непроглядной.
Проступили очертания колонн, идолы вдоль стен… и больше ничего.
Без огня тут делать нечего. Но огня она зажигать не будет.
Нашарив в кармашке пояса крохотный узелок, она высыпала на ладонь его содержимое и проглотила одним духом. Рот свело противной горечью, она даже выругалась про себя.
Оставалось ждать, пока подействует зелье, приготовленное этим недоделанным во всех смыслах шаманом.
Окружающее медленно проступало из тьмы, приобретая вместе с тем размытую нечеткость. Когда стало светло, как в предрассветном сумраке, а зыбкие предметы приобрели явственный красноватый оттенок, она решительно двинулась вперед. У нее не так много времени, а снадобье, как выразился Чикко, имеет и побочные эффекты.
И вот она уже стоит в центре храма перед статуей Тарки.
Перед тем как забраться на пьедестал, она попросила про себя прощения у местной богини – жезл ведь нужен не ей, а самой Тиамат и этому миру. Ну да в конце концов мать и дочь, даже блудная, как-нибудь договорятся.
Встав и приобняв статую за талию, Марисса без труда сняла звено с ожерелья. На ощупь цилиндрик был теплым, словно живым. Крошечные искры, кажущиеся оранжевыми, проскочили, когда ее пальцы коснулись священного предмета. Магия?
Но об этом она может подумать потом, когда будет в безопасности. А пока… Марисса спрятала третью часть жезла в пояс и повернулась, чтобы уйти.
Окружающее залил яркий свет.
Как она удержалась от крика – Марисса так и не поняла. Она вновь осознала себя, лишь вжавшись в пол, не сразу поняв, что так видят обычный свет ночника ее ставшие такими чувствительными глаза.
– Ну, что там? – прозвучал голос.
– Да нет, показалось…
– Что показалось? – Голоса принадлежали мужчинам средних лет.
– Да чушь какая-то: что статуя с алтаря спустилась.
– Ты, видать, слишком много дурмана употребил! Старая б…дь уж лет пятьдесят как усохла у себя на небесах без подношений да жертв!
Марисса аж опешила от подобного святотатства.
Голоса затихли – их обладатели куда-то ушли, оставив дверь приоткрытой. Странные голоса, доносящиеся как будто из-под земли, заунывный звук маленького гонга…
Не понимая, зачем, она осторожно подкралась к потайной двери, выглянула, прислушиваясь. Тоннель, уходящий вниз, и старая лестница, на стенах – грубо вырубленный барельеф: не кого-нибудь, а самой Тиамат. Видно, что подземелье старое, и весьма – богиня изображена в длинной юбке колоколом и с обнаженной грудью. Так уже лет пятьсот не рисуют.
Но что там внизу происходит? Богине почти никогда не служили под землей! Да и вообще никому, кроме разве что…
Неужели?!
Марисса прижала ладонь ко рту, словно боясь закричать от острого непонятного страха. Но уже через мгновение воин взял в ней верх над испуганной девчонкой, вспомнившей старые сказки о временах владычества Тьмы и ее слуг. Нашарив рукоять кинжала, она вся обратилась в слух.
Ничего, кроме теней на стене – пять или шесть, нет, больше, с десяток человек. Руки, протягивающиеся в мольбе к странному силуэту, – как будто человек… но с нечеловеческой головой.
Ощущая подступающий страх, она разбирала заунывные слова на старом, священном языке.
…Раскрой глаза, о Змей, насыться кровью, пей лунный свет. Приди из глубин вечного мрака, пожри души и тела врагов наших. Огнь, что вечно горит на алтаре Черной Хозяйки, да узрят твои очи.
Голос произносил незнакомые, даже не по-людски звучащие слова, имена, от звуков которых мороз пробегал по коже.
Чьи это тени скользят по полу, чье дыхание колеблет воздух, шевелящий волосы?
О великий Шэтт, знай – мы верим в тебя, мы тебя ждем… Прими же в дар нашу кровь…Gfy'Rt'aa – Zzzahh!!!Mawax! Ilka'qoo! Xllaaa! Urtkjanf!
Руки, протянутые к идолу… Силуэт ножа…
Что это шипит во мраке? Или ей кажется?
Как во сне подалась она назад, шепча молитвы Тиамат, осторожно, легко касаясь босыми подошвами шероховатых плит, вернулась в главный зал и полезла наверх. Когда она открывала люк, кинжал выскользнул вдруг из ладони, но предусмотрительно надетый на запястье темляк не дал ему упасть.
С бешено бьющимся сердцем выползла она на крышу, втянула веревку, привстала… И ее повело в сторону.
О, как не вовремя! Действие треклятого порошка проходит, и начинается отходняк – как колдунчик и предупреждал!
Кое-как задвинув ставень, она поползла на четвереньках к краю кровли, закрепила крюк…
И вдруг непонятная слабость пронзила ее, заставив онеметь ладони… Именно в момент, когда она висела на руках, нашаривая кончиками пальцев ног выступы стены.
Они стояли молча, инстинктивно вжимаясь в стену при каждом постороннем звуке.
Торнана слегка знобило, и не от ночного холодка, скорее – от не отпускавшей тревоги. В который раз он подумал, что надо было ему пойти с Мариссой – или вообще одному. Но, увы, скалолаз из него известно какой: это было как раз то, чего он делать почти не умел.
Да, тревожно. А вот Чикко хоть бы что.
Торнан оглянулся на своего приятеля. Тот стоял в тени, почти незаметный, слившись с окружающим мраком. Лишь белки его странных светлых глаз слегка фосфоресцировали в лунном свете.
«Чушок белоглазый» – так называл его один головорез в Сираксе. Он вроде потом отравился устрицами…
Устрицами ли?
Торнан внезапно ощутил нарастающую тревогу. Что, если… Да, конечно, Чикко как будто простил Мариссу. Но ведь известно – дикари, те же борандийцы, способны так же легко простить, как и затаить месть до удобного случая. А уж что до изощренности и неожиданности мести, как и ее жестокости, – так куда там до них цивилизованному человеку!
Чикко ведь мастер ядов… Кто поручится, что сейчас Марисса не корчится в муках внутри этого каменного ящика, захлебываясь кровавой рвотой, съев то самое зелье якобы для ночного зрения?
Или того хуже – не лежит парализованная, замурованная в своем омертвевшем теле, чувствуя, как медленно, по капле уходит из нее остаток жизни?
Он еще раз внимательно посмотрел на приятеля. Тот по-прежнему стоял молча, к чему-то прислушиваясь. Лишь подобие легкой улыбки, казалось, играло на его тонких бескровных губах. Со стороны – мелкий невидный человечишка, ничем, кроме баб, в жизни, по большому счету, не интересующийся – и не скажешь, что знается с тайными силами. И совсем не опасный на вид…
Так же, как кажется неопасным по сравнению с мечом или палашом короткий, носимый в рукаве ножик, в честь которого его приятель получил свою кличку. До того самого момента, как этот маленький нож не воткнется тебе в печень или не перехватит горло в обманчиво легком движении.
Тревога в душе анта нарастала. В сущности, много ли он знает о Чикко? Ведь до того, как их пути пересеклись в славном городе Сираксе, фомор, должно быть, немало побродил по свету.
Он ведь почти ничего о себе не рассказывал – ни что он делал до встречи с Торнаном и его шайкой, ни о том, например, где нахватался всех этих темных знаний и всяких ученых слов, которые даже их полковой маг (пусть и недоучка, но настоящий маг с грамотой) и выговорить не мог без ошибки. И откуда на его запястьях следы от кандалов – ведь чародеев не отправляют в рудники? Кстати, Торнан ведь так и не удосужился спросить: за что он угодил в Кардирг?…
А ведь случись чего с Мариссой, он даже не узнает, как и почему…
Ну, слава всем богам! Вниз почти бесшумно упала веревка, а затем над коньком крыши появилась пара ног.
Вот Марисса повисла над пустотой, на самом верху древнего сооружения.
Торнан укорил себя: хуже нет подозревать в предательстве товарища по оружию. Должно быть, какой-то ночной лярв, мелкий демон, пытался смутить его душу…
О нет, только не это!!!
Марисса внезапно забарахталась, задергалась там вверху, как паяц в ярмарочном балагане, и рухнула вниз.
Торнан на своем опыте убедился лишний раз, что в такие мгновения человек может думать очень быстро и о многом. Он тоже успел подумать о многом.
О том, что упавший с такой высоты обречен – один шанс из тысячи, что Марисса останется жива, да и то только затем, чтобы всю жизнь лежать пластом и ходить под себя. О том, что он вытрясет-таки из фомора правду. Что теперь он не сможет взглянуть Анизе в глаза. Еще он проклял дурацкую палку, жрецов и все на свете…
Не успел он только одного: удивиться, когда Чикко стремительно скользнул вперед, воздев руки над головой и что-то выкрикнув – и крик его слился с криком падающей Мариссы.
А потом пролетевшая уже две трети расстояния девушка вдруг замедлила свой путь к смерти и почти плавно приземлилась.
Взвыв, она скорчилась, держась за левое колено – все же неведомой магии не удалось погасить полностью силу удара. А Чикко, сделав несколько шагов в ее сторону, вдруг рухнул на колени. Призрачный ореол на миг окутал его и сразу исчез.
Торнан растерянно смотрел то на дрожащего шамана, пытающегося и не могущего подняться, то на свернувшуюся калачиком девушку, тихо постанывающую и бранящуюся сквозь зубы.
А потом стало не до растерянности: из переулка донеслись топот сапог и лязг оружия. Стража не дремала, и крики были услышаны.
Подбежавшая на непонятный шум четверка блюстителей порядка обнаружила у храма Тарке странную компанию. Два сильно поддавших чужеземца, здоровенный мужик и какой-то недоросток, пошатываясь, брели куда-то в обнимку с пьяной до синевы полураздетой девкой.
– О-о, – прорычал здоровяк, – достопочтенные стражи!!! Выпейте за наше здоровье! – И, отпустив девчонку – она чуть не упала, столько вылакала, видать, – протянул им руки. В одной была фляга с чем-то булькающим, в другой – несколько серебряных монет.