Ханты-мансийские сказки
О празднике яны пике
С древних времён медведь – священное и почитаемое животное многих народов Сибири, Урала, Дальнего Востока, Амура и Сахалина: хантов, манси, кетов, эвенков, угров, нивхов. А для коренного населения тайги он – живой символ силы, здоровья, хозяин всех лесов, человеческий кровный брат, главный зверь Евразии. Раз в несколько лет ханты и манси проводят медвежий праздник, который называется яны́ пике́ – даже в 21-м веке он важен для местных народов.
Яны пике начинается с охоты на медведя. У зверя просят прощения, и говорят, что «медведь не убит, он просто сдался». Медведя наряжают и украшают, поют ему ритуальные «медвежьи» песни, произносят молитвы древним духам, танцуют обрядные танцы. Всё это делается для того, чтобы примирить человека с убитым животным – так ханты и манси искупают свою вину перед всей добычей, которую приносят с охоты.
Торум и кедровый посох
Давным-давно это было. Жил в берестяном чуме мудрый и могучий старик Торум. Только не на земле он жил, а на небе – в пушистых облаках стоял его чум. У Торума была густая белая борода, в крепкой руке он носил кедровый посох. Сколько лет тогда Торуму было – уже никто не узнает, и где он теперь – никому неведомо.
Могучий старик ходил в тёплой шубе, сшитой из гладкого, как стрела, меха оленя. На ногах его были надеты кисы, пёстрые, как шкурка бурундука. А посохом своим умел Торум всякие-разные чудеса делать.
Смотрит однажды он с облака на землю и видит – нет на ней никого. Ни зверя, ни птицы, ни человека. Пустая стоит тайга, только могучие кедры в ней шумят-перешёптываются, гремят бурные реки и снегом потихоньку тайгу заметает.
Чум. Жилище коренных народов севера
– Нехорошо, когда пусто в тайге, – решил Торум. – Засиделся я в своём чуме, пора бы и землю навестить.
То́рум. Верховный бог у хантов
Спустился он по верёвочке с облака вниз и побрёл по тайге. Воздух в таёжном лесу был морозным. Вышел Торум на большую поляну, набрал веточек сухих, сложил в кучку. Поднял могучей рукой с земли два камня, один большой, а второй – маленький. Ударил старик камень о камень – высек искру, веточки как вспыхнут! Вот и первый огонь на земле получился.
Глины набрал, мягкого мха. Вылепил из глины мужчину и женщину, изо мха шубы им сделал, одел, чтоб не мёрзли в тайге, кисы им смастерил. Взмахнул Торум кедровым посохом – вот и первые люди на земле появились. Стоят, по сторонам озираются, слушают, как тайга шумит.
Ки́сы. Меховые сапоги, обувь охотников
– Вот вам морошка и дикая малина, ешьте их. Вот вам кедр, на кедре – шишки с орешка-ми-семенами, сытные, собирайте, сколько захотите. Пейте воду из бурных рек, грейтесь у костра, ловите рыбу калыданами, – так молвил им Торум.
– Одной морошкой и рыбой сыт не будешь, – забеспокоились первые люди. – Охотиться хотим!
Тайга. Густые дикие леса на севере Евразии и Америки
Улыбнулся Торум:
– Будет вам охота!
Снова взмахнул он своим кедровым посохом – вот и луки крепкие, и стрелы с костяными наконечниками в руках у первых людей.
Морошка. Сладкая северная ягода
Пошёл Торум по тайге дальше. А на кого людям охотиться-то? Сел на поваленную берёзу, задумался. Взмахнул в третий раз посохом, смотрит – побежали мимо олени, волки, лисы, выдры, зайцы, соболи, барсуки, еноты… Птицы полетели – кедровки, снегири, дятлы, глухари. Живности стало видимо-невидимо! И про медведя Торум не забыл. Слышит, вдалеке рёв медвежий раздаётся.
Снова улыбнулся Торум:
– Здравствуй, дедушка-медведь!
Калыда́н. Рыболовная сеть у хантов и манси
Позвал Торум таёжных зверей к поваленной берёзе. Подбежали к нему олень, волк, лиса, выдра, заяц, барсук, бурундук и медведь. Навострили уши, принюхиваются, с лапы на лапу переминаются.
– Олень! – говорит Торум. – Будут у тебя длинные и быстрые ноги, и будешь ты сбрасывать свои красивые рога. Сумеешь ты в тайге каждую корягу, каждую кочку перескочить, каждый бугор перелететь. Приручат твоих собратьев, привыкнут они в большом стаде жить, человеку верными друзьями станут.
– Хорошо, – сказал олень.
– Волк! У тебя будут острые зубы, и охотиться ты станешь с целой стаей твоих сородичей. Обходи стороной человечьи поселения, остерегайся капканов, не пугай охотников, и будет род твой здоров и невредим.
– Хорошо, – сказал волк.
– Лисица! Ты будешь самым хитрым зверем в тайге. Носи рыжую шубу, охоться на зайцев и куропаток, остерегайся ловушек и охотников. Как родятся у тебя лисята, обучи их охотиться и делать себе норы.
– Хорошо, – сказала лисица.
– Выдра! Ты будешь и на земле, и в воде жить. Станешь деток своих малых рыбой кормить, на спине научишься плавать. Человек тебе не враг будет.
– Хорошо, – сказала выдра.
– Заяц! Твоя шкурка будет менять цвет. Летом она будет серой, а зимой – белой. На снегу тебя не видно будет, от лисы сможешь прятаться.
– Хорошо, – сказал заяц.
– Барсук! Ты будешь ночным зверем. Днём будешь в своей норе прятаться, ночью – на охоту выходить.
– Хорошо, – сказал барсук.
– Бурундук! Ты будешь маленьким, красивым зверем. Шишки на зиму запасай, с птицами дружи.
– Хорошо, – сказал бурундук.
– А я как же? – проревел бурый медведь.
– А ты – хозяин тайги. Тебе даже люди будут поклоняться.
Вытащил Торум из карманов шубы два пера, одно перо глухаря, другое перо – совы. Дунул на каждое своим могучим дыханием – волшебными стали перья, пошёл от них неземной свет. Пустил Торум перья лететь по ветру. Долго-долго кружили перья по тайге, то на землю падали, то вновь в воздух поднимались. Где перо упадёт – там чумы появлялись. Стали жить в них оленеводы, рыболовы и охотники. Вот так и заселилась тайга.
Югра и Маченкат
Жили в тайге славный молодой охотник Югра и его сестра Маченкат. Росли они сиротами и во всём друг другу помогали. Югра на охоту ходил и рыбу ловил, а его сестра за хозяйством следила.
Подошла охотничья пора – брат в тайгу собрался. Говорит сестре:
– Маченкат, если гости к нам в дом придут, пока меня не будет, встреть их хорошо и ласково. Бурундук придёт – досыта накорми, сорока прилетит – водой напои, соболь в окно стукнет – у печки его согрей.
Югра надел тёплые кисы, шубу и белую шапку, взял припасы и ушёл в тайгу, а Маченкат села у окошка и рукавички из шкурок выдры начала шить. Шила-шила – ни сорока не прилетела, ни бурундук не пришёл, ни соболь не явился. А сама медведица пожаловала! В дом к Маченкат вошла – поклонилась.
Маченкат перепугалась, к печке подскочила, горсть горячих угольков схватила – и бросила медведице в глаза. Та лапой прикрылась, заревела от боли, и по той же дорожке, по которой Югра ушёл, убежала.
Прошло три месяца. Уже и весной запахло, а брата всё нет и нет. Маченкат о самом страшном думать начала – вдруг тайга брата её забрала? Вышла на крыльцо, смотрит – снежный вихрь вдалеке поднимается, и кажется ей, будто брат идёт навстречу. Думает: «Сердится, видно, на меня брат, что я искать его не иду!» Тут же вихрь пропал. Постояла девушка на крыльце, замёрзла и вернулась обратно в домик.
Живёт Маченкат дальше. Снег совсем сходить начал. Надела она лыжи и отправилась искать брата. На болото возле их домика вышла, опять то же видит: брат навстречу идёт, вихрь вверх поднимается. Маченкат подумала: «Пусть сердится на меня Югра, что одна в тайгу пошла – всё равно пойду его встречать!» Дошла девушка до того места, где вихрь поднимался, а брата нет, и как будто и не было. Лыжня, где он шёл, заровнялась, а на ней – медвежьи следы. Сестра по ним пошла. Дошла до края тайги – стоит нарта брата, а его самого нигде нету. «Вот беда, – думает Маченкат. – Югра, наверное, домой шёл, и медведя по дороге встретил. Только бы он жив остался!»
Маченкат вернулась в домик, но не спала всю ночь. А утром снова вышла на улицу. Одну лыжу взяла и бросила к верховью реки. Лыжа катиться не стала, перевернулась.
«Нельзя туда идти», – подумала девушка. Бросила лыжу к устью реки – та покатилась. Вот, значит, куда идти надо.
Маченкат встала на лыжи, подбитые мехом выдры, и по тому пути, куда лыжа ей указала, пошла.
Тут и вечер наступил. Маченкат соорудила маленький шалаш, дров и хворосту натаскала, а чтобы костёр разжечь, пень берёзовый нужно было поломать и щепок надрать. Сломила пень – смотрит, а под ним лягушка сидит.
– Вот беда! – закричала лягушка. – Ты мой дом сломала! Как мне в лесу теперь до весны дожить?
Девушка ей говорит:
– Прости, я починю твой дом, не знала я, что под пнём кто-то живёт… Я брата своего ищу, не видела ли ты его? Югра, молодой охотник, с бородой, в белой шапке?
– Нет, не видела. Давай я помогу тебе его искать? – предложила лягушка. – Только сначала костёр разведём, котелок вскипятим, поужинаем и в шалаше переночуем.
Занялась лягушка делом: развела костёр и сырых червяков стала сыпать в котелок! Маченкат говорит ей:
– Не будем червей есть. Мясо хорошее сварим, как лесные охотники делают. Югра меня так учил. У меня с собой есть!
Согласилась лягушка:
– Мясо так мясо!
Сварили ужин, поели. Легли в шалаш спать. Как только встало солнце, лягушка проснулась и говорит:
– Давай поменяемся одеждой и лыжами.
Лыжи-го́лицы. Деревянные охотничьи лыжи, быстро скользящие по снегу
Маченкат на лягушкины лыжи-голицы встала, тонкую шубу лягушачью надела, а лягушка встала на её лыжи, мехом выдры подбитые, и лисью шубу взяла.
Пошла девушка в гору, а лыжи назад катятся. Никогда она не ходила на лыжах-голицах – падает. Насилу догнала лягушку.
Лягушка радуется: