Шишков ВячеславТоржество
Вяч. ШИШКОВ
ТОРЖЕСТВО
Дядя Силантий, спустив портки с сынишки своего Гараськи, сек его вицей, приговаривая: - Будешь, сукин сын! Будешь! Будешь предсказывать! Будешь?! Зажатая меж коленями голова Гараськи орала на всю деревню, а оголенный зад глядел глуповато в небо и раз за разом крылся красными полосами. Прибежали Гараськина мать, подслеповатый дед, кричали на Силантия: - За что ты? С ума никак сошел! А тот не переставая: - Будешь, паскуда?! А? Будешь?.. Я те покажу предсказывать! Гараська посинел, из рубцов вот-вот проступит кровь. Соседи на гвалт сбежались: - Братцы, хватай его! Силантий выпустил Гараську и тряхнул головой, чтоб откинуть свисшие на глаза космы. - Да как же, - нескладно загромыхал он. - Паскуда такая... Стал предсказывать, что, мол, человек от облезьяны превзошел... - Дезентиришки учат, - прокричала мать, утирая Гараське слезы. - К дезентиришкам все бегает, да в ячейку, - сказал отец и закричал: - Значит и ты, сукин сын, не от матки своей, а от облезьяны? Может, от кошки, али от мыша? Задеру, паскуда!.. Предсказатель об'явился новый... Ах, ты... Подай-ка мне его скорее! Но Гараська вырвался и помчался к речке, охлаждаться. А вдогонку: - Я те так вспишу, год к верху задом сидеть будешь... Я те предскажу. Держи его!
Кто-то засмеялся. Силантий стоял медведем, длинный, лохматый, и ручищи в шерсти.
- Тут не до смеху, - сказал он. - Слыхали, какие слова паршивец-то оттяпал мне? Вроде - кумунист. А всего девятый год пащенку. Вот, так это новый режим. - Ребятенки - фулиган на фулигане... Как кропива растут. - А почему? Школы нет, - сказал Силантий. - Без школы смерть, - подхватили мужики. - Хоть дрянненькая школа будь, все-таки отец Сергий молитвам обучал бы, леригии.
- Братцы! - Силантий скрестил руки на груди. - А давайте-ка в сурьез школу-то. Эвот какой огромадный сруб брошенный, гниет задаром. Ежели дружно взяться - живо сгрохаем. Еще народ подошел. Гуторили до вечера. Порешили: строить. --------------Мелькали топоры, визжали пилы, подергивая и ухая волокли бревно. Работа кипела. - Пускай-ка нюхнут, чем пахнет, - говорил Силантий. - Школа будет ай-люли. - А то засмеяли нас окружающие деревни, особливо Раменье село, одно званье нам: лесовики. А чем мы виноваты, ежели в лесу живем? - Как при царе лесовиками лаяли, так и теперича: лесовики да лесовики. - Только, чур, молчок, ребята, - сказал Силантий, - чтоб не единая деревня не пронюхала. Мы им нос-то утрем. А окончим, в казну пожертвуем: на, товарищи, получай! Вот какие мы лесовики. А прочие деревни хоть и не лесовики, а школы не желают. В Раменье школу прикрыли, учитель с женой в куски пошел. Вот они, какие не лесовики-то. А мы лесовики. Силантий попыхивал трубкой и сопел от прилива чувств. --------------В ведряный, осенний день перед очами заведующего уездным наробразом стояли председатель сельсовета Аксен Петров, маленький и остролицый, как лисенок, а сзади - сам Силантий. - Что скажете? - оторвалась от бумаг плешивая городская голова в очках. - Вот, товарищ, из села Дыркина епутация, - браво начал Аксен Петров, но осекся и кашлянул в ладонь. - Какая депутация, где? - То-есть, самолично, мы, - отрубил Силантий. - Я слушаю. - Голова поджала бритые губы и поправила очки. Аксен Петров человек бывалый, даже на Карпатах воевал, он всю дорогу зубрил речь, а вот тут, чорт его знает... - Вследствие того, - начал он, расправляя свои рыжие усишки, - как мы живем совсем в лесу, и как этот лес был помещика Гусева, и вследствие того, как нас, то-есть дырковцев, все считали лесовиками... - Покороче, - нетерпеливо сказала голова и втянулась в плечи. - Желательно нам Советской власти школу предоставить, - прокричал Силантий и расправил бородищу. - Желательно предоставить школу, - подхватил сельсовет. - Вследствие того, как мы соорудили школу своим иждивением всех средств, то-есть дырковцы, и в Звиженьев день святого животворящего Креста Господня желательно нам эту самую школу освятить. Заведующий передернул плечами и плотней поджал губы. - То-есть, открыть, товарищ, открыть! - прокричал вспотевший Силантий. - Поэтому просим вас пожаловать к нам или какого-нибудь хорошего члена послать... Очень нам желательно. А то паршивые дьяволы мужичишки из окружающих деревень проходу не дают: лесовики да лесовики. - Только желательно ежели член, то чтоб русской веры, согласно как сельсход постановил, - сказал Аксен. - Почему?! - и две ноги заведующего сердито завозились под столом. - Конечное дело, народ у нас темный, - сказал Силантий и заложил назад руки, особливо женский пол, требует чтобы молебен. - В школе икон иметь нельзя и вообще религия возбраняется, изгоняется из пределов школы... В частной жизни - это можно. - Я тоже на той точке, - сказал Аксен, и его забила дрожь. - Я, как председатель сельсовета, леригии не могу признать и возбраняю даже в домашности положения... Леригия - пиуум народа. - Ишь, брешет, тварь, - буркнул Силантий. - Но вследствие того, что, принимая во внимание, - забормотал-запутался Аксен, исходя из точки, мы собрали сход. И вследствие многократного обсуждения я поставил вопрос на открытую балтировку поднятием к верху всех рук... - Он запнулся и потупился. - Ну? - И постановили единогласно, - тихо сказал Аксен, глядя в землю. - Чтоб как бог, так равным манером и леригия вполне находятся... особливо бабы. Наробраз улыбнулся, потом нахмурился, сдернул очки и выплюнул окурок на пол. - А вы, товарищ, не сумлевайтесь, - подошел к самому столу Силантий и, встряхнув бутылку с чернилами, посмотрел ее на свет. - Останетесь вполне благонадежны, даже ничего не увидите. У нас все обмозговано - ай-люли. По леригии особь статья, а по советскому образцу - особь статья. Так приедешь, друг? Наробраз задумался. Он выпить не дурак и норка у него, что называется, свистела, однако он на этой должности едва держался, уже было два серьезных замечания, и ежели... Эх! - и он махнул рукой: - Хорошо, приеду. - Вот, добро! - Силантий с шумом отодвинул стул, сел, крякнул, сказал Аксену: Садись. Чего стоишь? Потолковать надо с товарищем-то. Аксен несмело сел, послюнил концы пальцев и поставил усики буравчиками вверх. На прощаньи наробраз крепко пожал им руки. Обратно катили фертом, с бубенцами. - Как бы потреты-то ихние не потерять. А проезжали Раменье - ох уж это Раменье! - Силантий задрал бороду вверх и подбоченился, Аксен тоже уткнул свой носик в небо. Когда под'ехали к дому, Аксен сказал: - Я так мекаю, что нашему Дыркину селу должны выдать ачистат. --------------Дырковцы на сходе решили торжество справлять в складчину, а Силантия поставили старостой: мужик самосильный и может "соответствовать с начальством". Силантий за неделю до Воздвиженьева дня стал приготовлять самогонку и каждый день с утра был выпивши. Баба ругалась. - Надо честь честью все, чтобы прилично. Я им покажу, какие мы лесовики, бубнил он. - А начальство надо почитать. Накануне он сидел пьяный на сундуке и переобувался целый час: как-то все не выходило. - Гараська, ну-ка, спой эту, как ее, насчет миру-то свово... Гараська - разговоры с батькой плохи - наскоро прожевал лепешку и тоненько заверезжал: - "Мы свой, мы новый мир постро-оим..." Баба, маленькая, круглая, как корчага, поросятам месиво готовила. - Правильно, - сказал Силантий. - А тирнацинал ихний можешь? - Не всю, - и Гараська откусил лепешку. - Будя жрать-то, нажрешься еще! Кумунист. Беги-ка скореича в ячейку, в Раменье, понял? В ячейку. Получи там песенник ихний. Да кликни пастуха, тут у речки он. Мол, тятя велел притти. Тирнацинал изучать, мол. Он кумунистишка, кажись, все распевает эти разные ихние... Ну, поворачивайся. Гараська зажал в горсть две лепешки и засверкал пятками. Силантий поставил ногу на длиннейшую онучу и заорал: - "Мы сво-о-о-й, мы но..." - Да что ты гайкаешь-то, точно в лесу! - закричала баба. - Молчи, - погрозил Силантий. - Не сбивай, сам собьюсь. - Он поднял ногу и обогнул онучей справа налево. - "Мы сво-о-й... ммы но-о-о..." - Чтоб те подавиться! Нажрался опять этого самогону проклятого... Хоть бы клев вычистил... Шагнуть нельзя. - Какой это клев? Есть когда мне с твоим клевом няньчиться... Ты вот что, ежели ты понимаешь такцию, чтоб пастуху завтра красная рубаха была. И мне чтобы красная. Чуешь? Мы с ним передом пойдем, с флагом ихним. Тирнацинал чтобы... Торжество... - Он еще раз перекинул онучу и заревел, сердито сверкая на бабу взором: - "Мы сво-о-й... Мы но-о-вый мммирррр..." - Тфу! - подскочила к нему баба с месивом. - Вот так и вылью на башку-то на лохматую. - "...по-остро-о-о-им..." Удди! Сапогом пущу! "Мы сссво-о-й мммы..." Баба с бранью пошла к выходу. - Стой! - крикнул Силантий и перебросил онучу третий раз. - Покличь Яшку солдата, чтоб с ножницами об'явился... Чуешь? - Тфу! И не подумаю. - Молчать! Мол, хозяина брить... Намеренье такое вышло... Мол, бороду к чорту и башку на-голо, по-городски, как наробраз. Баба грохнула дверью. - Белогвардейка, чорт... - прошипел Силантий. Волосы, как клочья пакли, висли на нос, на уши, на плечи, все лицо в шерсти и бородища во всю грудь, только нос сапогом торчал, и щурились захмелевшие глаза. Он очень долго пыхтел, закручивая онучи и на свободе гаркал: - "Мы ссво-ой... мы новый мир постро-о-о-им!.." - Дюже хорошо... Громко... - Еще пропел раз пять и начал потихоньку разуваться. А к вечеру его наголо обрил Яшка солдат. Гараська таращил на тятьку глаза и хохотал. Потом старательно стал подметать веником тятькины космы и бородищу, целая корзина набралась, стогом: Гараська удивился. Силантий, голый, как ощипанный индюк, угощался в переднем углу с солдатом Яшкой самогоном. На столе лежало зеркальце. Выпьет и посмотрится: - Ха-ха-ха!.. Какой большой антирес в лице... Яша! Товарищ! Гараська все еще прыскал смехом. Баба плакала. --------------Утром, в день торжества, Силантий проснулся рано. Голове его было холодно. Он провел по голому черепу и по скулам ладонью, и душе его вдруг стало тошно. - Дай-ка зеркало, - осипшим голосом пролаял он бабе, растоплявшей печь. Взглянул, глаза налились яростью, сунул: - На! - и долго, стиснув зубы, молчал: не хотелось подыматься. А когда ударили к обедне, встал. - Полудурок чортов, что ж ты не удержала? Баба сморкалась в подол и не желала говорить. - А если б он, дьявол, спьяну-то нос бы мне вздумал отхватить, уши али прочий струмент... Тоже бы молчала? А? Жена ни слова, кочергой срыву дрова сует. Силантий примерил шапку - голова его