— А если это настоящие менты? Я-то выкручусь, а тебе будет сложно. Тем более там человек, который тебя знает. Нет категорически, я один пойду. Но ты — впереди меня. Домой…
— Мне еще в магазин надо. Жена послала.
До магазина от наших домов была целая троллейбусная остановка.
— Не буду задерживать. Только я этот дом обогну и к подъезду под окнами с другой стороны подойду, чтобы меня не видели.
По большому счету, видят меня или не видят, меня волновало мало. Если не увидят в окно, увидят позже, в квартире. Просто мне хотелось убедиться, что Наиль или уедет на троллейбусе, или уйдет пешком в том же направлении — это тоже возможно. Сам я обычно пешком хожу. И теперь хотел его проводить хотя бы до края длинного многоподъездного девятиэтажного дома.
У меня было три варианта дальнейшего развития событий. Первый и основной — зайти домой, по возможности узнать, какие претензии имеются ко мне, и постараться разрешить их мирным способом. И только если мирного разрешения не получится, обезоружить людей, которые посетили мой тихий и скромный приют, узнать, кто они такие и что им нужно.
Второй вариант — зайти в гости к капитану Сане, чтобы она позвонила в управление и выяснила ситуацию.
Третий вариант — все же взять себе помощника. В этом же большом доме проживает отставной подполковник спецназа ГРУ Скоморохов, который, несмотря на свой возраст, все еще мог дать в рукопашной схватке фору трем ментам хоть из СОБРа, хоть из ОМОНа.
И все же я, несмотря на три сломанных ребра, решил выбрать первый вариант как наиболее соответствующий моему характеру. Второй вариант я отмел по другой причине — не хотелось капитана Саню вовлекать в возможный конфликт с коллегами, если это именно ее коллеги имеют претензии ко мне. В городском СОБРе служит бывший муж капитана Сани, и он ко мне не слишком хорошо относится. Сам он лежит сейчас в госпитале, получив недавно удар бритвой по горлу. И я допускаю, что его коллеги решили со мной поговорить, что называется, по-мужски. Если это настоящие менты, решающие личные проблемы своего сослуживца, тем хуже для них. Я в свои личные дела никого со стороны не допускаю и давления на себя не потерплю. Им же будет позорнее, что человек со сломанными ребрами их сильно уважил своим кулаком, несмотря на то что они пришли вооруженные. И вообще мне стало бы стыдно перед Саней, если я обращусь к ней за помощью по такому вопросу. Это вопрос мужского достоинства.
Вовлекать в свои разборки отставного подполковника Скоморохова не хотелось тем более. У него и так некоторое время назад были неприятности с силовыми структурами. Да и объяснять что-то пришлось бы. И это могли быть объяснения на личную тему. А я не любитель таких разговоров.
Если же это обычные воры — нашивку «СОБР» можно купить в любом подземном переходе, — я просто сдам их в полицию. Попытка вооруженного ограбления — это серьезно, даже если автоматы — простые макеты, которые тоже можно купить в любом охотничьем магазине даже без документов. В том и другом случае у меня будет на ком сорвать свое слегка дурное настроение…
Глава вторая
С Наилем мы дошли до угла, где я пожал ему руку и еще раз поблагодарил за предупреждение. Он сурово и без слов кивнул — похоже, слегка обиделся — и пошел прямо, в сторону магазина мимо строящегося другого такого же длиннющего дома. А я, проводив его взглядом до забора, обогнул девятиэтажный дом и двинулся через полукруглый двор в сторону своей пятиэтажки.
Моя квартира — угловая, номер один. Окна выходят во двор и в дальний торец дома с шикарным видом на помойку. К своему дому я подошел с другого торца, причем трижды оглянулся, но Наиля, к счастью, не увидел. Видимо, неугомонный сосед внял моим аргументам и пошел-таки в магазин, куда его отправила жена.
В сторону подъезда я сначала двинулся по тротуару, потом свернул ближе к дому, пошел вплотную к нему, даже задевая местами плечом стену из силикатного кирпича. Увидеть меня могли только из окон первого этажа, под которыми я проходил. Но под своими окнами я проходить не намеревался.
На ходу обдумывал возможную линию поведения. Если это в самом деле собровцы, хотя я и не понимаю, что им от меня нужно, то стрелять они в доме, скорее всего, не будут. Останутся уверенными, что смогут со мной справиться и без стрельбы. Они по безысходной наивности думают, что чего-то могут, как, впрочем, и большинство ментов. Чего они могут, я знаю, если они тренируются в «рукопашке» два раза в неделю по часу. Сам их расписание видел. У нас в роте солдаты по три часа в день тренируются, но достичь офицерского уровня не могут, поскольку солдаты служат год, а офицеры так тренируются из года в год.
Но пространство комнаты и предельно малое количество мебели позволит парням из СОБРа нападать на меня, травмированного, с разных сторон одновременно, что мне, признаюсь, не совсем по душе. А это значит, что моя задача — выманить их всех в тесную прихожую. Там они потеряют численное преимущество. Не потому, что их станет меньше, а потому, что там я смогу применить специальные приемы.
Качество моей подготовки, конечно, и в комнате должно было бы сказаться, но я опасался за свои сломанные ребра. Попадут кулаком в больное место, я вспылю и возведу штабель из трупов. Ведь, если судить по большому счету, значительную часть моей предыдущей жизни меня учили отнюдь не драться, а хладнокровно убивать, в том числе и голыми руками, в том числе и вооруженных противников.
А в тесноте прихожей я, имея дополнительную подготовку по подсистеме рукопашного боя «бокс в телефонной будке», вполне могу не просто составить конкуренцию троим парням из СОБРа и четвертому, уголовнику, если пожелает к ним присоединиться и получить свое законное в виде нескольких прицельных ударов. Но я сумею сделать это, не пострадав сам. Их беда в том, что меня обучали не просто бить, а бить точно в места наиболее сильного поражения.
С этими мыслями я вошел в подъезд. Хотел было позвонить в дверь, но передумал, чтобы не подставлять Наиля, на которого могут подумать, если встанет вопрос, кто меня предупредил. Я достал связку ключей и громко загремел ими. У меня на одной связке были ключи и от квартиры, и от кабинета, и от оружейного сейфа, и от служебного сейфа — греметь было чем. Кроме того, такая увесистая связка была и неплохим оружием. Применять пистолет я не спешил. Я вообще предпочитаю обходиться без стрельбы, если можно добиться победы руками. А оружием может стать все, даже огрызок яблока, что валялся перед подъездной дверью.
Подумав, я вернулся к двери подъезда и подобрал этот огрызок. И только после этого подошел к своей двери, снова потряс связкой, освобождая нужный мне ключ, и смело открыл дверь.
Сразу за дверью, широко улыбаясь, стоял крепкий мужик примерно моего возраста или чуть постарше в черной униформе, которую носят бойцы СОБРа, в бронежилете и держал в руке опущенным вниз пистолет-пулемет «ПП-2000» с глушителем. Хотя этот пистолет-пулемет и проходил испытания в спецназе ГРУ, создавался он изначально для полиции и спецслужб по заказу МВД, считался почти идеальным оружием для боя в городских условиях. Правда, и в полевых условиях, и в горных, и в лесных это оружие зарекомендовало себя неплохо. Я сам, признаюсь, с ним не воевал, мне только доверяли его пару раз, чтобы пострелять в свое удовольствие, дабы получить понятие об этом оружии.
— Заходи, гостем будешь… — сказал мужчина, чьи погоны скрывал бронежилет и «разгрузка» с большими чем-то набитыми карманами.
— Я вообще-то предпочитаю в своей квартире быть хозяином, а не гостем, — ответил я намеренно неуверенно. — Но если уж приглашают, почему бы не войти…
Мужчина попятился, наступив при этом на ногу одному из двух своих напарников, которые тоже пожелали меня встретить в прихожей.
Выманивать их не пришлось. Сами по глупости двинулись мне навстречу.
— А нас пугали, говорили, что он буйный, людей уродует… — из-за плеча первого молодым голосом сказал другой.
Они сразу допустили непростительную ошибку — не включили свет. Так они даже не поймут, почему они вдруг теряют сознание. Впрочем, при свете они тоже не успели бы понять. Но в полумраке мне было легче работать. Я с этой обстановкой прекрасно знаком, знаю расстояние от стены до стены и от двери до стены.
— Так какого хрена вам, господа неуважаемые, надо в моей квартире? — спросил я строго, но с улыбкой, которой разбавил концентрацию их внимания и в дополнение небрежно сунул руку в карман. Это всегда противника расслабляет.
Вытащить оттуда, скажем, пистолет я не должен был. Они понимают прекрасно, что отставной офицер спецназа не будет носить пистолет в мелком кармане куртки, откуда оружие просто-напросто может вывалиться. Мое движение выглядело интуитивным, несуетливым и опасения не внушало. Даже, наоборот, показывало мое нежелание обострять ситуацию.
— Нас попросили тебя, капитан, задержать и доставить в СИЗО[3]. А утром с тобой следак говорить будет. Если доживешь до утра. А то тебя в общей камере ждут не дождутся. Многие интерес к твоей особе имеют.
Это была уже угроза, и угроза нехорошая. Если какой-то следователь интересуется моей персоной, он вполне может поговорить со мной в любое время, без запирания меня в камеру, тем более в общую.
— Попросили или приказали? — поинтересовался я невнятно, словно бы в растерянности и с откровенным огорчением в голосе, чем расслаблял их еще сильнее. Мне, конечно, хотелось разобраться, за что меня намереваются задержать, что за следователь отдал такое распоряжение и почему меня хотят упрятать в общую камеру. Хотя я и не мент, но частных детективов тоже берегут от мести уголовной братии. А если хотят запереть в общую камеру, значит, это какая-то месть одновременно с двух сторон — и уголовного мира, где были люди, желающие мне отомстить, и подчиненных этим людям правоохранителей, что само по себе в наше время совсем не нонсенс.
— А тебе какая разница! Приказали… Попросили…