— Scheiße! — выругался на выдохе разведчик, в последний момент сумев придать активированной гранате ускорение в сторону открытого окна.
С замиранием сердца он наблюдал за её полетом. И когда смертельный заряд оказался на улице, заорал:
— Hinlegen!
Все присутствующие в избе синхронно рухнули на пол, даже не подумав оспаривать команду разведчика — жить хотелось всем. Раздавшийся на улице взрыв сопровождался звоном битого стекла, свистом редких осколков, все-таки залетевших в избу и стонами фрицев-солдат, кому не повезло оказаться рядом с разорвавшейся гранатой.
«Ну, хоть каким-то гадам досталось!» — с облегчением подумал Чумаков, первым поднимаясь на ноги и подходя к окну, возле которого возился на полу Кремер.
— Ты как, Фриц? Не зацепило? — протягивая руку оберст-лейтенанту, поинтересовался разведчик.
От жесткого падения на пол рана фрица начала обильно кровить, пропитав повязку и залив и без того испачканную кровью рубаху немца.
— Зер гут, Михаэль… — Вымученно улыбнувшись, произнес Кремен, хватаясь за протянутую руку Чумакова и с трудом поднимаясь на ноги. — Ты второй раз за день спас мою жизнь! Я у тебя теперь вообще в неоплачиваемом долгу…
— Не стоит, Фриц, я сделал то, что должно! — Мотнул головой разведчик, радуясь в душе, что всё вышло подобным образом. Его шансы легализоваться в 13-ой танковой дивизии только что выросли вдвое! — Ты, я уверен, поступил бы так же! — Иван еще повторил то же, что говорил Кремеру и после первого взрыва.
— Как же мне повезло, что я встретил тебя, дружище! — Оберст-лейтенант, буквально повис на Чумакове. Его ноги слегка заплетались. — А ты, идиот, — накинулся Кремер на монаха, так неудачно свернувшего голову ворону, — нас всех едва не угробил!
— Если бы вы не открыли окно, херр Кремер, ничего этого бы не произошло! — заступился за своего «брата» тот самый инквизитор, уже хорошо знакомый Ивану. Видимо он в этой странной компании «ловцов нечисти» считался за главного.
— И слышать ничего не хочу, брат Бартоломео! — заявил Фриц. — Мы поговорим с вами позже, когда я немного оправлюсь.
— Да, действительно, тебе лучше сейчас прилечь, — согласился с начальником штаба разведчик, на мгновение приложив ладонь ко лбу немца. — У тебя жар, Фриц! И рана открылась…
— Проводи меня, Михаэль, — попросил оберст-лейтенант. — А с вами, господа инквизиторы, мы еще разберёмся! — пригрозил он макаронникам «на прощание», покидая избу. — Нам туда, — указал он направление движения. — Я занял лучшую избу в этой дыре, — похвалился Кремер между делом, указав на высокий дом с яркими резными наличниками.
— Может, лучше в лазарет, Фриц? — спросил Чумаков, чувствуя, как тяжело наваливается на его плечо оберст-лейтенант.
— Нет, мотнул головой Кремер, ненавижу запах лекарств и больницы! О! Тухель! — заметил он мелькнувшую невдалеке знакомую фигуру солдата. — Ко мне, живо!
— Вы живы, герр оберст-лейтенант! — обрадовался шутце, подбегая к начальнику штаба. — Там пару наших парней ранило…
— Я вижу, шутце! Не слепой! — вновь отчего-то разозлился оберст-лейтенант. — Где вас таких, тупых, набирают, Тухель?
— Призван в Гельзенкирхене, герр оберст…
— Я понимаю, что в твоей деревне думать было не обязательно, Тухель, — вновь заткнул рот солдату Кремер. — Но хоть чуть-чуть в голове мозгов должно же быть?
— Яволь, герр обест-лейтенант, должно! — вытянувшись по стойке смирно, гаркнул шутце.
Чумаков так и не понял, кто здесь придуривается, а кто кого за дурака держит. Но судя по поведению Тухеля, он давно привык к таким вот придиркам начальника штаба и относился к ним весьма философски.
А вот Кремера такая позиция отчего-то бесила. И он, как тот командир из бородатого анекдота, постоянно прикапывался к подчиненному: то — «почему в шапке?», то — «почему без?». Но лезть в эти разборки Чумаков не желал, ему нужно было к ночи избавиться от опеки Фрица и постараться выйти на связь с партизанами.
Руководством было оговорено несколько мест и дат, когда с ними возможно было встретиться. И сегодняшняя ночь была одной из них. Чумакову было бы куда проще, если бы в Тарасовке присутствовало местное население, но после странной… даже очень и очень странной диверсии, жители, опасаясь мести оккупантов, частью ушли с партизанами в лес, а частью — рассосались по окрестным деревням.
И, вообще, у советского руководства было много вопросов и подозрений, с которыми и должен был разобраться лейтенант госбезопасности Иван Чумаков. Не только диверсия в Тарасовке с применением неизвестного никому «секретного оружия» выглядела странно, также донельзя странным была и сама личность этого «товарища Чумы», который, по его же собственному утверждению, был заброшен едва ли не по личному распоряжению товарища Сталина.
И никто, ни в ставке Верховного главнокомандующего, ни в структурах, занимающихся разработкой подобных операций в стане самого врага, как и на территориях, оккупированных немцами, и слыхом не слыхивал о таком «секретном агенте».
Судоплатов вообще опасался, что никакой диверсии не было и в помине. А перед партизанами немцы разыграли настоящий спектакль. Для чего и почему, начальник контрразведки не знал, но партизаны «божились», что всё было так, как они сообщали в шифровках.
Тогда для чего в район Тарасовки, потерявшей свое важное значение для логистики после полного уничтожения железнодорожного узла и моста через реку, немцы стянули столь значительные силы? И ведь они отозвали их с Кавказского направления, тем самым очень ослабив свою южную группировку!
В общем, странностей в этом запутанном деле хватало. И именно Чумаков должен разобраться, в чём же тут дело. Всё пошло не по плану (хотя и сыграло на руку лейтенанту) со взрыва гранаты, брошенной вороной! Вороной! Потом появились итальянцы-инквизиторы…
Нет, вы только подумайте, когда вы в последний раз о них слышали? Наверное, в школе — на уроках истории средних веков! Какие могут быть монахи-инквизиторы в двадцатом веке? Веке, ознаменовавшемся не только Великой Октябрьской Социалистической Революцией, но и революцией научно-технической!
Двадцатый век — это столетие, в котором ломалась многовековая система религиозного мракобесия! Век, в котором наука, наконец-то, победила все церковные предрассудки! А здесь, просто охренеть, — инквизиция, как в средние века!
Хотя, вид существа, пойманного братьями-монахами в первый момент очень обескуражил лейтенанта госбезопасности, не верящего ни в бога, ни в черта, а разве что в марксистко-ленинское учение[1]. Да и слишком разумное поведение двух ворон-террористок, которые метали гранаты с явным пониманием того, что и как они делают, тоже поставило Чумакова в тупик.
Однако немного придя в себя и поразмыслив, Иван решил, что необычная тварь — ни что иное, как какая-нибудь тупиковая ветвь человеческой эволюции. Да, страшная, несуразная и горбатая, но ничего сверхъестественного в ней нет ни капли. А светящаяся сеть — не иначе, какой-то хитрый фокус поповской братии. Если вспомнить историю, то у них постоянно иконы плачут, то говорящие кусты человечьим голосом говорят.
Он даже припомнил противоречивые слухи, распространяемы знакомыми ребятами-альпинистами, про обитающего в горных районах Тибета и Гималаев «снежного человека». Этакий сохранившийся до наших времен реликт «доисторического человека». А ворона? Вон, Чумаков в цирке видел, как на мотоциклах львы и медведи ездят. Как говорят, и зайца можно курить научить, значит, при должной сноровке, и ворону выдрессировать можно, чтобы она гранаты метала.
Пока Чумаков буквально тащил на себе раненного оберст-лейтенанта, Кремер надавал Тухелю целую кучу распоряжений: первым делом привести к нему медика, поставить герра гауптмана на довольствие, и найти место, где разместить с удобствами его будущего заместителя.
После того, как с помощью шутце, раненного оберст-лейтенанта удалось уложить в кровать, Чумаков вздохнул с облегчением. С Тухелем он быстро уладил все дела, и даже присмотрел небольшой пустующий домик у самой кромки леса, где никто из офицеров не пожелал останавливаться, опасаясь внезапного нападения партизан.
Бросив вещи в избе, Иван вышел на скрипучее крыльцо. Со стороны леса в сторону деревни несло тяжелые свинцовые тучи при постепенно крепчающем ветре. Погода стремительно портилась и ничем уже не напоминала тот приятный летний вечерок, когда они с Кремером распивали бутылочку отменного коньяка.
Темнело прямо на глазах. С неба упала пара тяжелых капель, пока еще редких, но обещающих в скором времени исправить это вопиющее недоразумение. Такая погода не могла не порадовать разведчика — в темноте, да под дождём исчезнуть из расположения немецкой части будет намного проще, чем при ясной погоде. Ну, кто скажите, в трезвом уме будет ошиваться под льющейся с небес водой? Да и промокшие до нитки часовые быстро утратят бдительность.
Иван взглянул на часы, до времени предполагаемой встречи с партизанами еще оставалось несколько часов. За это время можно было немного вздремнуть, чтобы восстановить потраченные силы. Сегодняшний денёк для лейтенанта госбезопасности Чумакова выдался не из лёгких.
До расположения партизанского отряда пришлось добираться на своих двоих. В кромешной темноте и под слабым грибным дождиком. Хвала лесному владыке, что он всю мощь непогоды обрушил за пределами леса. На фрицев и на дороги. А по чащобам и буеракам вотчины лешего оккупанты точно не пройдут. Я помнил, как по слову Большака деревья могли встать на твоем пути настоящей стеной. И хрена что ты с этим сможешь поделать!
А вот чудесная дорожка лешего на этот раз не работала, потому что я не знал конечной точки назначения и не мог «проложить» до неё короткий путь. Вот обратно, думаю, никаких проблем не возникнет. Визуализация Ведьминой балки у меня уже на подкорку записана. Как-никак, а я уже считал эту точку своей «новой» малой родиной. Ведь именно здесь я и «родился» во второй раз.