— В-третьих, и это последнее, — сказал он, — я хочу сделать объявление.
Последнее слово он произнес так громко и резко, что все, кто еще мог, распрямились.
— Мне не хочется этого говорить: как я уже сказал, сто одиннадцать лет — слишком короткий срок для жизни с вами, — но это КОНЕЦ. Я ухожу. Я покидаю вас немедленно. ПРОЩАЙТЕ!
Он сошел со стула и исчез. Вспышка яркого пламени — на мгновение все гости ослепли. А когда открыли глаза, Бильбо нигде не было видно. Сто сорок четыре изумленных хоббита сидели молча. Праудфут убрал ноги со стола и топнул. Затем наступила мертвая тишина, пока вдруг, после нескольких глубоких вздохов, каждый Бэггинс, Боффин, Тук, Брендибак, Грабб, Чабб, Берроуз, Болджер, Брейсгирдль, Брокхауз, Гудбоди, Хорнблауэр и Праудфут не заговорили одновременно.
Пришли к единодушному мнению, что шутка очень дурного вкуса и необходимо еще много еды и питья, чтобы загладить шок и раздражение. «Он сошел с ума, я всегда это говорил» — таково было наиболее популярное высказывание. Даже Туки (за немногими исключениями) решили, что поведение Бильбо абсурдно. В тот момент все считали, что его исчезновение всего лишь глупая выходка.
Но старый Рори Брендибак не был так уж в этом уверен. Ни возраст, ни роскошный обед не затуманили его рассудка, и он сказал своей невестке Эсмеральде:
— Что-то в этом есть подозрительное, моя дорогая! Мне кажется, этот безумец Бэггинс опять ушел. Но о чем беспокоиться? Ведь еду он с собой не забрал. — И Рори громко попросил Фродо еще раз пустить по кругу кубок с вином.
Фродо единственный из присутствующих ничего не сказал. Некоторое время он молча сидел рядом с пустым стулом Бильбо и не обращал внимания на замечания и вопросы. Он, конечно, наслаждался шуткой, хотя и знал о ней заранее. Ему трудно было удержаться от смеха при виде негодования и удивления гостей. Но в то же время он был глубоко обеспокоен: он неожиданно понял, что очень любит старого хоббита. Большинство гостей продолжало есть, пить и обсуждать странности Бильбо Бэггинса, прошлые и настоящие; но гнев Сэквил-Бэггинсов все возрастал. Фродо не хотел больше оставаться на приеме. Он приказал принести еще еды и вина, затем поднялся, молча выпил за здоровье Бильбо и выскользнул из павильона.
Что касается Бильбо Бэггинса, то, произнося свою речь, он нащупал в кармане золотое кольцо — волшебное кольцо, которое много лет хранил в тайне. Сойдя со стула, он надел его на палец, и хоббиты Хоббитона больше никогда не видели Бильбо.
Бильбо быстро прошел к своей норе, постоял недолго, с улыбкой прислушиваясь к гулу в павильоне и к звукам веселья в других частях поля. Потом вошел к себе. Снял праздничный наряд, свернул и запаковал в бумагу расшитый шелковый костюм, отложил его в сторону. Затем быстро облачился в старую одежду, закрепил на талии поношенный кожаный пояс. На него повесил короткий меч в ножнах из черной кожи, тоже, конечно, не новых. Из запиравшегося на ключ сундука, пропахшего камфарными шариками, извлек старый плащ с капюшоном. Плащ хранился так, словно представлял большую ценность, хотя был заплатан и настолько выцвел, что трудно было определить его первоначальный цвет, вероятно темно-зеленый. Плащ оказался ему великоват. Затем Бильбо прошел в свой кабинет и достал из запертого сейфа сверток, замотанный в старое тряпье, и рукопись в кожаном переплете; достал также большой конверт. Книгу и сверток он сунул в лежавший тут же дорожный мешок, почти доверху заполненный. В конверт положил кольцо на золотой цепочке, запечатал и адресовал Фродо. Сначала положил конверт на камин, но затем вдруг передумал и сунул в карман. В это мгновение открылась дверь и быстро вошел Гэндалф.
— Привет! — сказал Бильбо. — Я все гадал, вернетесь ли вы.
— Рад, что тебя снова можно видеть, — ответил колдун, садясь. — Я хотел застать тебя и сказать несколько слов на прощание. Мне кажется, все прошло великолепно и по плану.
— Да, — согласился Бильбо. — Хотя эта вспышка оказалась сюрпризом; она удивила меня, не говоря уже об остальных. Небольшая добавка с вашей стороны?
— Верно. Ты мудро хранил кольцо в тайне все эти годы, и мне показалось необходимым дать гостям какое-то другое объяснение твоего исчезновения.
— Это еще улучшило мою шутку. Вы интересный старый хлопотун, — засмеялся Бильбо, — но, вероятно, как всегда, лучше знаете, что нужно делать.
— Да — когда я вообще что-нибудь знаю. Но насчет этого последнего дела я не вполне уверен. Теперь оно подошло к концу. Ты сыграл свою шутку, встревожил или обидел большинство своих родственников и дал всему Ширу тему для разговоров на девять дней, и даже на все девяносто девять. Хочешь идти дальше?
— Да. Я чувствую, что мне необходим отпуск, очень длинный отпуск, как я уже говорил вам. Вероятно, постоянный отпуск; не думаю, чтобы я когда-нибудь вернулся. В сущности, я и не собираюсь возвращаться и уже сделал все приготовления. Я стар, Гэндалф! Не выгляжу стариком, но чувствую старость в глубине сердца. Хорошо сохранился! — фыркнул он. — Мне кажется, все во мне стало тонким и сморщилось, если вы меня понимаете: как масло, размазанное на слишком большом куске хлеба. Здесь что-то не так. Мне нужна перемена.
Гэндалф пристально посмотрел на него.
— Да, здесь что-то не так, — задумчиво повторил он. — Я считаю твой план наилучшим.
— Что ж, теперь я готов. Я снова хочу увидеть горы, Гэндалф, — горы; и найти место, где смогу отдохнуть. В мире и спокойствии, без кишащих вокруг родственников, без посетителей, непрерывно звонящих в колокольчик у двери. Я должен найти место, где смог бы завершить свою книгу. Я придумал для нее хороший конец: и после всех этих событий он жил счастливо до конца своих дней.
Гэндалф засмеялся:
— Надеюсь, так и будет. Но никто не сможет прочесть эту книгу, даже если она будет завершена.
— Отчего же, со временем смогут. Фродо уже читал те части, что я успел написать. Вы присмотрите за Фродо?
— Да, присмотрю. Буду навещать его так часто, как смогу.
— Он, конечно, пошел бы со мной, если бы я попросил. В сущности он даже предложил это — как раз перед приемом. Но на самом деле ему не это нужно. Я хочу перед смертью еще раз увидеть горы и дикие страны, а Фродо еще слишком любит Шир, его поля, леса и маленькие реки. Ему здесь хорошо. Я все оставляю ему, за исключением, конечно, нескольких мелочей. Надеюсь, он будет счастлив, когда привыкнет все это считать своим. С этого времени он сам себе хозяин.
— Всё? — спросил Гэндалф. — И Кольцо? Вспомни, ты на это согласился.
— Ну... гм... да, вероятно, и его, — запинаясь, сказал Бильбо.
— Где оно?
— В конверте, как вам известно, — нетерпеливо ответил Бильбо. — Конверт на камине. Нет! Вот он, в моем кармане! — Бильбо колебался. — Разве это не странно? — сказал он наконец как будто самому себе. — Почему бы и нет? Почему бы ему тут и не остаться?
Гэндалф снова внимательно посмотрел на Бильбо, в его глазах что-то промелькнуло.
— Я думаю, Бильбо, — спокойно сказал он, — его лучше оставить в норе. Ты не хочешь этого?
— Ну да... то есть нет. Теперь я думаю, что мне вообще не хочется с ним расставаться. Не понимаю, зачем мне его отдавать. Почему вы хотите, чтобы я это сделал? — спросил он, и голос его изменился. Теперь он звучал резко, подозрительно и раздраженно. — Вы всегда изводили меня расспросами о моем Кольце, но никогда не беспокоились о других вещах, полученных в путешествии.
— Мне нужна была правда, — ответил Гэндалф. — Это чрезвычайно важно. Волшебные Кольца... они... гм... волшебные; они редки и интересны. Можно сказать, что я профессионально интересуюсь твоим Кольцом. И должен знать, где оно, если ты пускаешься в странствия. Я считаю, что ты владел им достаточно. Тебе оно больше ни к чему, Бильбо, если я не ошибаюсь.
В глазах Бильбо сверкнул гнев. Его доброе лицо застыло.
— Почему ни к чему? — воскликнул он. — И какое вам дело до моей собственности? Кольцо мое. Я нашел его. Оно само пришло ко мне.
— Да, да, — сказал Гэндалф. — Но не нужно сердиться.
— Сами виноваты, — пробурчал Бильбо. — Кольцо мое, говорю вам. Мое собственное. Моя прелесть. Да, прелесть.
Лицо волшебника оставалось серьезным и внимательным, и только блеск глубоких глаз выдавал удивление и тревогу.
— Так его уже называли, — сказал он, — но называл не ты.
— А теперь называю я. Почему бы и нет? Даже если то же самое говорил Голлум. Кольцо теперь не его, а мое. И говорю вам, я его оставлю у себя.
Гэндалф встал. Он сказал строго:
— Ты будешь глупцом, Бильбо, если сделаешь это. С каждым твоим словом это становится все яснее. Ты слишком долго владел Кольцом. Откажись от него! И тогда ты снова станешь самим собой, будешь свободен.
— Сделаю то, что захочу, — упрямо ответил Бильбо.
— Ну, ну, мой дорогой хоббит, — сказал Гэндалф. — Всю твою долгую жизнь мы были друзьями, и ты задолжал мне кое-что. Выполняй свое обещание — отдай Кольцо!
— Ну, если вы сами хотите мое Кольцо, так и говорите! — воскликнул Бильбо. — Но вы его не получите! Я уже сказал: не отдам вам свою прелесть. — Его рука легла на рукоять короткого меча.
Глаза Гэндалфа сверкнули.
— Вскоре наступит моя очередь, — сказал он. — Если ты еще раз это скажешь, я рассержусь. Тогда ты увидишь Гэндалфа без маски. — Он сделал шаг к хоббиту и, казалось, стал выше ростом; его огромная тень заполнила всю комнату.
Бильбо попятился к стене, тяжело дыша, сжимая рукой карман. Некоторое время они стояли, глядя друг другу в лицо, и напряжение в комнате росло. Глаза Гэндалфа не отрывались от хоббита. Наконец Бильбо медленно разжал руки и слегка задрожал.
— Не знаю, что это с вами, Гэндалф, — сказал он. — Вы никогда не были таким. Из-за чего все это? Кольцо ведь мое. Я нашел его, и, если бы не Кольцо, Голлум убил бы меня. Я не вор, что бы вы ни говорили.
— Я никогда не называл тебя так, — ответил Гэндалф. — Ия тоже не вор. Грабить тебя не собираюсь, но хочу помочь. Хочу, чтобы ты верил мне, как раньше. — Он отвернулся, напряжение ушло с его лица. Казалось, он вновь превратился в седого старика, согбенного и озабоченного.