Трагедия Икс — страница 3 из 3

Сцена 1АПАРТАМЕНТЫ В ОТЕЛЕ «РИТЦ»

Пятница, 9 октября, 21.00

Мистер Друри Лейн исподтишка изучал лицо де Витта, который стоял среди группы друзей, улыбаясь и остроумно отвечая на шутки.

Актер испытывал удовлетворение ученого, который после долгих экспериментов находит то, что искал. Ибо Джон де Витт являл собой наглядный пример в деле изучения характеров. По истечении шести часов процесса он превратился из человека, облаченного в непроницаемую броню, в радушного хозяина и увлекательного собеседника. С того момента, как пожилой старшина присяжных объявил вердикт «невиновен», открывающий ворота тюрьмы, де Витт сбросил броню молчания.

Группа собралась в апартаментах отеля «Ритц». В одной из комнат стоял длинный стол, богато сервированный, уставленный бокалами и цветами. Присутствовали оживленная и порозовевшая Жанна де Витт, Кристофер Лорд, Франклин Эйхерн, безукоризненно одетый Луи Эмпериаль, Лаймен и Брукс и, наконец, Друри Лейн.

Пробормотав извинение, де Витт отошел к углу, где стоял актер. Двое мужчин посмотрели друг на друга.

— Мистер Лейн, я еще не имел возможности… — робко начал де Витт. — У меня нет слов, чтобы выразить мою глубочайшую благодарность…

Лейн усмехнулся:

— Вижу, что даже такие опытные юристы, как Лаймен, не могут держать язык за зубами.

— Почему бы вам не присесть?.. Да, Фредерик Лаймен все рассказал мне, мистер Лейн. Он сказал, что не может принимать поздравления, которые по праву заслужили вы. Это было великолепно! — Глаза де Витта блеснули.

— Факты были достаточно очевидны.

— Не так уж очевидны, сэр. — Де Витт счастливо вздохнул. — Вы не можете себе представить, как я рад вашему присутствию. Я знаю, как вы не любите появляться на публике…

— Это верно, — улыбнулся Лейн, — но, как видите, я здесь… Боюсь, однако, что мое присутствие вызвано не только приятной компанией и искренностью вашего приглашения. — Лицо де Витта мгновенно омрачилось. — Понимаете, мне пришло в голову, — в голосе Лейна послышались властные нотки, — что вы могли бы кое-что мне рассказать.

Де Витт ответил не сразу. Он огляделся вокруг, словно впитывая звуки веселья, живительную красоту дочери, негромкий смех Эйхерна. Слуга во фраке открывал раздвижные двери банкетного зала.

Повернувшись, де Витт прикрыл глаза и застыл с поникшими плечами.

— Это просто сверхъестественно, сэр, — вымолвил он наконец, открыв глаза и глядя актеру в лицо. — Я действительно решил довериться вам. Это единственный выход. Но сейчас я не могу ничего вам сообщить. — Брокер решительно покачал головой. — Это длинная грязная история, а я не хочу портить вечер ни вам, ни себе. — Его руки слегка дрогнули. — Этот вечер для меня особенный. Я избежал страшной участи. Жанна… моя дочь…

Лейн кивнул. Он не сомневался, что де Витт думает не о дочери, а о жене. Ферн де Витт не было в апартаментах, но Лейн был уверен, что в глубине души де Витт все еще любит женщину, которая его предала.

Де Витт медленно поднялся.

— Не поедете ли вы сегодня с нами, сэр? Мы собираемся в мое поместье в Уэст-Инглвуде — я организую там небольшое торжество, — а если вы захотите задержаться на уик-энд, я обеспечу вас всем необходимым… Брукс тоже останется на ночь… — Он добавил другим тоном: — А завтра утром мы будем предоставлены себе, и тогда я расскажу вам то, о чем вы догадались с помощью какой-то чудодейственной интуиции и что ожидали услышать от меня сегодня вечером.

Лейн встал и положил руку на плечо маленького человечка.

— Я вас понимаю. Забудьте обо всем до завтрашнего утра.

— Всегда есть завтрашнее утро, не так ли? — пробормотал де Витт.

Они присоединились к остальным, и Лейн сразу же почувствовал скуку. Сплошные банальности… Покуда слуга во фраке приглашал собравшихся в банкетный зал, в голове актера вертелась назойливая мысль: «Завтра, завтра. Так тихими шагами жизнь ползет к последней недописанной странице».[57] Почувствовав, что де Витт взял его под руку, он вздохнул, улыбнулся и последовал за остальными к праздничному столу.

* * *

Обед проходил весело. Эйхерн выпил немного токая и пересказывал подробности напряженного шахматного матча Эмпериалю, но тот был откровенно невнимателен, предпочитая бросать через стол изысканные комплименты Жанне де Витт. Светловолосая голова Лайонела Брукса слегка покачивалась в такт негромкой мелодии струнного оркестра, скрытого за пальмами в углу зала. Кристофер Лорд обсуждал перспективы футбольной команды Гарварда, косясь на улыбающуюся рядом с ним Жанну. Де Витт сидел молча, наслаждаясь звуками знакомых голосов, пением скрипок, нарядной комнатой и изысканным столом, а Друри Лейн наблюдал за ним, иногда отпуская шутки, когда Лаймен, покрасневший от вина, вовлекал его в беседу.

За кофе и сигаретами Лаймен внезапно поднялся, хлопнул в ладоши, призывая к молчанию, и поднял бокал.

— Как правило, я терпеть не могу тосты. Это пережиток времени турнюров, кринолинов и франтов, поджидавших актрис у служебного входа в театр. Но сегодня подходящий повод произнести тост за избавление человека. — Он улыбнулся де Витту. — Здоровья и удачи вам, Джон де Витт.

Все выпили. Де Витт встал.

— Я… — Его голос дрогнул. Друри Лейн улыбался, но ощущение скуки усиливалось. — Как и Фред, я человек скромный. — Все засмеялись без всякой причины. — Но я предлагаю выпить за одного из нас, кто десятилетиями был кумиром миллионов культурных людей, кто смотрел со сцены на публику бессчетное число раз и кто, по-моему, является самым скромным из всех нас. За мистера Друри Лейна!

Все снова выпили, и Лейн улыбнулся, желая оказаться очень далеко отсюда.

— Я искренне восхищаюсь теми, — не вставая, заговорил он своим мелодичным баритоном, — кто может легко произносить монологи. На сцене учишься самообладанию, но я так и не научился сохранять хладнокровие в подобных ситуациях. Полагаю, мне следует произнести проповедь. — Лейн поднялся. — Но так как я не священник, а актер, моя проповедь должна излагаться в драматических терминах. — Он повернулся к де Витту, молча сидящему рядом с ним. — Мистер де Витт, вы только что пережили один из самых мучительных для эмоционального человека опытов. Для вас протекли, верно, нескончаемые годы на скамье подсудимых. Ожидая вердикта, означающего жизнь или смерть — одно из самых изощренных наказаний, придуманных человеческим обществом. Перенеся его с достоинством, вы заслужили высочайшую похвалу. Я вспомнил о полуюмористическом-полутрагическом ответе французского публициста Сьейеса,[58] когда его спросили, что он делал во время террора. «J'ai vecu, — просто сказал он. — Я оставался жив». Такой ответ мог дать только философ, обладающий силой духа. — Актер глубоко вздохнул и окинул компанию взглядом. — Нет большой добродетели, чем стойкость. Сама банальность этой мысли свидетельствует о ее правдивости. — Слушатели оставались неподвижными, но де Витт буквально застыл на месте — казалось, он чувствует, как поток слов входит в его тело и становится частью его самого, будучи целиком и полностью обращенным к нему одному. Друри Лейн вскинул голову. — Пожалуйста, будьте ко мне терпеливы — поскольку вы сами настояли на моей проповеди, — если я внесу печальную ноту в это веселое сборище неизбежной ссылкой на великого Шекспира. — Голос актера стал громче. — В одной из его недооцененных драм, «Короле Ричарде III», есть комментарий о лучшей стороне черной души, который кажется мне поразительным по своей глубине. — Он снова посмотрел на склоненную голову де Витта. — Ваш опыт в течение последних нескольких недель, мистер де Витт, к счастью, стер с вашего имени подозрение в убийстве. Тем не менее это не объясняет более великую тайну, ибо где-то в тумане скрывается убийца, который уже отправил две человеческих души в ад или, как я надеюсь, на небеса. Но многие ли из нас задумывались о его душе? Пускай это банально, но ведь и у убийц есть душа, причем, если верить нашим духовным наставникам, бессмертная. Слишком многие из нас думают об убийце как о бесчеловечном монстре, не помышляя о том, что в недрах любого человека таятся эмоции, которые в минуты эмоционального кризиса могут подтолкнуть к убийству.

Постепенно напряжение в атмосфере стало ощутимым почти физически.

— А теперь, — продолжал актер, — обратимся к трактовке Шекспиром одного из его самых интересных персонажей — уродливого, кровавого короля Ричарда, людоеда в человеческом облике. Однако вспомним его слова…

Внезапно Лейн изменил осанку, голос, выражение лица. Это произошло настолько неожиданно, что все уставились на него почти с испугом. Коварство, злоба, разочарование омрачили приятное лицо зловещими тенями. Изо рта у него вырывались сдавленные звуки:

— Сменить коня… Перевязать мне раны… Всевышний, сжалься!.. — Вопль истерзанной души сменился тихим отчаянием. — Тише… это сон. О совесть робкая, не мучь меня! Глухая полночь… Синие огни… Холодный пот… Я весь дрожу от страха… Кого боюсь? Себя? Здесь я один. Но Ричард Ричарда так крепко любит! Мне ль не любить его — ведь это я. Как! Здесь убийца! Нет!.. Да, я убийца. Пора бежать! Как? От себя? От мести? Кто ж будет мстить? Я? Самому себе? О нет! Скорей себя я ненавижу за злые ненавистные дела. Я изверг… нет, я лгу — не изверг я. Хвались, глупец! Не льсти себе, глупец! — Голос запнулся, но вскоре актер продолжил. Казалось, он впал в приступ трагического самоуничижения. — У совести есть сотни языков, у каждого из них есть сотни былей, и каждая твердит мне: «Ты злодей!» Да, я клятвопреступник — самый черный, да, я убийца — самый, самый страшный, и все мои ужасные грехи, столпившись пред судьею, вопиют: «Виновен, да, виновен!» Нет спасенья! Нет никого, кто бы любил меня! Умру — кто пожалеет обо мне? И как жалеть, когда я сам к себе не чувствую и тени сожаленья?[59]

Кто-то вздохнул.

Сцена 2ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ СТАНЦИЯ УИХОКЕН

Пятница, 9 октября, 23.55

За несколько минут до полуночи сопровождающая де Вита компания вошла в железнодорожный терминал Уихокена — серый, похожий на амбар зал ожидания с железными балками на потолке и галереей, тянувшейся вдоль стен над головами. В помещении было мало народу. В углу, возле одной из дверей на перрон за прилавком камеры хранения, дремал клерк; еще один человек зевал в газетном киоске; длинные скамейки пустовали.

Смеющаяся компания вошла в полном составе, за исключением Фредерика Лаймена, который еще в отеле принес извинения и отправился домой. Жанна де Витт и Лорд побежали к газетному киоску, улыбающийся Эмпериаль последовал за ними. Лорд купил большую коробку конфет и с театральным поклоном преподнес ее Жанне. Эмпериаль, не позволив превзойти себя в галантности, приобрел пачку журналов и, щелкнув каблуками, предложил ее девушке. Жанна, закутанная в меха, с румяным лицом и блестящими глазами, засмеялась и, взяв под руки обоих мужчин, подвела их к скамье, на которую они сели, весело болтая и поглощая конфеты.

Четыре остальных члена группы направились к кассе. Де Витт посмотрел на большие часы над газетным киоском — стрелки показывали четыре минуты первого.

— Ну, — весело сказал он, — наш поезд отходит в 0.13 — у нас есть еще несколько минут.

Они остановились у окошка. Лейн и Брукс шагнули назад, а Эйхерн схватил де Витта за руку:

— Позволь мне, Джон.

Но де Витт усмехнулся, освободил руку и сказал кассиру:

— Пожалуйста, шесть билетов в одну сторону до Уэст-Инглвуда.

— Нас семеро, Джон, — напомнил Эйхерн.

— Знаю, но у меня билетная книжка на пятьдесят поездок. — Его лицо омрачилось, когда кассир просунул через окошко шесть кусочков картона. Потом он улыбнулся и сухо произнес: — Полагаю, я должен вчинить штату иск на стоимость моей билетной книжки. У нее закончился срок, пока я был… — Он оборвал фразу и снова обратился к кассиру: — Пожалуйста, дайте мне новую книжку на пятьдесят поездок.

— Ваше имя, сэр?

— Джон де Витт, Уэст-Инглвуд.

— Да, мистер де Витт. — Кассир постарался не проявлять любопытства и начал хлопотать. Вскоре он просунул под решетку прямоугольную книжечку.

Когда де Витт достал бумажник и вынул пятидесятидолларовую купюру, послышался звонкий голос Жанны:

— Папа, поезд подошел!

Кассир быстро отсчитал сдачу, и де Витт, рассовывая по карманам банкноты и мелочь, повернулся к спутникам с шестью билетами и книжкой в руке.

— Надо бежать к поезду? — спросил Лайонел Брукс.

Четверо мужчин посмотрели друг на друга.

— Нет, у нас достаточно времени, — ответил де Витт, засовывая билеты и новую книжку в верхний левый жилетный карман и застегивая пиджак.

Они зашагали через зал ожидания и вместе с присоединившимися к ним Лордом и Эмпериалем вышли на холодный воздух перрона. Поезд уже подали. Они прошли через железные ворота и по длинной бетонной платформе. За ними следовали другие пассажиры. Последний вагон был темным, поэтому они сели во второй от конца вагон.

Там уже сидели несколько человек.

Сцена 3ПРИГОРОДНЫЙ ПОЕЗД «УИХОКЕН-НЬЮБОРО

Суббота, 10 октября, 0.20

Компания разделилась на две группы: Жанна, Лорд и галантный Эмпериаль сели впереди вагона, а де Витт, Лейн, Брукс и Эйхерн заняли места в центре друг против друга.

Поезд еще стоял в Уихокене, когда адвокат, разговаривавший с де Виттом, повернулся к сидевшему напротив Друри Лейну и сказал:

— Знаете, мистер Лейн, меня очень заинтересовали ваши слова о «нескончаемых годах», спрессованных в минуты, когда подсудимый ожидает вердикта, обрекающего его на смерть или отпускающего на свободу. Нескончаемые годы! Изящная фраза, мистер Лейн…

— Скорее точная, — поправил де Витт.

— Вы так думаете? — Брукс украдкой бросил взгляд на спокойное лицо де Витта. — Это напоминает мне рассказ, который я когда-то читал, — кажется, его написал Эмброуз Бирс. Очень странная история о повешенном. За какой-то миг до того, как петля затянулась на его шее, перед мысленным взором осужденного проходит вся его жизнь. Это литературное воплощение ваших «нескончаемых лет», мистер Лейн, несомненно применявшееся и другими писателями.

— Кажется, я знаю этот рассказ, — отозвался Лейн. Де Витт, сидящий рядом с Бруксом, молча кивнул. — Само понятие времени относительно, как уже несколько лет твердят нам ученые. Например, сны — когда мы просыпаемся, нам кажется, что они длились всю ночь, но некоторые психологи говорят, что они происходят лишь в последний, пограничный момент перед пробуждением.

— Я тоже слышал об этом, — сказал Эйхерн, сидящий напротив де Витта и Брукса.

— Я имею в виду, — Брукс снова повернулся к де Витту, — что этот странный момент вполне применим к вам, Джон. Не могу избавиться от мыслей — полагаю, как и многие из нас, — о том, что вы думали перед тем, как присяжные вынесли вердикт.

— Возможно, мистер де Витт предпочитает не говорить об этом, — мягко заметил Друри Лейн.

— Напротив. — Глаза брокера блеснули, а лицо оживилось. — В этот момент я испытал один из самых поразительных опытов всей моей жизни. Думаю, этот опыт подтверждает как сюжет рассказа Бирса, так и теорию о снах, которую упомянул мистер Лейн.

— Вы не хотите сказать, что в этот момент в голове у вас промелькнула вся жизнь? — Голос Эйхерна звучал скептически.

— Нет-нет. Всего лишь эпизод… — Де Витт откинулся на зеленые подушки сиденья. — Лет девять тому назад я был в составе присяжных, когда суд рассматривал дело об убийстве здесь, в Нью-Йорке. Одного старика обвиняли в том, что он зарезал женщину в дешевых меблированных комнатах. Окружной прокурор убедительно доказал, что убийство было спланировано заранее, и сомнений в вине подсудимого не возникало. Во время короткого процесса и даже в комнате присяжных, где мы решали его судьбу, меня преследовало ощущение, что я где-то видел обвиняемого раньше. Я ломал себе голову, доходил до изнеможения, но не мог вспомнить, кто он или где и когда я его встречал…

Поезд, вздрогнув, тронулся с места. Де Витт слегка повысил голос:

— Короче говоря, я согласился с мнением остальных, что подсудимый виновен, мы вынесли вердикт, и осужденного казнили. Потом я выбросил этот инцидент из головы.

Поезд отъехал от перрона. Де Витт облизнул губы.

— А теперь о самой странной части этой истории. Я не вспоминал об осужденном девять лет. Но когда сегодня старшину присяжных попросили огласить вердикт, который так много для меня значил, — в течение краткого интервала между последним слогом официального требования и первым словом ответа старшины — перед моим мысленным взором внезапно, по непонятной причине, предстало лицо казненного, и в тот же миг я решил проблему, кто он и где я его видел, — спустя девять лет после того, как она последний раз меня беспокоила.

— И кто же он был? — с любопытством спросил Брукс.

Де Витт улыбнулся:

— Я же говорил, что это самое странное… Лет двадцать назад, когда я странствовал по Южной Америке, я случайно оказался в местечке Баринас, в венесуэльской провинции Самора. Однажды ночью, по пути в свое жилище, я услышал звуки борьбы, доносящиеся из темного переулка. Тогда я был молод и более решителен, чем теперь. При мне был револьвер. Я выхватил его из кобуры и бросился в переулок. Два оборванных метиса атаковали белого. Один из них размахивал мачете над головой жертвы. Я выстрелил и промахнулся, но негодяи испугались и убежали, оставив раненого лежать на земле. Я склонился над ним, думая, что раны серьезны, но он поднялся, смахнул грязь с окровавленных брюк, пробормотал благодарность и, хромая, скрылся в темноте. Я лишь мельком видел его лицо. И этого человека, чью жизнь я спас двадцать лет назад, я же более чем через десять лет спустя помог отправить на электрический стул. Похоже на правосудие Божье, не так ли?

— История, достойная занять место в сокровищнице фольклора, — заметил мистер Друри Лейн.

Поезд мчался сквозь темноту, тут и там усеянную огоньками окраин Уихокена.

— Но самое странное то, — продолжал де Витт, — что я разгадал эту тайну, когда моя собственная жизнь была в опасности! Не забывайте, что я видел лицо этого человека лишь однажды и много лет назад…

— Одна из самых поразительных историй, какие я когда-либо слышал, — сказал Брукс.

— Человеческий ум способен на еще более удивительные вещи за минуты до смерти, — промолвил Лейн. — Восемь месяцев назад я читал в газете статью об убийстве, происшедшем в Вене. Мужчину нашли застреленным в гостиничном номере. Венская полиция опознала в нем мелкого уголовника, в прошлом бывшего полицейским осведомителем. Мотивом, очевидно, служила месть какого-то преступника, которого информация, сообщенная жертвой, привела за решетку. В статье говорилось, что жертва прожила в отеле несколько месяцев, редко покидала номер и даже принимала там пищу, несомненно от кого-то прячась. Остатки последней трапезы находились на столе. Его застрелили на расстоянии семи футов от стола, причем смерть не была мгновенной. Кровавый след тянулся по ковру от этого места к столу, у которого его обнаружили. Имелось одно странное обстоятельство. Сахарница на столе была опрокинута, гранулированный сахар разбросан по скатерти, а целая горсть находилась в стиснутом кулаке мертвеца.

— Интересно, — пробормотал де Витт.

— Объяснение казалось достаточно простым. Будучи смертельно раненным, он подполз к столу, нечеловеческим усилием приподнялся и схватил из сахарницы горсть сахара, прежде чем мертвым свалиться на пол. Но почему? Каково было значение сахара? Как объяснить этот последний отчаянный поступок умирающего? Венская полиция была озадачена. — Мистер Друри Лейн улыбнулся слушателям. — Мне пришел в голову ответ на эти вопросы, и я написал в Вену. Спустя несколько недель я получил письмо от тамошнего префекта полиции, сообщающее, что убийцу арестовали до прибытия моего послания, но что оно прояснило инцидент с сахаром, который даже после ареста преступника оставался необъяснимым для полиции.

— И каково же было ваше решение? — спросил Эйхерн. — По сообщенным вами скудным деталям я не вижу никакого объяснения.

— И я тоже, — присоединился Брукс.

Де Витт нахмурился, скривив губы.

— А вы, мистер де Витт? — спросил Лейн, снова улыбнувшись.

— Боюсь, что я не понимаю значения самого сахара, — задумчиво ответил брокер. — Но одно кажется очевидным — что умирающий оставил ключ к личности своего убийцы.

— Великолепно! — воскликнул Лейн. — Вы абсолютно правы, мистер де Витт. Являлся ли сахар ключом сам по себе? Указывала ли жертва на то, что убийца — сладкоежка? Или, наоборот, не означало ли это, что он диабетик? Конечно, озвученные предположения притянуты за уши. Я этому не верил, так как умирающий, несомненно, оставил ключ для полиции, и следовательно, с его помощью она могла добиться успеха. С другой стороны, что еще мог означать сахар? Что гранулированный сахар напоминает внешне? Это белое кристаллическое вещество… Я написал венскому префекту, что, хотя сахар мог указывать на убийцу-диабетика, более вероятное объяснение заключается в том, что он кокаинист.

Все уставились на актера. Де Витт усмехнулся и хлопнул себя по бедру:

— Ну конечно, кокаин! Белый кристаллический порошок!

— Арестованный действительно оказался законченным кокаинистом, — продолжал Лейн. — Поэтому мой корреспондент цветистым слогом выразил мне свое восхищение. Однако мне это объяснение казалось элементарным. Меня больше интересовала психология убитого. Он обладал явно неординарным интеллектом, оставив единственный ключ к личности убийцы в краткий промежуток времени между ранением и смертью. Как видите, нет пределов возможностям человеческого ума в краткие моменты перед концом жизни.

— Совершенно верно, — кивнул де Витт. — Интересная история, мистер Лейн. Несмотря на то что вы считаете свой вывод элементарным, я думаю, он свидетельствует о вашем необычайном таланте проникать сквозь то, что лежит на поверхности.

— Если бы он тогда был в Вене, то избавил бы полицию от лишних хлопот, — заметил Эйхерн.

Норт-Берген скрылся в темноте. Лейн вздохнул.

— Я часто думал, что труднейшая проблема преступления и наказания упростилась бы, если бы жертва, сталкиваясь с потенциальным убийцей, могла оставлять ключ — пусть даже самый загадочный — к личности убийцы.

— Даже самый загадочный? — усомнился Брукс.

— Конечно, мистер Брукс. Любой указатель лучше, чем его отсутствие.

Высокий крепкий мужчина, в надвинутой на глаза шляпе, с бледным и напряженным лицом, вошел в вагон с переднего конца. Подойдя к четырем собеседникам, он прислонился к зеленой рубчатой ткани спинки сиденья, покачиваясь в такт поезду, и сердито уставился на Джона де Витта налитыми кровью глазами.

— Коллинз? — с отвращением произнес де Витт; во взгляде актера мелькнул интерес.

— Вы пьяны, Коллинз, — сказал Брукс. — Что вам нужно?

— Во всяком случае, не болтать с вами, паршивый стряпчий, — отозвался Коллинз. — Де Витт, — обратился он к брокеру, сдвинув шляпу на затылок и тщетно пытаясь улыбнуться, — я хотел бы поговорить с вами наедине.

Серые глаза Друри Лейна беспокойно перемещались с грубого массивного лица Коллинза на точеные черты де Витта.

— Послушайте, Коллинз, — более мягким голосом произнес де Витт. — Я уже неоднократно говорил вам, что ничего не могу для вас сделать. Вы знаете почему и тем не менее навязываете нам свое общество. Будьте хорошим парнем и уходите.

Глаза Коллинза, окруженные красными ободками, стали жалобными и влажными.

— Вы должны позволить мне поговорить с вами, де Витт, — забормотал он. — Вы не понимаете, что это для меня значит. Это… вопрос жизни и смерти. — Спутники старались не смотреть друг на друга. Зрелище унижения Коллинза было тягостным. Но он быстро продолжал, ободренный колебанием де Витта: — Клянусь, что я больше не побеспокою вас, если вы позволите поговорить с вами наедине. Пожалуйста!

Де Витт смерил его холодным взглядом.

— Вы действительно перестанете преследовать меня, Коллинз?

— Да! Можете в этом не сомневаться!

Де Витт со вздохом поднялся, извинился перед собеседниками и двинулся вместе с быстро говорящим и жестикулирующим Коллинзом по проходу к концу вагона. Внезапно он оставил Коллинза в проходе и вернулся к трем спутникам.

Сунув руку в левый верхний жилетный карман, брокер достал приобретенные в кассе одиночные билеты, оставив в кармане новую билетную книжку, и передал их Эйхерну.

— Лучше сам отдай их контролеру, Фрэнк, — сказал он. — Не знаю, сколько этот зануда будет ко мне цепляться.

Эйхерн кивнул, а де Витт снова направился в конец вагона, где его ждал Коллинз. Трое мужчин видели, как они прошли через дверь в задний тамбур, затем перешли в передний тамбур последнего, неосвещенного вагона и скрылись из виду.

— Коллинз играл с огнем и здорово обжегся, — сказал Брукс. — Он конченый человек. Де Витт поступил бы глупо, если бы стал помогать ему.

— Полагаю, он хочет, чтобы де Витт компенсировал ему убытки, понесенные в результате совета Лонгстрита, — заметил Эйхерн. — Знаете, меня не удивит, если Джон смягчится. Сейчас он в прекрасном настроении и способен пойти Коллинзу навстречу только из радости бытия.

Друри Лейн молча обернулся к заднему тамбуру, но двух мужчин уже не было видно. В это время через переднюю дверь вошел контролер, начав собирать и компостировать билеты. Момент напряжения миновал. Лорд отослал контролера к трем мужчинам в середине вагона, оглянувшись и казавшись удивленным отсутствием де Витта. Когда контролер подошел, Эйхерн протянул ему шесть одиночных билетов, объяснив, что еще один человек из их группы отошел и скоро вернется.

— Ладно, — кивнул контролер. Прокомпостировав билеты, он опустил их в один из кармашков на спинке сиденья Эйхерна и двинулся дальше.

Разговор вскоре иссяк. Эйхерн поднялся, сунул руки в карманы и начал ходить взад-вперед по проходу. Лейн и Брукс заговорили о завещаниях — актер припомнил любопытный эпизод, происшедший с ним много лет назад перед гастролями по континенту с шекспировским репертуаром. Брукс также привел несколько примеров двусмысленного толкования завещаний, приведших к судебной тяжбе.

Поезд мчался дальше. Лейн дважды оборачивался, но ни де Витт, ни Коллинз не возвращались. Между бровями актера появилась легкая складка, затем он улыбнулся, тряхнул головой, словно отгоняя нелепые мысли, и возобновил разговор.

Поезд сделал остановку в Боготе — пригороде Хэкенсака. Лейн посмотрел в окно. Когда поезд тронулся, складка между его бровями появилась вновь. Он бросил взгляд на часы. Стрелки показывали 0.36. Брукс озадаченно уставился на него.

Лейн вскочил на ноги так внезапно, что Брукс вскрикнул от удивления.

— Прошу прошения, мистер Брукс, — извинился актер. — Возможно, у меня расшатались нервы, но меня беспокоит отсутствие де Витта. Я хочу пойти за ним.

— Думаете, что-то не так? — Брукс с тревогой поднялся и зашагал по проходу следом за Лейном.

— Искренне надеюсь, что нет.

Они прошли мимо Эйхерна, продолжавшего мерить шагами проход.

— В чем дело, джентльмены? — спросил он.

— Мистера Лейна тревожит отсутствие де Витта, — объяснил адвокат. — Пошли с нами, Эйхерн.

Трое мужчин вышли через заднюю дверь вагона и остановились. В тамбуре никого не было. Тогда они прошли через перемычку между двумя вагонами, но в переднем тамбуре последнего вагона тоже никого не оказалось.

— Куда же они, черт возьми, делись? — пробормотал Эйхерн. — Я не видел, чтобы кто-то из них возвращался, а вы?

— Я особенно не присматривался, — сказал Брукс, — но, по-моему, никто не появлялся.

Лейн не обращал на них ни малейшего внимания. Он подошел к стеклянному верху одной из дверей и посмотрел на проносящуюся мимо в темноте сельскую местность, потом заглянул через другую дверь в задний вагон — очевидно, его должны были отцепить в Ньюборо, где заканчивалась пригородная линия, чтобы рано утром отправить назад в Уихокен. Подбородок актера напрягся.

— Я иду туда, джентльмены. Пожалуйста, мистер Брукс, придержите дверь открытой, а то в вагоне очень темно.

Он взялся за ручку и толкнул дверь. Она была не заперта и легко поддалась. Какие-то секунды трое мужчин вглядывались в вагон, стараясь, чтобы глаза привыкли к почти полной темноте, но не смогли ничего рассмотреть. Внезапно Лейн повернул голову и затаил дыхание…

Слева от двери находилось отгороженное отделение, какие часто встречаются у входа в сидячие вагоны, с двумя длинными сиденьями напротив друг друга. На сиденье лицом к передней стенке вагона темнела фигура Джона де Витта, уронившего голову на грудь.

Брокер, казалось, спал. Лейн протиснулся между двумя сиденьями и осторожно коснулся плеча де Витта. Тот не прореагировал.

— Де Витт! — резко окликнул актер, тряхнув неподвижную фигуру.

Ответа не последовало. Но на сей раз голова де Витта слегка качнулась, и в поле зрения оказались его неподвижные закатившиеся глаза — глаза трупа.

Присев на корточки, Лейн приложил ладонь к груди брокера, потом выпрямился и шагнул назад. Эйхерн дрожал как осиновый лист, не в силах отвести взгляд от неподвижной фигуры.

— Он… мертв? — запинаясь, спросил Брукс.

— У меня на руке кровь, — сказал Лейн. — Пожалуйста, держите дверь открытой, мистер Брукс, нам нужен свет. По крайней мере, пока мы не приведем кого-нибудь, кто включит освещение. — Он прошел мимо Эйхерна и Брукса в тамбур. — Не прикасайтесь к нему.

Никто не ответил — двое мужчин с ужасом смотрели на мертвеца.

Взглянув наверх, Лейн нашел то, что искал. Протянув кверху длинную руку, он дернул сигнальный шнур. С ужасающим скрипом тормозов поезд остановился. Эйхерн и Брукс вцепились друг в друга, чтобы не упасть.

Пройдя через перемычку, Лейн открыл дверь освещенного вагона, в котором они сидели, и на миг задержался в тамбуре. Эмпериаль дремал в одиночестве. Лорд и Жанна сидели рядом, почти соприкасаясь головами. В вагоне было еще несколько пассажиров — большинство дремало или читало. Дверь в противоположном конце вагона распахнулась, и два контролера побежали по проходу к Лейну. Пассажиры сразу проснулись, кто-то уронил журнал, почувствовав, что что-то не так. Жанна и Лорд встрепенулись. Эмпериаль вскочил на ноги с недоуменным выражением лица.

— Кто дернул сигнальный шнур? — крикнул первый контролер, маленький сердитый человечек.

— Произошел серьезный несчастный случай, контролер, — негромко ответил Лейн. — Пожалуйста, пройдите со мной в задний вагон.

Жанна, Лорд и Эмпериаль подбежали к ним; остальные пассажиры теснились позади, задавая вопросы.

— Нет, мисс де Витт, вам лучше остаться здесь. Мистер Лорд, отведите мисс де Витт к ее сиденью. Мистер Эмпериаль, вы тоже можете остаться.

Лейн многозначительно посмотрел на Лорда — молодой человек побледнел, потом взял девушку за руку и силой повел назад. Второй контролер, высокий, крупный мужчина, начал отгонять пассажиров.

— Пожалуйста, займите свои места. Никаких вопросов. Отойдите…

Лейн, сопровождаемый двумя контролерами, вернулся в задний вагон. Брукс и Эйхерн, словно окаменев, все еще глазели на тело де Витта. Один из контролеров повернул в стене выключатель, и лампы ярко осветили вагон. Высокий контролер закрыл дверь.

Его старший низкорослый коллега наклонился над телом; из жилетного кармана де Витта свесились массивные золотые часы. Палец указывал на левую сторону груди мертвеца.

— Пулевое отверстие! — воскликнул он. — Убийство…

Контролер выпрямился и посмотрел на Лейна.

— Я бы советовал вам ничего не трогать. — Актер достал из бумажника карточку и протянул проводнику. — Я действую в качестве следователя-консультанта по недавним делам об убийстве. Думаю, у меня есть необходимые полномочия.

Пожилой контролер с подозрением обследовал карточку и вернул ее актеру, потом снял фуражку и почесал седую макушку.

— Откуда я знаю, что это не фальшивка? — сердито сказал он. — Я старший контролер этого поезда и по закону отвечаю за все, что в нем происходит…

— Послушайте, — вмешался Брукс. — Это мистер Друри Лейн — он помогает расследовать убийства Лонгстрита и Вуда. Наверняка вы о них читали.

— Вот как? — Старик почесал подбородок.

— Знаете, кто этот мертвец? — продолжал Брукс. — Это Джон де Витт, партнер Лонгстрита!

— Да ну? — воскликнул контролер. Он с сомнением вгляделся в неподвижное лицо де Витта. — Вообще-то он кажется мне знакомым. Я часто видел его в поезде. О'кей, мистер Лейн, вы босс. Какие будут распоряжения?

Во время этого разговора Лейн стоял молча, но в его глазах светилось нетерпение.

— Позаботьтесь, чтобы все окна и двери были заперты и охраняемы, — приказал он. — Велите машинисту вести поезд к ближайшей станции.

— Следующая остановка Тинек, — сказал высокий проводник.

— Какая бы ни была, — продолжал Лейн, — нужно поскорее туда добраться. Если возможно, позвоните инспектору Тамму в Главное полицейское управление Нью-Йорка или домой и окружному прокурору Бруно.

— Поручу это начальнику станции, — сказал старый контролер.

— И пусть поезд отведут в Тинеке с главного пути на запасной. Как ваше имя?

— Меня называют папаша Боттомли, — ответил старик. — Я вас понял, мистер Лейн.

— Пожалуйста, Боттомли, проследите, чтобы все было сделано.

Оба контролера двинулись к двери.

— Я поговорю с машинистом, — сказал Боттомли младшему коллеге, — а ты последи за дверями, Эд.

— Ладно.

Они вышли из вагона и стали пробираться сквозь толпу пассажиров в соседнем вагоне. После их ухода воцарилось молчание. Эйхерн беспомощно прислонился к двери туалета с другой стороны прохода. Брукс стоял неподвижно. Лейн печально взирал на бренные останки Джона де Витта.

— Эйхерн, — заговорил он, не оборачиваясь, — ваша обязанность, как ближайшего друга де Витта, сообщить обо всем его дочери.

Эйхерн напрягся, облизнул губы и молча вышел.

Брукс и Лейн остались на месте, как часовые, охраняющие мертвеца. Никто не говорил и даже не шевелился. Из соседнего вагона доносились крики.

Они стояли в том же положении, когда через несколько минут поезд содрогнулся и пополз вперед.

За окнами была непроглядная тьма.

ЗАПАСНОЙ ПУТЬ В ТИНЕКЕ

Позже

Сверкающий огнями поезд, похожий на беспомощную гусеницу, стоял на ржавом запасном пути станции Тинек. На перроне суетились человеческие фигуры. Из ночной тьмы вынырнул автомобиль и резко затормозил у перрона. Несколько человек выбрались наружу и устремились к поезду.

Это были Тамм, Бруно, доктор Шиллинг и несколько детективов.

Они быстро прошли мимо группы людей — машиниста, контролеров, служащих станции, — тихо переговаривающихся возле поезда. Тамм постучал кулаком в дверь заднего вагона. Папаша Боттомли открыл дверь и спустил железную лестницу.

— Полиция?

— Где труп? — Инспектор и остальные быстро поднялись по ступенькам.

— Здесь, в заднем вагоне.

Прибывшие вошли в вагон. Лейн не двинулся с места. Глаза полицейских сразу же устремились на мертвеца. Рядом стояли местный полицейский, начальник станции Тинек и младший контролер.

— Убит, а? — Тамм посмотрел на Лейна. — Как это произошло, мистер Лейн?

Актер слегка шевельнулся.

— Никогда себе этого не прощу, инспектор… Необычайно дерзкое преступление. — Его чеканное лицо казалось постаревшим.

Доктор Шиллинг в сдвинутой на затылок шляпе и пальто нараспашку опустился на колени рядом с трупом.

— К нему прикасались? — буркнул он, ощупывая пальцами тело.

— Мистер Лейн, — сказал Бруно, — доктор Шиллинг обращается к вам.

— Я встряхнул его, — ответил Лейн. — Голова качнулась набок, а потом вернулась в первоначальное положение. Тогда я наклонился и дотронулся до тела. На моей руке осталась кровь. Больше его никто не трогал и пальцем.

Все умолкли, наблюдая за доктором Шиллингом. Медэксперт понюхал пулевое отверстие, ухватился за пиджак мертвеца и потянул его к себе. Пуля вошла через карман для носового платка на левой стороне груди.

— Прошла через пиджак, жилет, рубашку и нижнюю рубашку прямо в сердце, — объявил доктор Шиллинг. — Рана чистая. — Крови действительно почти не было, если не считать влажного красного пятна вокруг дырки на каждом предмете одежды. — Думаю, он мертв уже около часа, — продолжал медэксперт. Посмотрев на свои часы, он ощупал мышцы рук и ног и попытался разогнуть колено мертвеца. — Да, умер около половины первого — возможно, на несколько минут раньше.

Все уставились на застывшее лицо де Витта. Неестественное выражение, исказившее черты, было нетрудно понять — это был неприкрытый страх, напрочь лишавший человека последних остатков мужества…

Доктор Шиллинг издал негромкий возглас. Взгляды остальных переместились с мертвого лица на левую руку, поднятую врачом для всеобщего обозрения.

— Посмотрите на эти пальцы, — сказал доктор Шиллинг.

Средний палец причудливо скрещивался с указательным, остальные три пальца были загнуты внутрь.

— Какого дьявола… — буркнул Тамм.

Бруно выпучил глаза.

— Господи! — воскликнул он. — Я спятил, или у меня галлюцинации? Такого не может быть! Это же не средневековая Европа!.. Ведь такой знак оберегает от дурного глаза!

Последовала пауза. Затем Тамм пробормотал:

— Это начинает походить на детективный роман. Десять к одному, что в туалете прячется китаеза с острыми клыками!

Никто не засмеялся. Доктор Шиллинг пытался разъединить скрещенные пальцы, пока его лицо не побагровело, потом пожал плечами.

— Трупное окоченение — пальцы твердые, как дерево. Может быть, у де Витта был легкий диабет, о котором он сам не знал. Это объясняет быстроту окоченения… — Он поднял голову и прищурился. — Тамм, что, если вы попробуете скрестить пальцы таким образом?

Все как по команде уставились на инспектора. Тот молча поднял правую руку и с трудом подцепил средним пальцем указательный.

— Именно так сделал и де Витт, — кивнул доктор Шиллинг. — А теперь подержите пальцы в таком положении несколько секунд… — Инспектор повиновался — его лицо порозовело от напряжения. — Это нелегко, верно, Тамм? — сухо осведомился медэксперт. — Один из самых странных случаев в моей практике. Пальцы были сцеплены так крепко, что не разъединились даже после смерти.

— Не могу принять объяснение насчет дурного глаза, — заявил Тамм, размыкая пальцы. — Слишком уж это по-книжному. Над нами будут смеяться.

— Предложите альтернативное объяснение, — сказал Бруно.

— Может быть, пальцы де Витта соединил сам убийца…

— Чушь! — фыркнул Бруно. — Это еще менее правдоподобно. Зачем убийце так поступать?

— Откуда я знаю? — огрызнулся Тамм. — А что вы думаете, мистер Лейн?

— Должны ли мы искать объяснение в данном случае? — устало отозвался Лейн. — Я думаю, Джон де Витт очень серьезно воспринял мое беспечное замечание, сделанное ранее вечером.

Тамм возмутился было, но умолк, когда доктор Шиллинг поднялся.

— Ну, это все, что я мог сделать здесь, — заявил врач. — Ясно одно: он умер мгновенно.

Лейн схватил медэксперта за руку — это было его первым энергичным движением за долгое время.

— Вы в этом уверены, доктор?

— Ja. Абсолютно уверен. Пуля, вероятно 38-го калибра, проникла в сердце через правый желудочек. Насколько я могу судить по поверхностному осмотру, это единственная рана.

— А голова не пострадала? Нет никаких ушибов?

— Нет. Его убила одна пуля в сердце — можете мне поверить, этого было вполне достаточно. Аккуратнейшая дырочка из всех, какие я видел за много месяцев.

— Иными словами, доктор Шиллинг, де Витт не мог соединить пальцы таким образом во время предсмертных судорог?

— Я же сказал, что он умер мгновенно, не так ли? — сердито отозвался медэксперт. — Какие еще предсмертные судороги? Пуля через желудочек — и капут! Человек ведь не подопытный кролик.

Лейн повернулся к инспектору Тамму:

— Думаю, инспектор, мнение нашего вспыльчивого доктора проясняет один интересный пункт.

— Какой? Предположим, он умер, даже не пикнув. Ну и что из этого? Я видел сотни жмуриков, которые откинули копыта моментально. Тут нет ничего нового.

— Кое-что есть, инспектор, — возразил Лейн.

Бруно вопросительно посмотрел на него, но актер воздержался от комментариев.

Покачав головой, Тамм прошел мимо доктора Шиллинга, наклонился к мертвецу и начал не спеша обыскивать его одежду. Лейн повернулся таким образом, чтобы видеть лицо инспектора и мертвое тело.

— Что это? — пробормотал Тамм. Во внутреннем нагрудном кармане пиджака де Витта он обнаружил несколько старых писем, чековую книжку, авторучку, расписание и две книжки железнодорожных билетов.

— Это его старая билетная книжка, которая оказалась просроченной, пока он был в тюрьме, и новая, которую он купил вечером перед тем, как мы сели на поезд, — холодно объяснил Лейн.

Инспектор перелистал старую книжку. Уголки страничек загнулись. На обложке и внутри были многочисленные карандашные каракули — некоторые повторяли отметки компостера, другие — отпечатанные слова, и все с точностью, свидетельствующей о педантичном характере де Витта. Большинство билетов было оторвано. Тамм обследовал новую книжку. Она была не прокомпостирована и, по словам Лейна, оставалась в таком же виде, в каком де Витт купил ее на вокзале.

— Кто здесь контролер? — спросил Тамм.

— Я, — отозвался старик в синей униформе. — Меня зовут папаша Боттомли. Я старший на этом маршруте. Что вы хотите знать?

— Вы узнаете этого человека?

— Я уже говорил мистеру Лейну перед вашим приходом, что его лицо кажется мне знакомым. Теперь я припоминаю, что он годами ездил на этом поезде. Кажется, в Уэст-Инглвуд.

— Этой ночью вы видели его в поезде?

— Нет. Он не сидел с той стороны вагона, где я собирал билеты. А ты его видел, Эд?

— Сегодня нет, — робко отозвался младший контролер. — Хотя я тоже его знаю. Когда я проходил через соседний вагон, там сидела группа людей, и высокий парень передал мне шесть билетов, сказав, что один из них вышел на минуту. Но после этого я его так и не увидел.

— Значит, вы не подходили к нему?

— Да я не знал, где он. Думал, что в туалете. Мне и в голову не пришло, что он в темном вагоне. Туда никто не заходит.

— Вы говорите, что знали де Витта?

— Его так звали? Да, он часто ездил этим поездом, и я его запомнил.

— Насколько часто?

Эд снял фуражку и задумчиво почесал лысину:

— Не знаю, капитан. Время от времени…

— Думаю, я могу в этом помочь, мистер, — энергично вмешался папаша Боттомли. — Мы с напарником каждую ночь ездим в этом составе. Дайте-ка мне его старую билетную книжицу. — Он взял у Тамма старую книжку и открыл ее. Остальные толпились позади инспектора, заглядывая ему через плечо. — Видите? — Боттомли указал на корешки использованных билетов. — Мы отрываем билет на каждую поездку и компостируем его и обрывок на всякий случай. Вам нужно посчитать кружки — это мой компостер — и крестики — компостер Эда. Тогда вы узнаете, как часто он ездил на этом поезде, так как других контролеров здесь нет.

Тамм изучил старую книжку.

— Ловко. Здесь сорок прокомпостированных обрывков. Очевидно, половина сделана во время поездок в Нью-Йорк — там другой компостер.

— Да, — кивнул старый Боттомли. — На утренних поездах другие контролеры, а у каждого свой компостер.

— Получается двадцать ночных поездок в Уэст-Инглвуд, — продолжал Тамм. — Из этих двадцати… давайте посмотрим… тринадцать прокомпостированы вашим напарником и вами. Значит, тринадцать раз. Выходит, он пользовался этим поездом чаще, чем обычным пригородным, который отходит около шести.

— Чем я не детектив? — усмехнулся старик. — Правильно, мистер. Компостеры не врут!

Бруно нахмурился.

— Держу пари, убийца знал о привычке де Витта ездить именно этим поездом.

— Возможно. — Инспектор Тамм расправил широкие плечи. — Ладно, давайте разберемся в других вещах. Мистер Лейн, что здесь произошло? Как де Витт оказался в этом вагоне?

Друри Лейн покачал головой:

— Что именно произошло, я не знаю. Но вскоре после того, как поезд выехал из Уихокена, Майкл Коллинз…

— Коллинз? — рявкнул Тамм. Бруно подался вперед. — Значит, Коллинз в этом поезде! Почему вы раньше не сказали?

— Пожалуйста, инспектор, держите себя в руках… Коллинз либо сошел с поезда, либо нет. Как только мы обнаружили тело де Витта, проводники постарались, чтобы никто не мог покинуть поезд. Даже если он сошел до того, ему не убежать.

Тамм что-то буркнул, а Лейн сообщил, что произошло в соседнем вагоне, когда Коллинз попросил де Витта о последнем разговоре с глазу на глаз.

— И они отправились в этот вагон? — осведомился Тамм.

— Я ничего подобного не говорил, инспектор. Возможно, так оно и было, но мы видели лишь то, как двое мужчин пересекли задний тамбур нашего вагона и остановились в переднем тамбуре этого.

— Ну, мы это выясним достаточно скоро. — Тамм отправил нескольких детективов искать в поезде Коллинза.

— Вы хотите оставить тело здесь, Тамм? — спросил доктор Шиллинг.

— Пускай пока остается, — отозвался Тамм. — Давайте пройдем в соседний вагон и зададим несколько вопросов.

Они вышли из вагона смерти, оставив детектива охранять труп.

Жанна де Витт съежилась на сиденье, всхлипывая на плече Лорда. Эйхерн, Эмпериаль и Брукс сидели неподвижно, с ошеломленным видом. Остальных пассажиров перевели в вагон впереди.

Подойдя к плачущей девушке, доктор Шиллинг молча открыл медицинский саквояж, достал маленький пузырек, послал Лорда за чашкой воды и поднес открытый пузырек к дрожащим ноздрям Жанны. Она задохнулась и отпрянула. Когда вернулся Лорд, девушка жадно выпила воду. Доктор погладил ее по голове и заставил что-то проглотить. Вскоре она успокоилась и легла на сиденье, закрыв глаза и положив голову на колени Лорда.

Тамм опустился на одно из зеленых плюшевых сидений и вытянул ноги. Бруно подозвал Брукса и Эйхерна, которые устало поднялись. В ответ на вопрос окружного прокурора Брукс кратко рассказал о праздничной вечеринке в отеле, поездке в Уихокен, ожидании на станции, посадке в вагон и появлении Коллинза.

— Как выглядел де Витт? — спросил Бруно. — Веселым?

— Никогда в жизни не видел его более веселым.

— И я никогда не видел его счастливее, — вставил Эйхерн. — Суд, напряжение, а потом оправдательный вердикт… Когда я думаю, что после того, как он спасся от электрического стула… — Эйхерн вздрогнул.

Лицо адвоката исказил гнев.

— Вот вам самое сокрушительное доказательство невиновности де Витта, мистер Бруно. Если бы вы не арестовали его по этому нелепому обвинению, возможно, он сейчас был бы жив!

— А где миссис де Витт? — помолчав, спросил Бруно.

— Она не приходила на вечер, — ответил Эйхерн.

— Это явится для нее хорошей новостью, — сказал Брукс.

— Что вы имеете в виду?

— Теперь с ней не могут развестись, — сухо ответил Брукс.

Окружной прокурор и Тамм обменялись взглядами.

— Значит, ее не было в поезде? — спросил Бруно.

— Насколько я знаю, нет. — Брукс отвернулся.

Эйхерн покачал головой. Бруно посмотрел на Лейна, и тот пожал плечами.

В этот момент детектив доложил, что Коллинза нигде не обнаружили.

— Где, черт возьми, эти контролеры? — Тамм подозвал мужчин в синей униформе. — Боттомли, вы видели высокого краснолицего ирландца, когда собирали билеты?

— На нем были надвинутая на глаза фетровая шляпа, — добавил Лейн, — твидовое пальто, и он был нетрезв.

— Я точно не компостировал его билет, — ответил старый Боттомли. — А ты, Эд?

Младший контролер покачал головой.

Тамм встал, прошел в вагон впереди и начал задавать вопросы пассажирам, которые ехали в одном вагоне с компанией де Витта. Никто не помнил ни Коллинза, ни его передвижений. Инспектор вернулся в соседний вагон и снова сел.

— Кто-нибудь помнит, возвращался ли Коллинз через этот вагон?

— Уверен, что нет, инспектор, — ответил Лейн. — По всей вероятности, он соскочил с одного из двух тамбуров позади. Было достаточно просто открыть дверь и выпрыгнуть из вагона. Я уверен, что мы где-то останавливались между уходом де Витта и Коллинза и временем убийства.

Тамм потребовал у старого контролера расписание и, изучив его, пришел к выводу, что Коллинз мог сойти с поезда в Литтл-Ферри, Риджфилд-парке, Уэствью и даже Боготе.

— О'кей, — сказал он и повернулся к одному из подчиненных: — Возьмите пару ребят и поезжайте назад через эти станции. Должно быть, Коллинз сошел на одной из них и оставил какой-то след. Докладывайте мне по телефону на станцию Тинек.

— Хорошо.

— Вряд ли он мог в такой час сесть на поезд, следующий назад в Нью-Йорк. Поэтому не забудьте расспросить таксистов на станциях.

Детектив удалился.

— А теперь подумайте как следует, — обратился Тамм к контролерам. — Кто-нибудь из пассажиров сошел с поезда в Литтл-Ферри, Риджфилд-парке, Уэствью или Боготе?

Контролеры сразу же ответили, что несколько пассажиров сошли на каждой из упомянутых станций, но ни старший, ни младший не запомнили их количество или личности.

— Может, мы бы узнали некоторых из них, если бы увидели их снова, — добавил папаша Боттомли, — но мы все равно не знаем их имен, даже если они постоянные пассажиры.

— Вполне возможно, Тамм, — сказал Бруно, — что убийца, как и Коллинз, незаметно ускользнул из поезда на одной из станций. Ему нужно было только подождать, пока поезд остановится, открыть дверь не на перрон, а на железнодорожное полотно, и спрыгнуть, закрыв за собой дверь. Ведь в этом составе только два контролера, и они не могут уследить за каждым выходом.

— Конечно. Любой мог это проделать, — отозвался Тамм. — Хотел бы я хоть раз столкнуться с убийством, где преступника застукали бы стоящим над трупом с оружием в руке… И где, черт возьми, это оружие? Даффи! В вагоне нашли револьвер?

Сержант покачал головой.

— Обыщите весь поезд.

— Я предлагаю, — вмешался Лейн, — чтобы вы послали нескольких человек обыскать участок, по которому следовал состав. Возможно, убийца выбросил револьвер из вагона, и он лежит на рельсах или где-то рядом.

— Хорошая мысль. Даффи, займитесь этим.

Сержант удалился.

— А теперь, — продолжал Тамм, проведя рукой по лбу, — перейдем к грязной работе. — Он сердито уставился на шестерых членов компании де Витта. — Эмпериаль! Подойдите сюда!

Швейцарец тяжело поднялся и подошел, волоча ноги. Он выглядел усталым, даже бородка клинышком была растрепана.

— Исключительно для проформы, — произнес Тамм с неуклюжим сарказмом. — Что вы делали во время этой поездки? Где вы сидели?

— Сначала я сидел с мисс де Витт и мистером Лордом, но, видя, что они предпочитают остаться вдвоем, извинился и пересел на другое место. Должно быть, я задремал, так как следующее, что я помню, это мистера Лейна, стоящего в дверях, и пробегающих мимо меня контролеров.

— Значит, задремали?

Брови Эмпериаля взлетели кверху.

— Да, — резко отозвался он. — Вы сомневаетесь в моих словах? От парома и поезда у меня разболелась голова.

— Еще бы, — усмехнулся Тамм. — Поэтому вы не можете рассказать нам, что делали другие, не так ли?

— Очень сожалею, но я спал.

Тамм отмахнулся от швейцарца и подошел к сиденью, где Лорд держал в объятиях Жанну. Наклонившись, он похлопал девушку по плечу. Лорд бросил на него сердитый взгляд, а Жанна подняла залитое слезами лицо.

— Простите, что беспокою вас, мисс де Витт, — извинился Тамм, — но вы помогли бы мне, если бы ответили на один-два вопроса.

— Вы совсем спятили? — огрызнулся Лорд. — Разве вы не видите, что она измождена до предела?

Тамм взглядом велел ему умолкнуть.

— Спрашивайте что хотите, инспектор, — прошептала Жанна. — Только узнайте, кто…

— Предоставьте это нам, мисс де Витт. Вы помните, что делали вы и мистер Лорд после того, как поезд выехал из Уихокена?

Девушка рассеянно смотрела на инспектора, словно не понимая, о чем он говорит.

— Большую часть времени мы были вместе. Сначала с нами сидел мистер Эмпериаль, но потом он куда-то отошел. Мы разговаривали… — Она закусила губу, слезы потекли у нее из глаз.

— Да, мисс де Витт?

— Один раз Кит тоже отошел. Я осталась на несколько минут одна…

— Вот как? Интересно. Куда же он отошел? — Тамм покосился на молодого человека, сидевшего молча.

— Вышел через ту дверь. — Девушка указала на переднюю дверь вагона. — Он не сказал, куда идет. Или сказал, Кит?

— Нет, дорогая.

— Вы видели мистера Эмпериаля после того, как он отошел от вас с Лордом?

— Только один раз, когда Кит тоже отходил. Я обернулась и увидела, что он дремлет на одном из сидений позади. Я также видела, как мистер Эйхерн ходит взад-вперед. Потом Кит вернулся.

— Когда это было?

Она вздохнула:

— Точно не помню.

Тамм выпрямился.

— Я бы хотел отойти с вами ненадолго, Лорд… Эмпериаль! Или вы, доктор Шиллинг! Посидите немного с мисс де Витт.

Лорд нехотя поднялся. Маленький медэксперт занял его место и дружелюбно заговорил с девушкой. Двое мужчин вышли в проход.

— А теперь, Лорд, выкладывайте, — сказал Тамм. — Куда вы ходили?

— Это целая история, инспектор, — спокойно отозвался молодой человек. — Когда мы переправлялись на пароме, я заметил там Черри Браун и ее потасканного дружка, Поллукса.

— Да неужто? — воскликнул Тамм. — Эй, Бруно, подойдите-ка на минутку! — Окружной прокурор повиновался. — Лорд говорит, что видел этим вечером на пароме Черри Браун и Поллукса.

Бруно присвистнул.

— Это еще не все, — продолжал Лорд. — Я увидел их снова на причале. Они о чем-то спорили. Мне это показалось подозрительным, хотя я не видел их ни в зале ожидания, ни садящимися в поезд. Но когда поезд тронулся, мне стало не по себе…

— Почему?

Лорд нахмурился:

— Эта Черри Браун — настоящая фурия. Я не знал, что она замышляет, но учитывая ее дикое обвинение против де Витта во время расследования убийства Лонгстрита… Как бы то ни было, я решил убедиться, что ее и Поллукса нет в поезде, поэтому прошелся по вагонам. Не найдя их, я успокоился и вернулся назад.

— А в задний вагон вы не заглядывали?

— Нет. Мне и в голову не приходило, что они могут быть там.

— Около какой станции это происходило?

Лорд пожал плечами:

— Я не обратил внимания.

— Вы заметили, что делали остальные, когда вы вернулись?

— Припоминаю, что Эйхерн ходил взад-вперед, а мистер Лейн и Брукс разговаривали.

— А Эмпериаля вы видели?

— Не помню.

— Ладно. Возвращайтесь к мисс де Витт — думаю, она в вас нуждается.

Лорд быстро отошел, а Бруно и Тамм начали тихо переговариваться. Потом Тамм подозвал детектива, дежурившего у передней двери.

— Скажите Даффи, чтобы поискал в поезде Черри Браун и Поллукса — он знает их в лицо.

Детектив удалился, и вскоре в вагон шагнула объемистая фигура сержанта Даффи.

— Их здесь нет, инспектор. И никто не помнит, что видел людей, похожих на них по описанию.

— Ладно, Даффи, пустите кого-нибудь по их следу, а лучше займитесь этим сами. Возвращайтесь в город и попробуйте их отыскать. Женщина проживает в отеле «Грант». Если их там нет, попытайте счастья в ночных клубах и в других местах, где выступал Поллукс. Там о них могли что-то слышать. Позвоните мне, когда найдете след, и идите по нему всю ночь, если понадобится.

Сержант ухмыльнулся и отошел.

— А теперь побеседуем с Бруксом.

Тамм и окружной прокурор зашагали назад по проходу. Брукс и Лейн сидели рядом. Адвокат уставился в окно, а актер откинулся на спинку сиденья, закрыв глаза, которые открылись и блеснули, когда Тамм сел напротив. Бруно, поколебавшись, вышел в вагон впереди.

— Как насчет вас, Брукс? — осведомился Тамм. — Боже, как я устал! Это чертово дело подняло меня с постели… Ну?

— Что «ну»?

— Чем вы занимались во время поездки?

— Не вставал с места, пока мистер Лейн не отошел выяснить причину долгого отсутствия де Витта и Коллинза.

Тамм посмотрел на Лейна, и тот кивнул.

— В таком случае вам повезло. — Инспектор повернулся. — Эйхерн! — Пожилой мужчина медленно подошел. — А что вы делали после отхода поезда?

Эйхерн невесело усмехнулся:

— Древняя игра в прятки, инспектор? Ничего особенного. Какое-то время мистер Лейн, мистер Брукс и я беседовали на разные темы. Потом я захотел размяться и стал ходить туда-сюда по проходу. Вот и все.

— Вы ничего не заметили? Не видели, чтобы кто-нибудь проходил через заднюю дверь вагона?

— Откровенно говоря, я не обращал внимания. Я не видел ничего подозрительного, если вы это имеете в виду. Я обдумывал уникальный гамбит…

— Что-что?

— Гамбит, инспектор. Серию шахматных ходов.

— Ах да, вы ведь шахматист. О'кей, Эйхерн. — Повернувшись, Тамм увидел серые глаза Лейна, с любопытством устремленные на него.

— Разумеется, инспектор, вы должны опросить и меня, — промолвил актер.

Тамм фыркнул:

— Если бы вы что-то заметили, то уже сообщили бы нам, мистер Лейн.

— Никогда в жизни я не испытывал большего унижения, — пробормотал Лейн. — Позволить этой трагедии произойти буквально у меня под носом… К сожалению, я был настолько поглощен приятной беседой с мистером Бруксом, что не заметил ничего. Но, испытав беспокойство, которое все усиливалось, я вынужден был подняться и отправиться в темный вагон.

— Значит, в этом вагоне вы ни на что не обратили внимания?

— К моему величайшему стыду, нет, инспектор.

Окружной прокурор вернулся в вагон, остановился, прислонившись к сиденью по другую сторону прохода. Тамм встал и подошел к нему.

— Я расспрашивал других пассажиров, — сказал Бруно. — Никто из ехавших в этом вагоне ничего не помнит. В жизни не видел такой ненаблюдательной компании. А от пассажиров других вагонов вообще нет никакого толку.

— На всякий случай запишем их имена. — Тамм отошел отдать распоряжения.

Остальные молчали, пока он не вернулся. Лейн сидел в привычной позе, погруженный в свои мысли, закрыв глаза.

К инспектору подбежал детектив.

— Один из наших только что звонил, что удалось напасть на след Коллинза, шеф! — сообщил он.

В атмосфере сразу почувствовалось напряжение.

— Молодцы! — воскликнул Тамм.

— Его видели в Риджфилд-парке. Он сел в такси и поехал в Нью-Йорк. Наш парень звонил из города — таксист доставил Коллинза прямиком домой. Ребята наблюдают за квартирой Коллинза — ждут указаний.

— Превосходно. Парень еще на телефоне?

— Да.

— Скажите, чтобы не трогали Коллинза, если он не попытается смыться. Я буду там примерно через час. Но если ирландец ускользнет, им придется распрощаться с полицейским значком — так и передайте!

Детектив быстро вышел из вагона. Тамм радостно затопал ногами по проходу. Вскоре появился другой детектив.

— Ну? — нетерпеливо обратился к нему инспектор.

— Пока что ребята не нашли револьвер, — покачал головой детектив. — В поезде его нет. Мы обыскали пассажиров — ничего. Ребята ищут на рельсах и рядом, но там слишком темно.

— Продолжайте поиски… Даффи! — При виде массивной фигуры сержанта, который должен был возвратиться в Нью-Йорк, на лице инспектора отразилось удивление. — Почему вы здесь, черт возьми?

Даффи снял фуражку и вытер пот со лба.

— Проделал кое-какую детективную работу, шеф, — ухмыльнулся он. — Решил позвонить в «Грант» и добыть для вас информацию об этой дамочке.

— Ну?

— Она уже прибыла туда вместе с Поллуксом!

— Когда?

— Портье сказал, что они зарегистрировались за несколько минут до моего звонка и поднялись к ней в комнаты.

— Отличная работа! Мы заедем туда по пути в квартиру Коллинза. А вы отправляйтесь в «Грант» и следите, чтобы парочка не смылась. Возьмите такси.

Выходя, сержант Даффи столкнулся с группой новых лиц во главе со светловолосым мужчиной среднего роста.

— Куда это вы собрались? — проворчал Даффи.

— Отойдите, полисмен. Я прокурор этого округа.

Сержант выругался и покинул вагон. Бруно поспешил навстречу вновь прибывшим и обменялся рукопожатиями со светловолосым мужчиной. Тот представился как Коль, прокурор округа Берген, и объяснил, что его поднял с кровати телефонный звонок. Бруно проводил Коля в задний вагон, где находилось уже полностью обнаженное тело де Витта, и указал, что, хотя де Витт был убит в округе Берген, преступление, несомненно, связано с убийством Вуда в округе Гудзон и убийством Лонгстрита в округе Нью-Йорк.

Коль развел руками:

— Полагаю, следующее убийство произойдет в Сан-Франциско. Ладно, Бруно, это ваше дело. Помогу, чем могу.

В машине скорой помощи из Нью-Джерси прибыли два ассистента, которые, под наблюдением доктора Шиллинга, вынесли труп де Витта из поезда. Медэксперт устало помахал рукой и уехал вместе с ними.

Инспектор Тамм отпустил пассажиров, записав их имена и адреса. Для их обслуживания подали специальный состав, который вскоре отбыл из Тинека.

— Не забудьте, — напомнил Бруно Колю, когда они разговаривали в переднем вагоне. — Вам предстоит отыскать пассажиров, которые сошли с поезда до того, как обнаружили тело.

— Сделаю все возможное, — мрачно ответил Коль, — но, говоря откровенно, сомневаюсь, что это к чему-нибудь приведет. Невиновные не станут прятаться, а если среди них есть виновный, он не объявится.

— И еще, Коль. Люди Тамма обыскивают полотно на случай, если револьвер выбросили из поезда. Вы не пришлете им на смену людей из Джерси, чтобы они продолжили поиски? Скоро станет светло и видно будет лучше. Разумеется, мы обыскали компанию де Витта и остальных пассажиров, но оружия не нашли.

Коль кивнул и удалился. Тамм надевал пальто.

— Ну, мистер Лейн, — обратился он к актеру, — что вы скажете об этом преступлении? Оно соответствует вашим идеям?

— Вы все еще думаете, — добавил Бруно, — что знаете, кто убил Лонгстрита и Вуда?

С тех пор как обнаружил тело де Витта, Лейн впервые улыбнулся:

— Я не только знаю, кто убил Лонгстрита и Вуда, но и кто убил де Витта.

— Но, мистер Лейн, — запротестовал Бруно, — тогда скажите нам, кто это сделал, и мы его арестуем!

Актер устало покачал головой:

— Поверьте мне, джентльмены, разоблачение нашего мистера Икс на данном этапе не приведет ни к каким результатам. Вы должны запастись терпением. Я веду опасную игру, и спешка будет губительной.

Бруно застонал и беспомощно повернулся к Тамму, задумчиво покусывавшему указательный палец. Инспектор с внезапной решимостью посмотрел в ясные глаза актера.

— О'кей, мистер Лейн, пусть будет по-вашему. Если я в вас ошибаюсь, то приму свое поражение как мужчина. Потому что, говоря между нами, я в безвыходном положении.

Лейн слегка покраснел — это был первый признак проявления эмоций с его стороны.

— Но ведь может произойти еще одно убийство, если мы позволим этому маньяку оставаться на свободе! — предпринял Бруно последнюю отчаянную попытку.

— Можете положиться на мое слово, мистер Бруно, — уверенно произнес Лейн. — Убийств больше не будет. С Иксом покончено.

Сцена 4ПО ПУТИ В НЬЮ-ЙОРК

Суббота, 10 октября, 3.15

Окружной прокурор Бруно, инспектор Тамм и маленькая группа людей сели в полицейский автомобиль и поехали от запасного пути на станции Тинек в сторону Нью-Йорка.

Долгое время двое мужчин сидели молча, погруженные в водоворот бешено вращающихся мыслей. Мимо в темноте проносилась сельская местность Нью-Джерси.

Наконец Бруно открыл рот, но слова заглушил рев мотора.

— А? — крикнул Тамм.

— Каким образом, — громко произнес Бруно прямо в ухо инспектора, — Лейн узнал, кто убил де Витта?

— Полагаю, таким же, — столь же громко ответил Тамм, — каким он узнал, кто убил Лонгстрита и Вуда.

— Если он действительно это знает.

— Знает, не сомневайтесь. Старый сукин сын внушает доверие — не могу понять, как у него это получается. Вероятно, он считает, что Лонгстрит и де Витт были намеченными жертвами с самого начала, а убийство Вуда вклинилось между ними в силу обстоятельств, чтобы заставить его замолчать. Это означает…

Бруно медленно кивнул:

— Это означает, что мотив преступлений следует искать в прошлом.

— Похоже на то. — Тамм выругался, когда водитель переехал ухаб, не прикоснувшись к тормозу. — Поэтому Лейн и говорит, что больше не будет убийств. Лонгстрита и де Витта убрали с дороги — и на этом все.

— Жаль бедного старика, — пробормотал Бруно.

Оба снова умолкли, думая о том, зачем понадобилось приносить в жертву де Витта. Внезапно Тамм снял шляпу и постучал себя кулаком по лбу. Бруно уставился на него.

— В чем дело? Вам нехорошо?

— Пытаюсь понять, что означает этот чертов знак пальцами, который оставил нам де Витт. Чистое безумие! Не вижу ни головы, ни хвоста.

— Откуда вы знаете, что де Витт оставил его намеренно? — осведомился окружной прокурор. — Может быть, он вовсе ничего не означает, просто случайность.

— Вы сами этому не верите. Случайность, тоже мне! Видели, как я пытался скрестить пальцы подобным образом? Мне понадобилось немало усилий, чтобы удержать их соединенными полминуты. В предсмертной судороге такое не сделаешь, Бруно. Шиллинг думал так же, иначе не заставил бы меня провести эксперимент… — Инспектор с подозрением покосился на окружного прокурора. — Мне казалось, вас впечатлила идея насчет дурного глаза.

Бруно глуповато улыбнулся:

— Чем больше я о ней думаю, тем сильнее склонен ее отвергнуть. Такого просто не может быть. Это чересчур фантастично.

— То-то и оно!

— Хотя опять же кто знает? Давайте предположим… хотя я не говорю, Тамм, что верю в это… давайте просто предположим, что скрещенные пальцы действительно означают знак, защищающий от дурного глаза. Де Витт умер мгновенно, значит, он намеренно изобразил пальцами этот знак перед выстрелом.

— Убийца мог скрестить таким образом пальцы де Витта после его смерти, как я уже говорил, — возразил Тамм.

— Чепуха! — воскликнул Бруно. — Убийца не оставил никаких знаков на первых двух жертвах — почему он должен был делать это сейчас?

— Ладно, пусть будет по-вашему, — проворчал Тамм. — Я просто пытаюсь придерживаться правил. Детектив должен исследовать все возможности.

Бруно не обратил на него внимания.

— Если де Витт оставил этот знак намеренно, то он знал своего убийцу и хотел оставить ключ к его личности.

— Элементарно, мой дорогой Бруно,[60] — усмехнулся Тамм.

— Заткнитесь! С другой стороны, — продолжал окружной прокурор, — если брать эту чепуху с дурным глазом… Де Витт не был суеверен, он сам это говорил. Следовательно…

— Я вас понял! — перебил Тамм, выпрямившись на сиденье. — Вы имеете в виду, что де Витт оставил этот знак, указывая, что суеверен его убийца! Черт возьми, это соответствует характеру де Витта — проницательного бизнесмена, умеющего быстро принимать решения!..

— По-вашему, Лейн все это учитывал? — задумчиво спросил Бруно.

— Лейн? — Все возбуждение инспектора испарилось, словно под влиянием ледяной воды. Его толстые пальцы поглаживали подбородок. — Ну, если подумать, возможно, эта идея не так уж близка к истине. Это чертово суеверие…

Бруно вздохнул.

Спустя пять минут Тамм внезапно спросил:

— Что означает слово jettatore?

— Обладатель дурного глаза — кажется, неаполитанский термин.

Оба погрузились в угрюмое молчание, покуда машина продолжала ехать дальше.

Сцена 5ДОМ ДЕ ВИТТА В УЭСТ-ИНГЛВУДЕ

Суббота, 10 октября, 3.40

Уэст-Инглвуд крепко спал под холодной луной, когда большой полицейский автомобиль проехал через деревню и свернул на боковую дорогу. Двое патрульных из полиции штата сопровождали машину на мотоциклах. Позади ехал автомобиль поменьше, где сидели детективы.

Кавалькада остановилась перед подъездной аллеей, ведущей через лужайки к дому де Витта. Из большого автомобиля вышли Жанна де Витт, Кит Лорд, Франклин Эйхерн, Луи Эмпериаль, Лайонел Брукс и Друри Лейн. Все молчали.

Патрульные выключили моторы и сидели в седлах мотоциклов, покуривая сигареты. Детективы высыпали из автомобиля, окружив группу.

— Все идите в дом, — скомандовал один из них. — Окружной прокурор Коль велел держать вас вместе.

Эйхерн запротестовал — он заявил, что живет рядом и не видит причины проводить остаток ночи в доме де Витта. Но детектив властно покачал головой. Эйхерн пожал плечами и побрел за остальными, а Лейн, державшийся позади, последовал за Эйхерном по темной аллее. Детективы трусили сзади.

Их впустил полуодетый Джоргенс, изумленно уставившийся на посетителей. Никто не удостоил его объяснениями. Группа вместе с детективами вошла в большую колониальную гостиную, люди устало опустились на стулья. Джоргенс одной рукой застегивал пуговицы, а другой включал электрическое освещение. Друри Лейн сел со вздохом облегчения, поглаживая трость и наблюдая за остальными блестящими глазами.

Джоргенс склонился над Жанной де Витт. Девушка сидела на диване в объятиях Лорда.

— Прошу прошения, мисс де Витт… — робко начал дворецкий.

— Да? — пробормотала девушка настолько изменившимся голосом, что старик шагнул назад.

— Что-то случилось? — настаивал он. — Эти люди… Прошу прощения, но где мистер де Витт?

— Отойдите, Джоргенс, — проворчал Лорд.

— Он мертв, Джоргенс, — четко ответила девушка.

Лицо дворецкого стало пепельным, он застыл в полусогнутом положении, потом огляделся вокруг, словно ища подтверждения, но увидел только отвернувшиеся лица или каменные взгляды, лишенные всяких эмоций. Старик повернулся, чтобы отойди, но детектив преградил ему путь.

— Где миссис де Витт?

Старый дворецкий недоуменно смотрел на него слезящимися глазами.

— Да. Где она?

Джоргенс напрягся:

— Думаю, спит наверху, сэр.

— Она была здесь весь вечер?

— По-моему, нет, сэр.

— Куда она ходила?

— Боюсь, что не знаю, сэр.

— А когда вернулась?

— Я спал, сэр, когда пришла миссис де Витт. Очевидно, она забыла ключ, поэтому звонила, пока я не спустился.

— Ну?

— Думаю, она пришла около полутора часов назад.

— Но точно вы не знаете?

— Нет, сэр.

— Одну минуту. — Детектив повернулся к Жанне де Витт, которая сидела прислушиваясь к разговору. Он казался озадаченным напряженным выражением ее лица. — Вы хотите сообщить миссис де Витт о происшедшем, мисс? — спросил он с неуклюжей претензией на вежливость. — Она должна знать об этом, а кроме того, окружной прокурор Коль поручил мне побеседовать с ней.

— Я должна ей сообщить? — Жанна откинула голову назад и истерически рассмеялась. Лорд слегка встряхнул ее, что-то шепча ей на ухо. Девушка вздрогнула и произнесла полушепотом: — Джоргенс, попросите миссис де Витт спуститься сюда.

— Не беспокойтесь, — вмешался детектив. — Я сам ее приведу. Покажите, где ее комната.

Джоргенс вышел из гостиной вместе с детективом. Наступило молчание. Эйхерн поднялся и начал мерить шагами пол. Эмпериаль плотнее закутался в пальто, которое так и не снял.

— Думаю, — вежливо предложил Друри Лейн, — было бы разумно развести огонь.

Эйхерн остановился, оглядываясь вокруг и слегка ежась, как будто только что ощутил холод в воздухе. Поколебавшись, он подошел к камину, опустился на колени и дрожащими руками начал разводить огонь. Вскоре дрова затрещали в очаге, а отблески пламени запрыгали по стенам. Поднявшись, Эйхерн отряхнул колени и снова принялся ходить по комнате. Эмпериаль снял пальто. Брукс, сидевший в дальнем углу, придвинул кресло ближе к огню.

Внезапно все подняли головы. Из-за двери в теплеющем воздухе доносились голоса. Затем в гостиную вплыла миссис де Витт, за которой последовали детектив и все еще ошеломленный Джоргенс.

Ее скользящие движения, производимые словно во сне, тем не менее освободили находящихся в комнате от оков ужаса. Все сразу расслабились: Эмпериаль встал и отвесил официальный поклон; Эйхерн вскинул голову и что-то буркнул; рука Лорда крепче обняла плечи Жанны; Брукс подошел к огню. Только Друри Лейн оставался в той же позе человека, страдающего глухотой, склонив голову набок и внимательно присматриваясь к каждому движению, которое могло означать звук.

На Ферн де Витт был экзотического вида пеньюар, спешно наброшенный поверх ночной рубашки, ее блестящие черные волосы струились по плечам. Она казалась более красивой, чем при свете дня — на лице отсутствовал макияж, а пламя смягчало следы возраста. Женщина неуверенно остановилась, оглядываясь вокруг. Увидев Жанну, она подошла к дивану и склонилась над изможденной девушкой.

— Жанна, мне так…

— Пожалуйста, отойди, — четким голосом ответила девушка, не поднимая головы и не глядя на мачеху.

Ферн де Витт отпрянула, словно Жанна ударила ее, и повернулась к двери, но детектив, наблюдавший за ней, преградил ей дорогу:

— Сначала пару вопросов, миссис де Витт.

Женщина беспомощно остановилась. Эмпериаль поспешил к ней со стулом, и она опустилась на него, уставясь в огонь.

Детектив откашлялся в наступившей паузе:

— В котором часу вы пришли сюда ночью?

Она сделала глубокий вдох:

— Почему вы об этом спрашиваете? Вы не…

— Отвечайте на вопрос.

— В начале третьего.

— Значит, около двух часов назад?

— Да.

— Где вы были?

— Просто ездила в автомобиле.

— Ездили? — В голосе детектива слышалось подозрение. — Кто-нибудь был с вами?

— Я была одна.

— А в котором часу вы ушли из дому?

— После обеда. Около половины восьмого. Я взяла свою машину и стала ездить… — Ее голос увял, но детектив терпеливо ждал продолжения. Женщина облизнула сухие губы. — Я поехала в город и вскоре оказалась у собора Святого Иоанна…

— На углу Амстердам-авеню и Сто десятой улицы?

— Да. Я припарковала машину и вошла в собор. Просто сидела там и думала…

— Что вы пудрите мне мозги, миссис де Витт? — грубо осведомился детектив. — Хотите, чтобы я поверил, будто вы поехали в Нью-Йорк пару часов посидеть в церкви? Когда вы ушли из собора?

— О, какая разница? — Ее голос перешел в крик. — Вы думаете, я его убила? Я знаю: все вы сидите здесь, наблюдаете за мной, судите меня… — Она заплакала, ее плечи вздрагивали.

— В котором часу вы ушли из собора?

— Около половины одиннадцатого или в одиннадцать, — ответила женщина, всхлипнув. — Точно не помню.

— А что вы делали потом?

— Просто ездила.

— Как вы вернулись в Джерси?

— Паромом у Сорок второй улицы.

Детектив присвистнул:

— Снова проехали такое расстояние, несмотря на пробки? Зачем? Почему вы не переправились паромом у Сто двадцать пятой улицы?

Она промолчала.

— Ну? — настаивал детектив. — У вас есть какое-то объяснение?

— Объяснение? — Ее глаза стали тусклыми. — Мне нечего объяснять. Я просто ездила по городу и думала…

— О чем?

Женщина встала и запахнулась в пеньюар:

— По-моему, вы заходите слишком далеко. Мои мысли вас не касаются. Пожалуйста, пропустите меня. Я иду в свою комнату.

Но детектив, как стена, стоял перед ней, и краска сбежала с ее щек.

— Вы не… — начала она, но тут заговорил Друри Лейн:

— Думаю, миссис де Витт абсолютно права. Она находится в состоянии стресса, и с вашей стороны было бы весьма любезно продолжить опрос утром, если в этом будет необходимость.

Детектив покосился на Лейна, кашлянул и шагнул в сторону.

— Хорошо, сэр, — проворчал он. — Прошу прошения, леди.

Ферн де Витт удалилась, и группа вновь погрузилась в апатию.

* * *

В четверть пятого мистера Друри Лейна можно было видеть занимающимся странным делом.

Он находился один в библиотеке дома де Витта. Его плащ лежал на стуле, а высокая аккуратная фигура методично шагала по комнате, обшаривая ее глазами. В центре стоял большой старый письменный стол орехового дерева. Лейн начал выдвигать ящики, просматривая и сортируя бумаги. Очевидно, он был разочарован, так как отошел от стола и в третий раз повернулся к стенному сейфу.

Лейн снова попробовал ручку, но сейф был заперт. Тогда он подошел к книжным полкам и стал обследовать книги, открывая их одну за другой.

Покончив с книгами, актер задумался. Его блестящие глаза снова устремились к сейфу.

Подойдя к двери библиотеки, он открыл ее. Один из детективов, расположившийся в коридоре, быстро вскинул голову.

— Дворецкий еще внизу?

— Сейчас посмотрю. — Детектив отошел и вскоре вернулся с шаркающим Джоргенсом.

— Да, сэр?

Друри Лейн прислонился к дверному косяку:

— Джоргенс, старина, вам известна комбинация библиотечного сейфа?

Дворецкий вздрогнул:

— Мне? Нет, сэр.

— А миссис де Витт знает ее? Или мисс де Витт?

— Не думаю, сэр.

— Странно, — заметил Лейн. Детектив отошел в коридор. — Почему, Джоргенс?

— Ну, сэр, мистер де Витт… — Дворецкий казался растерянным. — Это странно, сэр, но мистер де Витт годами держал этот сейф только для себя. Есть сейф в спальне наверху, где миссис де Витт и мисс де Витт хранят свои драгоценности. Но сейф в библиотеке… Думаю, только мистер де Витт и мистер Брукс, его поверенный, знали комбинацию.

— Брукс? — Друри Лейн выглядел задумчивым. — Пожалуйста, позовите его сюда.

Джоргенс отошел и вскоре вернулся с Лайонелом Бруксом. Светлые с сединой волосы адвоката были взлохмаченными, а глаза — сонными и покрасневшими.

— Вы меня звали, мистер Лейн?

— Да. Насколько я понимаю, только вы и де Витт знали комбинацию библиотечного сейфа, мистер Брукс. — Взгляд адвоката стал настороженным. — Могу я получить ее?

Брукс погладил подбородок:

— Довольно необычная просьба, мистер Лейн. Не знаю, имею ли я этическое право сообщать вам комбинацию. И юридическое тоже… Это ставит меня в странное положение. Понимаете, де Витт уже давно сообщил мне комбинацию. По его словам, он не хотел, чтобы документы болтались в доме, а если с ним что-то случится, предпочитал, чтобы сейф был доступен только через официальные каналы…

— Вы удивляете меня, мистер Брукс, — промолвил Лейн. — При данных обстоятельствах я более чем когда-либо настроен открыть сейф. Вы, конечно, знаете, что я обладаю необходимыми полномочиями. Ведь вы бы сообщили комбинацию окружному прокурору? — Он улыбался, но не сводил глаз с плотно сжатых челюстей адвоката.

— Если вы хотите видеть завещание, — начал Брукс, — то это действительно сугубо официальное дело…

— Но я имею в виду вовсе не завещание, мистер Брукс. Между прочим, вы осведомлены о содержании сейфа? Должно быть, внутри нечто очень ценное, что объясняет подобную таинственность.

— Нет-нет! Я всегда подозревал, что в сейфе лежит нечто особенное, но никогда не осмеливался спрашивать де Витта.

— Думаю, мистер Брукс, — твердо сказал Лейн, — вам лучше сообщить мне комбинацию.

Брукс колебался, отведя глаза, потом пожал плечами и пробормотал несколько цифр. Лейн, наблюдавший за его губами, кивнул и без единого слова удалился в библиотеку, закрыв дверь перед носом Брукса.

Подойдя к сейфу, старый актер начал манипулировать диском. Когда тяжелая дверца открылась, он начал обследовать содержимое, пока ни к чему не прикасаясь…

Через пятнадцать минут мистер Друри Лейн захлопнул дверцу сейфа, повернул диск и отошел к столу, держа в руке маленький конверт.

Сев за стол, Лейн начал изучать лицевую сторону конверта. Он был адресован Джону де Витту, проштемпелеван на нью-йоркском вокзале Грэнд-Сентрал и отправлен по почте 3 июня сего года. Актер перевернул конверт — обратного адреса не было.

Аккуратно запустив пальцы в разорванный край конверта, он вытащил лист писчей бумаги. Текст, как и адрес, был написан от руки синими чернилами. Послание было крайне лаконичным:

«2 июня.

Джек!

Ты в последний раз получаешь от меня письмо.

У каждой собаки есть свой день. Мой скоро настанет.

Будь готов заплатить. Возможно, ты станешь первым.

Мартин Стоупс».

Сцена 6АПАРТАМЕНТЫ В ОТЕЛЕ «ГРАНТ»

Суббота, 10 октября, 4.05

Сержант Даффи, прислонившись спиной к двери, ведущей в апартаменты Черри Браун, разговаривал с обеспокоенным толстым мужчиной, когда инспектор Тамм, окружной прокурор Бруно и их подчиненные появились в коридоре двенадцатого этажа отеля.

Даффи представил обеспокоенного мужчину как местного детектива, который при виде блеска в глазах Тамма занервничал еще сильнее.

— Что-нибудь происходит? — зловещим тоном осведомился Тамм.

— Ведут себя тихо как мышки, — ответил детектив отеля. — Надеюсь, не будет никаких неприятностей, инспектор?

— Должно быть, они пошли в постель, — сказал сержант.

Лицо гостиничного детектива приобрело шокированное выражение.

— Мы такого не допускаем.

— Из этих апартаментов есть другой выход? — спросил Тамм.

— Только эта дверь и пожарная лестница, — ответил Даффи. — Но за ней наблюдают снизу. И на крыше тоже дежурит человек, на всякий случай.

— По-моему, это едва ли необходимо, — возразил Бруно. Казалось, ему не по себе. — Едва ли они попытаются сбежать.

— Кто знает? — сухо отозвался инспектор. — Все готово, ребята? — Он окинул взглядом коридор — там никого не было, кроме его людей и детектива отеля; двое мужчин подошли к соседней двери. Без лишних предисловий Тамм постучал по панели.

Из апартаментов не донеслось ни звука. Тамм приложил ухо к двери, прислушался и постучал громче. Детектив отеля открыл рот, чтобы протестовать, но закрыл его снова и начал нервно расхаживать по ковру.

Вскоре изнутри донеслось невнятное бормотание. Инспектор мрачно улыбнулся, ожидая продолжения. Последовали щелчок выключателя, шарканье ног и звук отодвигаемой задвижки. Тамм бросил предупреждающий взгляд на подчиненных. Дверь приоткрылась на два дюйма.

— Кто там? Что вам нужно? — послышался нервный голос Черри Браун.

Тамм вставил в щель свой огромный ботинок, надавил рукой на панель, и дверь нехотя поддалась. В прихожей стояла Черри Браун в кружевном шелковом пеньюаре и атласных шлепанцах на босу ногу.

При виде Тамма она вскрикнула и инстинктивно отшатнулась.

— Инспектор Тамм! В чем дело?

— Ни в чем особенном, — добродушно ответил Тамм, шаря глазами по гостиной апартаментов актрисы.

Комната была в беспорядке: на буфете стояли полупустая бутылка джина и почти пустая бутылка виски; на столе находились украшенная жемчугом дамская вечерняя сумочка, немытые стаканы и окурки сигарет; рядом валялся опрокинутый стул… Глаза женщины переместились с лица инспектора к двери и расширились при виде Бруно и молчаливых людей в коридоре.

Дверь в спальню была закрыта.

Актриса сумела восстановить природное самообладание — румянец вернулся на ее щеки, а рука пробежала по волосам.

— Подходящее время, чтобы беспокоить леди, — сердито сказала она. — Что у вас на уме, инспектор?

— Вы одна, сестричка? — осведомился Тамм.

— Не ваше собачье дело!

Усмехнувшись, Тамм направился к двери в спальню. Испуганно вскрикнув, актриса обогнала его и прижалась к двери спиной. Ее испанские глаза сверкали.

— Что за наглость! — крикнула она. — Где ваш ордер? Вы не имеете права…

Тамм положил руку на плечо женщины и отодвинул ее от двери, которая тут же открылась. Из спальни вышел Поллукс, моргая при ярком свете.

— Ладно, — заговорил он надтреснутым голосом. — Не надо сердиться. Что здесь происходит?

На нем была шелковая пижама; весь дневной лоск исчез напрочь: редкие волосы в беспорядке торчали на голове, остроконечные усы печально поникли, под выпуклыми глазами темнели мешки, лицо посерело.

Тряхнув головой, Черри Браун нашла на столе недокуренную сигарету, чиркнула спичкой, жадно затянулась и села, болтая ногами. Поллукс стоял молча, переминаясь с ноги на ногу, — казалось, он сознавал, какой жалкий вид являет собой.

Тамм переводил бесстрастный взгляд с одного на другую. Никто не произносил ни слова.

— Надеюсь, — нарушил молчание инспектор, — вы двое скажете мне, где были ночью?

Черри фыркнула:

— Надеюсь, вы скажете мне, почему так внезапно заинтересовались моими делами?

Тамм приблизил свою красную физиономию к ее лицу.

— Слушайте внимательно, сестренка, — спокойно сказал он. — Мы с вами отлично поладим, если вы не начнете разыгрывать леди с Парк-авеню. Но если вы попробуете взбрыкнуть, я переломаю все кости в вашем хорошеньком теле. Отвечайте на вопрос!

Черри нервно хихикнула:

— Ну… после шоу Поллукс встретил меня, и мы… отправились сюда.

— Вздор! — отрезал Тамм. Бруно заметил, что Поллукс хмурится, пытаясь просигнализировать женщине поверх плеча Тамма. — Вы явились сюда в половине третьего. Где вы были до того?

— Из-за чего вы кипятитесь? Я же не сказала, что мы отправились из театра прямо в отель. Сначала мы зашли в бар на Сорок пятой улице.

— А вы, случайно, не были на уихокенском пароме незадолго до полуночи?

Поллукс застонал.

— И вы тоже там были! — рявкнул Тамм. — Вас обоих видели высаживающимися на стороне Джерси.

Черри и Поллукс с отчаянием посмотрели друг на друга.

— Ну и что в этом дурного? — осведомилась актриса.

— Очень много. Куда вы направлялись?

— Просто прокатились на пароме.

— Господи! — с отвращением произнес Тамм. — Неужели вы настолько глупы, что ожидаете, будто я этому поверю? — Он топнул ногой. — Меня уже тошнит от вранья! Вы были на пароме и сошли в Джерси, потому что следовали за де Виттом и его спутниками!

— Лучше сказать им правду, Черри, — пробормотал Поллукс. — Это единственный выход.

Она бросила на него презрительный взгляд:

— Чего ты струсил? Мы ведь ничего плохого не делали, верно? У них ничего нет против нас!

— Но, Черри… — Поллукс развел руками.

Тамм не мешал им препираться. Посмотрев на лежащую на столе украшенную жемчугом сумочку, он подобрал ее и задумчиво взвесил в руке… Перебранка прекратилась будто по волшебству. Черри, как завороженная, наблюдала за массивной рукой инспектора.

— Дайте мне сумочку, — с трудом вымолвила она.

— Что-то она больно тяжелая, — усмехнулся Тамм. — Весит почти тонну. Любопытно…

Черри вскрикнула, когда пальцы инспектора ловко открыли сумочку и залезли внутрь. Поллукс побледнел и шагнул вперед. Бруно отошел от стены и встал рядом с Таммом.

Пальцы инспектора извлекли мелкокалиберный револьвер с инкрустированной жемчугом рукояткой. Тамм быстро обследовал его содержимое. Три камеры были полны. Обернув карандаш носовым платком, он сунул его в дуло. Платок остался чистым.

Инспектор поднес оружие к носу, понюхал, потом покачал головой и бросил револьвер на стол.

— У меня есть разрешение, — заявила актриса, облизывая губы.

— Давайте-ка посмотрим на него.

Подойдя к буфету, она открыла ящик и вернулась к столу. Тамм прочитал разрешение и вернул его ей. Женщина снова села.

— Итак, — обратился Тамм к Поллуксу, — вы следовали за кампанией де Витта. Зачем?

— Я… я не знаю, о чем вы говорите.

Глаза Тамма устремились на револьвер.

— Но вы знаете, что это оружие плохо выглядит для малютки Черри, верно?

Актриса судорожно глотнула:

— Что вы имеете в виду?

— Этой ночью Джона де Витта застрелили в пригородном поезде на западном берегу, — впервые заговорил Бруно.

Черри и Поллукс с ужасом посмотрели друг на друга.

— Кто это сделал? — прошептала женщина.

— А вы не знаете?

Полные губы Черри задрожали. Поллукс удивил Тамма и Бруно, сделав первый решительный шаг: подскочил к столу, прежде чем Тамм успел пошевелиться, и схватил револьвер. Бруно прыгнул в сторону. Рука Тамма метнулась к карману брюк. Актриса взвизгнула. Но Поллукс не пытался стрелять — он держал оружие за дуло, и рука Тамма задержалась у кармана.

— Смотрите, — быстро сказал Поллукс и протянул револьвер инспектору. — Патроны холостые!

Тамм взял оружие.

— Действительно холостые, — пробормотал он.

Бруно заметил, что Черри Браун смотрит на Поллукса так, словно видит его впервые.

— Я перезарядил револьвер холостыми патронами на прошлой неделе тайком от Черри, — продолжал Поллукс. — Мне не нравилось, что она носит заряженное оружие. Женщины беспечны с такими вещами.

— Почему здесь только три патрона, Поллукс? — спросил Бруно. — В одной из пустых камер вполне мог быть боевой патрон.

— Говорю вам, его там не было! — крикнул Поллукс. — Сам не знаю, почему я не перезарядил револьвер целиком. И вообще, нас не было сегодня ночью в этом поезде. Мы вернулись в Нью-Йорк следующим паромом. Правда, Черри?

Она молча кивнула.

Тамм снова подобрал сумочку.

— Вы купили билеты на поезд?

— Нет. Мы даже не подходили ни к кассе, ни к поезду.

— Но вы следовали за компанией де Витта?

Левое веко Поллукса начало комично подергиваться, но он упорно молчал. Женщина уставилась на ковер.

Тамм вошел в темную спальню, вышел с пустыми руками и начал обыскивать гостиную. Наконец он повернулся к остальным спиной и направился к двери.

— Оставайтесь все время на связи, — предупредил Бруно. — Никаких штучек. — И он последовал за Таммом в коридор.

Ожидающие детективы вопросительно смотрели на инспектора и прокурора. Но Тамм покачал головой и зашагал к лифтам. Бруно устало плелся следом.

— Почему вы не забрали револьвер? — спросил он.

Тамм нажал кнопку вызова.

— И что бы это нам дало? — мрачно отозвался он. Детектив отеля держался позади, всем своим видом выражая смятение. Сержант Даффи отодвинул его в сторону. — Ровным счетом ничего. Доктор Шиллинг сказал, что рана была нанесена пулей 38-го калибра. А это оружие 22-го калибра.

Сцена 7КВАРТИРА МАЙКЛА КОЛЛИНЗА

Суббота, 10 октября, 4.45

Небо на востоке начинало светлеть. Полицейский автомобиль мчался по нью-йоркским улицам, темным и пустынным, как горные тропы, лишь изредка попадая под лучи фар встречных машин.

Майкл Коллинз жил в многоквартирном доме на Западной Семьдесят восьмой улице. Когда автомобиль подъехал к тротуару, из тени здания шагнула человеческая фигура. Тамм быстро вышел из машины, за ним последовали Бруно и детективы.

— Он все еще наверху, шеф, — сообщил подошедший мужчина. — Не выходил из дому с тех пор, как вернулся.

Тамм кивнул, и группа прибывших вошла в подъезд. Старик в униформе, сидящий за столиком портье, уставился на них. Разбудив сонного лифтера, они поднялись на восьмой этаж.

В коридоре появился еще один детектив и многозначительно указал на дверь. Бруно посмотрел на часы.

— Все готовы? — негромко осведомился Тамм. — Он может начать буйствовать.

Подойдя к двери, инспектор нажал кнопку звонка. Внутри послышалось шарканье ног, а потом хриплый мужской голос:

— Кто там?

— Полиция! — рявкнул Тамм. — Открывайте!

— Вы никогда не возьмете меня живым, черт бы вас побрал! — сдавленно крикнул человек за дверью. Снова раздалось шарканье, а затем револьверный выстрел, похожий на треск сломанной ветки, и звук упавшего тела.

Тамм шагнул назад, набрал воздух в легкие и атаковал дверь, но она оказалась крепкой. Сержант Даффи и один из детективов пришли на помощь инспектору. После четвертого совместного удара дверь с треском поддалась, и они ворвались в длинный темный коридор, оканчивающийся дверью в освещенную комнату.

На пороге, между коридором и комнатой, лежал облаченный в пижаму Майкл Коллинз, сжимая в правой руке черный, еще дымящийся револьвер.

Тамм устремился вперед, громко топая по паркету. Опустившись на колени возле Коллинза, он приложил ухо к его груди.

— Еще жив! — крикнул инспектор. — Несите его в комнату!

Подняв обмякшее тело, полицейские отнесли его в гостиную и опустили на диван. Лицо Коллинза выглядело ужасно: глаза были закрыты, губы втянуты, он тяжело и судорожно дышал. Правая сторона лица была покрыта кровью, стекающей на плечо и расплывающейся по пижамной куртке. Пальцы Тамма коснулись раны и тут же окрасились в алый цвет.

— Пуля даже не пробила его слоновий череп, — проворчал он. — Только скользнула по голове. Очевидно, он потерял сознание от шока. Кто-нибудь, приведите врача… Ну, Бруно, похоже, это конец.

Один из детективов выбежал в коридор. Тамм тремя шагами пересек комнату и подобрал оружие.

— Так и есть, 38-й калибр, — с удовлетворением сказал он. Потом его лицо вытянулось. — Но из него сделан только один выстрел, которым Коллинз пытался убить себя. Интересно, куда угодила пуля?

— Прямо в стену, — отозвался детектив, указывая на дыру в штукатурке.

— Он мчался в гостиную, выстрелил на бегу и упал на пороге, — заметил Бруно.

Тамм извлек расплющенную пулю, мрачно посмотрел на нее и сунул в карман, потом аккуратно завернул револьвер в носовой платок и передал его детективу. В общем коридоре восьмого этажа послышался шум. Повернувшись, они увидели группу скудно одетых людей, испуганно заглядывающих в квартиру.

Детектив, которого послали за врачом, пробился сквозь толпу вместе с мужчиной в пижаме и халате, с черным саквояжем в руке.

— Вы врач? — осведомился Тамм.

— Да. Я живу в этом доме. Что произошло?

Он не замечал неподвижную фигуру на диване, пока детективы не отошли в сторону. Без лишних слов врач опустился на колени.

— Теплой воды, — потребовал он вскоре.

Детектив бросился исполнять просьбу и вскоре вернулся, неся кастрюлю с теплой водой. Через пять минут врач поднялся.

— Просто глубокая царапина. Вскоре он очнется. — Доктор продезинфицировал рану и побрил левую сторону головы, потом зашил края раны и сделал перевязку. — Скоро ему понадобится дополнительный уход, но пока этого достаточно. Он уже приходит в себя — у него будет сильная головная боль.

Послышался хриплый стон, и Коллинз открыл глаза, которые наполнились слезами, когда взгляд их стал осмысленным.

— С ним все будет в порядке, — равнодушно сказал врач, закрывая саквояж.

Он вышел, а детектив, подняв Коллинза под мышками, придал ему сидячее положение и подложил под шею подушку. Коллинз снова застонал, поднес руку к голове и беспомощно опустил ее, нащупав повязку.

— Коллинз, — заговорил инспектор, садясь рядом с раненым, — почему вы пытались покончить с собой?

Коллинз облизнул губы сухим языком. С покрытой засохшей кровью правой стороной лица он являл собой гротескное зрелище.

— Воды, — пробормотал он.

Тамм подал знак, детектив принес стакан воды и поддерживал голову ирландца, пока тот жадно пил.

— Ну, Коллинз? — повторил инспектор.

— Вы все-таки добрались до меня, — пропыхтел Коллинз. — Я все равно пропал…

— Значит, вы признаете это?

Коллинз кивнул, затем внезапно поднял голову — его взгляд вновь стал воинственным.

— Признаю что?

Тамм коротко усмехнулся:

— Только не разыгрывайте из себя невинную жертву, Коллинз. Вы отлично знаете что. То, что вы убили Джона де Витта!

— Я убил… — недоуменно начал Коллинз, затем его тело изогнулось в попытке выпрямиться и снова откинулось на подушки под нажимом руки Тамма. — О чем вы, черт возьми? Я убил де Витта? Да я вообще не знал, что он мертв! Вы спятили? Или это подтасовка?

Тамм выглядел озадаченным. Бруно пошевелился, и глаза Коллинза устремились на него.

— Отрицать бесполезно, Коллинз, — заговорил окружной прокурор. — Когда вы услышали, что за вами пришла полиция, то крикнули: «Вы никогда не возьмете меня живым!» — и попытались убить себя. Разве это последние слова невиновного? А только что вы сказали: «Вы все-таки добрались до меня». Разве это не признание вины? Лгать бессмысленно — вы вели себя как виновный.

— Но я не убивал де Витта!

— Тогда почему вы ожидали прибытия полиции? Почему пытались покончить с собой? — резко осведомился Тамм.

— Потому что… — Коллинз закусил губу крепкими зубами и уставился на Бруно. — Это мое дело, — мрачно произнес он. — Но об убийстве я ничего не знаю. Когда я последний раз видел де Витта, он был жив и невредим… — Судорога боли исказила массивные черты ирландца, и он стиснул голову руками.

— Значит, вы признаете, что видели де Витта этой ночью?

— Конечно, видел. При многих свидетелях. Я видел его в поезде. Его убили там?

— Перестаньте увиливать, — приказал Тамм. — Как вы оказались в поезде на Ньюборо?

— Я признаю, что весь вечер следовал за де Виттом. Когда он с компанией покинул «Ритц», я проследил за ними до станции. Я уже давно пытался повидаться с ним, даже когда он сидел за решеткой. Потом я купил билет и сел в вагон. Как только поезд тронулся, я подошел к де Витту — он сидел со своим адвокатом Бруксом, Эйхерном и еще одним мужчиной — и обратился к нему…

— Это мы знаем, — прервал инспектор. — Что случилось после того, как вы с ним вышли в тамбур?

— Я просил его возместить мне потерю на бирже из-за ложного совета Лонгстрита. Ведь фирма принадлежала де Витту, и он за это отвечал. Я… мне были срочно нужны деньги. Но де Витт не стал и слушать. Он был тверд, как сталь. — В голосе Коллинза послышался едва сдерживаемый гнев. — Я почти на коленях умолял его, но бесполезно.

— Где вы стояли?

— Мы перешли в тамбур темного вагона… Потом я решил сойти с поезда. Мы подъехали к станции Риджфилд-парк, и поезд остановился. Я открыл дверь, ведущую на полотно, и спрыгнул. Узнав, что поезда до Нью-Йорка не будет всю ночь, я нашел такси и приехал сюда.

Он откинулся на подушку, тяжело дыша.

— Де Витт все еще стоял в тамбуре, когда вы спрыгнули? — спросил Тамм.

— Да. Он наблюдал за мной, будь проклята его душа!.. — Коллинз закусил губу. — Я… я был сердит на него, но не настолько, чтобы совершить убийство…

— И вы ожидаете, что мы этому поверим?

— Говорю вам, я его не убивал! — Голос Коллинза перешел в крик. — Когда я стоял на рельсах и закрывал дверь, я видел, как он вытер лоб платком, открыл дверь темного вагона и шагнул туда.

— Вы видели, как он сел?

— Нет, меня тогда уже не было в поезде.

— Почему вы не прошли через освещенный вагон и не вышли через дверь впереди, которую открыл кондуктор?

— У меня не было времени. Поезд уже остановился.

— Значит, вы были сердиты на де Витта, — продолжал Тамм. — Вы ссорились?

— А вы как думаете? — огрызнулся Коллинз. — Я был вне себя и сказал ему, что о нем думаю. Де Витт тоже разозлился — вероятно, он пошел в темный вагон, чтобы остыть.

— У вас был при себе револьвер?

— Нет.

— И вы не входили в темный вагон?

— Да нет же! — крикнул ирландец.

— Вы сказали, что купили билет на вокзале. Давайте взглянем на него.

— Он в моем пальто в стенном шкафу коридора.

Сержант Даффи направился к шкафу, пошарил в пальто и вернулся с кусочком картона.

Тамм и Бруно обследовали его. Это был одиночный непрокомпостированный билет от Уихокена до Уэст-Инглвуда.

— Почему его не забрал контролер? — осведомился Тамм.

— Он еще не подходил к нам, когда я сошел с поезда.

— О'кей. — Тамм встал, потянулся и зевнул. Коллинз выпрямился на диване — к нему отчасти вернулись силы — и стал рыться в пижамной куртке, ища сигарету. — Ну, Коллинз, пока это все. Как вы себя чувствуете?

— Немного лучше, — буркнул Коллинз. — Только голова адски болит.

— Рад, что вам лучше, — искренне сказал Тамм. — Значит, нам не придется вызывать скорую помощь.

— Скорую помощь?

— Конечно. Вставайте и одевайтесь. Вы поедете с нами в управление.

Сигарета выпала изо рта Коллинза.

— Вы… вы арестовываете меня за убийство? Я не делал этого, инспектор. Клянусь Богом.

— Чепуха. Никто вас не арестовывает. — Тамм подмигнул Бруно. — Мы просто задерживаем вас как важного свидетеля.

Сцена 8УРУГВАЙСКОЕ КОНСУЛЬСТВО

Суббота, 10 октября, 10.45

Мистер Друри Лейн шагал через Бэттери-парк, энергично размахивая тростью и вдыхая терпкий соленый воздух. Капюшон плыл за его спиной, как черная туча. Утреннее солнце приятно согревало лицо. Он задержался у стены Батареи, наблюдая за чайками, клюющими с маслянистой водной поверхности апельсиновые корки. На волнах покачивался отплывающий лайнер. С Гудзона донесся гудок экскурсионного катера. Ветер крепчал. Друри Лейн накинул капюшон на голову, посмотрел на часы, повернулся и направился к Бэттери-Плейс.

Спустя десять минут он уже сидел в аскетичной комнате, улыбаясь через стол маленькому смуглому человечку с живыми черными глазами, аккуратными усиками и свежим цветком в петлице.

— Такую честь наше скромное консульство едва ли заслуживает, мистер Лейн, — говорил Хуан Ахос на безупречном английском. — Я помню вас с тех времен, когда еще был молодым атташе…

— Очень любезно с вашей стороны, сеньор Ахос, — прервал дипломата Лейн. — Но вы только что вернулись из отпуска и, несомненно, можете уделить мне всего несколько минут. Я здесь в не совсем обычном качестве. Возможно, вы слышали о серии убийств в этом городе и поблизости от него, когда были в Уругвае?

— Убийств, мистер Лейн?

— Да. Произошло три убийства, если можно так сказать, весьма интересного свойства. Я неофициально помогаю расследованию, которое ведет окружная прокуратура. Мне удалось получить информацию, которая может оказаться важной. У меня есть причины полагать, что вы в состоянии помочь мне.

— Всем, что в моих силах, мистер Лейн, — улыбнулся Ахос.

— Вы когда-нибудь слышали имя уругвайца Фелипе Макинчао?

Глаза маленького консула блеснули.

— Наши грехи возвращаются к нам, — беспечно произнес он. — Итак, мистер Лейн, вас интересует Макинчао. Si, я встречался и говорил с этим добрым сеньором. Что вы хотите знать о нем?

— То, как вы познакомились, и все, что вы сочтете интересным.

Ахос развел руками:

— Я расскажу вам всю историю, мистер Лейн, а вы судите сами, что в ней важно для вашего расследования… Фелипе Макинчао очень ценный и доверенный сотрудник уругвайского министерства юстиции.

Лейн поднял брови.

— Несколько месяцев назад уругвайская полиция направила Макинчао в Нью-Йорк по следу преступника, бежавшего из тюрьмы в Монтевидео, которого звали Мартин Стоупс.

— Мартин Стоупс… — повторил Друри Лейн. — Вы необычайно заинтриговали меня, сеньор Ахос. Каким образом человек с англосаксонской фамилией Стоупс оказался в уругвайской тюрьме?

— Я сам, — ответил Ахос, нюхая цветок в петлице, — знаком с этим делом только через Макинчао. Он привез с собой подробное досье.

— Продолжайте, сэр.

— В 1912 году молодой старатель Мартин Стоупс, обладающий солидным геологическим и техническим образованием, был приговорен уругвайским судом к пожизненному заключению за убийство своей молодой жены, урожденной бразильянки. Стоупса осудили на основании неопровержимых свидетельств трех его партнеров. Они вместе разрабатывали прииск, куда нужно было долго добираться по реке через джунгли. Партнеры заявили на суде, что видели сам момент убийства, поэтому были вынуждены схватить и связать Стоупса, дабы доставить его в столицу. Вместе с ним они привезли тело убитой женщины в ужасном состоянии из-за действия жаркого климата, а также двухлетнюю дочь Стоупса. Было предъявлено и оружие — мачете. Стоупс не протестовал. Он казался впавшим в ступор и неспособным защищаться. Его осудили и отправили в тюрьму. Ребенка суд поместил в монастырь, находящийся в Монтевидео. Стоупс оказался примерным заключенным. Постепенно он пришел в себя, вроде бы примирился с приговором и не доставлял хлопот надзирателям. С другими заключенными он почти не общался.

— На процессе стал ясен мотив преступления? — спросил Лейн.

— Как ни странно, нет. Трое партнеров предполагали, что убийство произошло во время ссоры, — они услышали крики, вбежали в хижину и увидели, как Стоупс рассек женщине череп мачете. По их словам, он был очень вспыльчив.

— Пожалуйста, продолжайте.

Ахос вздохнул:

— На двенадцатом году заключения Ахос удивил тюремщиков, совершив дерзкий побег, который явно планировался в течение многих лет. Хотите знать подробности?

— Это едва ли необходимо, сеньор.

— Он исчез, как будто его поглотила земля. Обыскали весь южноамериканский континент, но не обнаружили никаких его следов. Было решено, что Стоупс отправился в джунгли и, вероятно, погиб там…

— На этом история Стоупса не заканчивается?

— Нет. Согласно официальным данным, три его партнера продали богатый прииск во время Великой войны.[61] На прииске добывали марганец очень высокого качества, а во время войны марганец был необходим для производства боеприпасов. Продажа сделала их богатыми людьми, и они вернулись в Соединенные Штаты.

— Вернулись, сеньор Ахос? — со странной интонацией переспросил Лейн. — Они были американцами?

— Господи, я забыл назвать вам имена партнеров! Их звали Харли Лонгстрит, Джон де Витт и… дайте подумать… si, Уильям Крокетт…

— Минутку, сэр. — Глаза Лейна блеснули. — Вам известно, что двое из недавно убитых здесь людей были партнерами фирмы «Де Витт и Лонгстрит»?

Ахос выпучил черные глаза.

— Dios![62] — воскликнул он. — Это действительно новость. Значит, их предупреждения были…

— Что вы имеете в виду? — быстро спросил Лейн.

Консул развел руками.

— В июле этого года уругвайская полиция получила анонимное письмо из Нью-Йорка, отправленное, как признал позже де Витт, им самим. В письме сообщалось, что беглый заключенный Стоупс находится в Нью-Йорке, и предлагалось это расследовать. Хотя к тому времени у нас сменилось правительство, после просмотра архивов были приняты срочные меры, и дело поручили Макинчао. Подозревая, что только кто-либо из бывших партнеров Стоупса мог отправить в Уругвай подобную информацию, Макинчао начал розыски и узнал, что Лонгстрит и де Витт живут в Нью-Йорке и даже занимают там видное положение. Отыскать следы Уильяма Крокетта, третьего партнера по прииску, ему не удалось. Крокетт исчез после возвращения триумвирата в Северную Америку либо в результате ссоры, либо желая свободно распоряжаться своим богатством. Возможно, была и другая причина. Разумеется, все это лишь догадки.

— Итак, Макинчао познакомился с де Виттом и Лонгстритом, — подсказал Лейн.

— Совершенно верно. Он сообщил де Витту имеющуюся у него информацию и предъявил письмо. После некоторого колебания де Витт признался в своем авторстве. Он пригласил Макинчао пожить в его доме и использовать его в качестве штаб-квартиры. Естественно, Макинчао прежде всего спросил, откуда де Витту известно о пребывании Стоупса в Нью-Йорке. Де Витт показал агенту письмо, подписанное Стоупсом, где содержались угрозы его жизни…

— Одну минуту. — Друри Лейн достал бумажник и вынул письмо, которое нашел в библиотечном сейфе де Витта. Он протянул его Ахосу. — Это то самое письмо?

Консул кивнул:

— Да. Макинчао прислал мне фотокопию, а оригинал вернул де Витту. Де Витт, Лонгстрит и наш агент часто совещались в Уэст-Инглвуде. Разумеется, Макинчао намеревался заручиться сотрудничеством американской полиции, так как не мог действовать в одиночку. Но оба партнера умоляли его не обращаться в полицию, так как тогда история неминуемо попадет в газеты и станет известно об их более чем скромном прошлом, а также о судебном процессе… Не зная, что делать; Макинчао посоветовался со мной, и мы решили, учитывая нынешнее положение партнеров, согласиться на их просьбу. Оба заявили, что уже в течение пяти лет получали подобные письма, отправленные в Нью-Йорке. Они рвали их, но последнее письмо, которое было еще более угрожающим, напугало де Витта, и он его сохранил. Короче говоря, Макинчао потратил месяц на тщетные поиски, доложил о неудаче мне и партнерам и вернулся в Уругвай.

Лейн задумался.

— И никаких следов Крокетта так и не нашли?

— Макинчао узнал от де Витта, что Крокетт расстался с партнерами, покинув Уругвай и не дав никаких объяснений. Иногда они получали о нем известия, в основном из Канады, хотя оба утверждали, что не поддерживали с ним связь уже шесть лет.

— Конечно, в этом мы можем полагаться только на слова двух мертвецов, — пробормотал Лейн. — Мистер Ахос, в архивах имеются сведения о судьбе маленькой дочери Стоупса?

Консул покачал головой;

— Только до определенного этапа. Известно, что она уехала или была увезена из монастыря в Монтевидео в возрасте шести лет. С тех пор о ней ничего не слышали.

Друри Лейн со вздохом поднялся:

— Сегодня вы оказали важную услугу правосудию, сеньор.

Ахос усмехнулся, сверкнув белыми зубами:

— Очень рад, мистер Лейн.

— Но вы могли бы оказать ему еще большую услугу, — продолжал актер, поправляя капюшон. — Попросите у вашего правительства фотографию отпечатков пальцев Стоупса и его лица, если сохранился снимок, а также полное описание внешности. Меня интересует и Уильям Крокетт, поэтому если вы добудете аналогичную информацию, касающуюся этого джентльмена…

— Будет сделано немедленно.

— Надеюсь, ваша маленькая предприимчивая нация располагает современным научно-техническим оборудованием? — улыбнулся Лейн, направляясь к двери.

Ахос выглядел шокированным.

— Естественно! Фотографии будут пересланы с помощью первоклассного оборудования.

— Лучшего нельзя и пожелать. — Отвесив поклон, мистер Друри Лейн вышел на улицу и зашагал к Батарее.

Сцена 9«ГАМЛЕТ»

Понедельник, 12 октября, 13.30

Куоси проводил инспектора Тамма через извилистые коридоры к скрытому в стене лифту, который с космической скоростью поднял их к маленькой площадке, наверху главной башни «Гамлета». Тамм последовал за Куоси по каменным ступенькам, напоминающим древнюю лестницу лондонского Тауэра, к окованной железом дубовой двери. Куоси не без труда справился с тяжелыми засовами и с громким вздохом распахнул дверь, и они шагнули на окаймленную каменными зубцами крышу башни.

Мистер Друри Лейн, почти обнаженный, лежал на медвежьей шкуре, прикрывая рукой глаза от яркого солнца.

Инспектор Тамм застыл как вкопанный, а Куоси усмехнулся про себя. Инспектор не мог скрыть изумления при виде бронзовой мускулистой фигуры актера. Седые волосы на голове чудовищно диссонировали с гладким молодым телом.

Белая набедренная повязка была единственной уступкой скромности. Смуглые ноги были обнажены, но рядом на ковре виднелась пара мокасинов. Сбоку стоял шезлонг.

Тамм печально покачал головой, кутаясь в пальто. Октябрьский воздух был холодным, а на вершине башни дул сильный ветер. Инспектор шагнул к распростертому телу, абсолютно не тронутому гусиной кожей.

Интуиция — а может, упавшая на него тень Тамма — побудила Лейна открыть глаза.

— Инспектор! — Актер быстро сел, обхватив руками стройные ноги. — Какой приятный сюрприз. Прошу простить мне неформальное облачение. Садитесь в шезлонг. Если, конечно, вы не предпочитаете сбросить одежду и присоединиться ко мне на медвежьей шкуре…

— Нет, спасибо, — поспешно сказал Тамм, опускаясь в шезлонг. — При таком ветре? Благодарю покорно. — Он усмехнулся. — Полагаю, это не мое дело, но сколько вам лет, мистер Лейн?

Глаза актера прищурились на солнце.

— Шестьдесят.

Тамм покачал головой.

— А мне пятьдесят четыре. Даю вам слово, мистер Лейн, я бы покраснел от стыда, если бы вы увидели мое тело. По сравнению с вами я дряблый старик.

— Возможно, у вас не было времени заботиться о своем теле, инспектор, — лениво произнес Лейн. — А у меня есть и время, и возможность. Здесь, — он обвел рукой игрушечную панораму, — я могу делать что хочу. Единственная причина, по которой я декорирую мои чресла в стиле Махатмы Ганди, состоит в том, что старый Куоси изрядный ханжа и был бы невероятно шокирован, если бы я не скрыл… э-э-э… более интимные элементы моей наготы. Бедняга Куоси! Уже двадцать лет я пытаюсь убедить его присоединиться ко мне в этих солнечных оргиях. Но он слишком стар. Вряд ли он сам знает, сколько ему лет.

— Вы самый удивительный человек из всех, каких я когда-либо встречал! — воскликнул Тамм. — Шестьдесят лет… — Он вздохнул. — Ну, сэр, я пришел доложить вам о новом обороте дела.

— Полагаю, это связано с Коллинзом?

— Да. Очевидно, Бруно рассказал вам, что произошло, когда мы вломились в квартиру Коллинза в субботу под утро?

— Глупая, детская попытка самоубийства. Значит, вы его арестовали, инспектор?

— Еще как. — Тамм был мрачен. — Я чувствую себя необстрелянным новичком, — признался он. — Рассказываю вам о том, как мы бродим в потемках, а вы, вероятно, знаете все.

— Мой дорогой инспектор, в течение долгого времени вы испытывали антагонизм в отношении меня. Вы чувствовали, что я претендую на положение, которого не заслуживаю. Вполне естественно. Вы все еще не знаете, вызвано ли мое молчание необходимостью или притворством, но тем не менее обрели веру в меня. Это делает вам честь. Теперь мы вместе будем расхлебывать создавшуюся неразбериху, пока дело не прояснится окончательно.

— Если это когда-нибудь произойдет, — угрюмо отозвался Тамм. — Что касается Коллинза, мы покопались в его прошлом и поняли, почему он так стремился возместить убытки на бирже. Он растратил в своем налоговом ведомстве государственные деньги!

— Неужели?

— Да. Не меньше сотни тысяч. Это не цыплячий корм, мистер Лейн. Очевидно, он «заимствовал» деньги штата, чтобы играть на бирже, но проигрывал все больше и больше и израсходовал последние пятьдесят штук на акции «Интернэшнл Металс» по совету Лонгстрита, пытаясь таким образом возместить предыдущие потери и покрыть растрату. Похоже, его начали подозревать, и начальство потихоньку приступило к изучению бухгалтерских книг.

— Каким же образом он избегал прямого расследования, инспектор?

Тамм поджал губы:

— Фальсифицировал данные, оттягивая разоблачение на месяцы. К тому же он использовал политическое влияние. Но в конце концов его приперли к стене.

— Какая интересная информация о человеческом характере, — пробормотал Лейн. — Коллинз обладает сильной волей, страстным холерическим темпераментом, его жизнь, вероятно, представляет собой последовательность мощных, сокрушительных импульсов, а карьера усеяна политическими трупами противников… и этот человек умоляет, стоя на коленях, как рассказывал мне Бруно! Он полностью сломлен, деморализован и уже искупает вину перед обществом за свое преступление.

Тамм не казался впечатленным.

— Может быть. Как бы то ни было, у нас против него сильные косвенные улики. Мотив? Достаточно веский и против Лонгстрита, и против де Витта. Мстя за то, что он считал обманом, Коллинз убивает Лонгстрита, а когда, доведенный до отчаяния, слышит отказ де Витта возместить ущерб, понесенный по вине Лонгстрита, убивает и де Витта. Обстоятельства благоприятствовали ему в обоих случаях и не противоречат возможности убийства им и Вуда. Он запросто мог быть одним из пассажиров парома, которые ускользнули, когда «Мохок» подошел к причалу. Мы проверяем его передвижения той ночью, и алиби у него нет. На суде Бруно может привести в качестве доказательства поведение Коллинза, когда мы вломились к нему — его крики, попытку самоубийства…

— Не сомневаюсь, что ораторское мастерство окружного прокурора убедит присяжных в виновности Коллинза, — с улыбкой заметил Лейн. — Но задумывались ли вы, инспектор, о возможности, что Коллинз, услышав в пять утра, что у его двери полиция, пришел к выводу, что его растрата разоблачена и его арестуют за хищение в особо крупных размерах? Учитывая его душевное состояние, это объяснило бы попытку самоубийства и заявление, что вам никогда не взять его живым.

Тамм почесал голову:

— Именно это сказал Коллинз, когда мы сегодня утром предъявили ему обвинение в растрате. Как вы догадались?

— Фи, инспектор, это очевидно даже ребенку.

— Похоже, вы считаете, что Коллинз говорит правду, — уныло произнес Тамм. — Вы не верите, что он убийца, не так ли? Откровенно говоря, Бруно прислал меня узнать ваше мнение. Мы хотим предъявить ему обвинение в убийстве, но Бруно уже раз обжегся и не хочет повторять этот опыт.

— Инспектор Тамм, — сказал Друри Лейн, поднявшись на босые ноги и выпятив загорелую грудь, — Бруно не удастся добиться осуждения Коллинза за убийство де Витта.

— Так я и думал, что вы это скажете. — Тамм сжал кулак и мрачно уставился на него. — Но войдите в наше положение. Вы читали газеты? Видели насмешки по поводу нашей неудачи с обвинением де Витта? Они об этом не забыли и связали это с его убийством, так что мы боимся показаться перед репортерами. Между нами говоря, на карту поставлена моя работа. Этим утром комиссар вызывал меня на ковер.

Лейн смотрел на поблескивающую вдалеке реку.

— Если бы я чувствовал, что это пойдет на пользу вам и Бруно, — мягко сказал он, — то, безусловно, сообщил бы вам все, что мне известно. Но игра входит в финальную стадию, инспектор, — вскоре мы услышим свисток. А что касается вашей работы, едва ли комиссар уволит вас, когда вы доставите ему убийцу в наручниках.

— Когда я…

— Да, инспектор. — Лейн прислонился обнаженным телом к каменному парапету. — А теперь расскажите мне, что еще нового.

Тамм ответил не сразу. Когда он заговорил, его голос звучал почти робко.

— Я не хочу давить на вас, мистер Лейн, но вы уже третий раз делаете уверенное заявление по поводу этих преступлений. Почему вы убеждены, что Коллинза не могут осудить?

— Это длинная история, инспектор, — улыбнулся Лейн. — С другой стороны, мы достигли этапа, когда пора доказывать свои слова. Думаю, я смогу сегодня же разнести ваше дело против Коллинза в пух и прах.

Тамм усмехнулся.

— Раз вы собираетесь заговорить, мистер Лейн, я уже чувствую себя лучше… Нового? Очень много. Док Шиллинг произвел вскрытие тела де Витта и извлек пулю. Она 38-го калибра, как он и думал с самого начала. Вторая новость разочаровывающая. Коль — прокурор округа Берген — не смог отследить пассажиров, которые сошли с поезда до обнаружения трупа. И ни его, ни нашим людям не удалось найти револьвер на путях или рядом. Поскольку Бруно считает, что де Витта застрелили из револьвера Коллинза, мы сделаем микрофотографический анализ пули из тела де Витта для сравнения с пулей из револьвера Коллинза. Хотя, даже если результаты не совпадут, это не доказывает невиновность Коллинза, так как он мог стрелять в де Витта из другого оружия. Бруно считает, что, если Коллинз воспользовался другим револьвером, он мог захватить его с собой в такси и выбросить в реку, пока автомобиль перевозили на пароме в Нью-Йорк.

— Любопытное совпадение, — пробормотал Лейн. — Продолжайте, инспектор.

— Водитель такси не знает, выходил ли Коллинз из машины на пароме или нет. Он заявил, что Коллинз сел к нему в автомобиль, когда поезд отходил от станции Риджфилд-парк.

Третий пункт и вовсе не новость. Мы не обнаружили ничего интересного в деловых и личных бумагах Лонгстрита.

Зато четвертый пункт чертовски интересен. Обследуя бумаги де Витта в его офисе, мы сделали замечательное открытие. Нашли погашенные чеки — по два в год за последние четырнадцать лет, — выписанные на имя Уильяма Крокетта.

Лейн не шевельнулся. Его серые глаза стали почти карими, когда он наблюдал за губами Тамма.

— Уильям Крокетт. Хм… Инспектор, вы щедрый поставщик новостей. На какие суммы были выписаны чеки, и через какие банки они обналичивались?

— Суммы были разные, но не меньше пятнадцати тысяч долларов. Все чеки обналичены в одном и том же банке — «Колониал траст» в Монреале, Канада.

— Канада? Все более и более интересно, инспектор. Чеки были фирменными, или на них имелась личная подпись де Витта?

— Вроде бы фирменными, но они подписаны де Виттом и Лонгстритом. Мы тоже об этом подумали — что, если де Витта шантажировали? Но в таком случае это касалось обоих партнеров. В офисе нет записей о причине полугодовых выплат — они были прибавлены поровну к личным расходам двух партнеров. С налогами тоже все в порядке — мы проверили.

— А вы занимались этим Крокеттом?

— Мистер Лейн! — с упреком сказал Тамм. — Канадцы, должно быть, думают, что мы спятили. Мы не давали им покоя с тех пор, как нашли чеки. Расследование в Монреале показало, что человек по имени Уильям Крокетт — конечно, каждый чек был подписан им…

— Одинаковым почерком?

— Абсолютно. Так вот, мы узнали, что этот Крокетт отсылал чеки в банк по почте из различных городов Канады и получал свои вклады тоже по почте. Очевидно, он тратил деньги сразу же. Банк не мог предоставить описание Крокетта или какие-либо данные о его местопребывании, кроме квитанций на чеки, отправленных на Главный почтамт в Монреале. И на почтамте мы не выяснили ничего. Никто не помнит, как давно пользовались упомянутым в квитанциях ящиком, хотя он был пуст, когда мы его обыскали. Мы снова отправились в офис «Де Витт и Лонгстрит» и узнали, что чеки отправляли по тому же почтовому адресу. Никто в офисе не знает, кто такой Уильям Крокетт, как он выглядит и почему получал чеки. Почтовый ящик оплачивался авансом на год — также по почте.

— Досадно, — пробормотал Лейн. — Могу представить, как были разочарованы вы и Бруно.

— Мы и теперь разочарованы не меньше, — буркнул инспектор. — Чем больше мы вникаем в дело, тем более таинственным оно становится. Дураку станет ясно, что этот парень Крокетт старался держаться в тени.

— Возможно, он держался в тени по требованию де Витта и Лонгстрита, а не по собственному желанию.

— Это идея! — воскликнул Тамм. — Мне такое не приходило в голову. Вся история с Крокеттом выглядит чертовски сомнительной. Может быть, это не имеет отношения к убийствам — так думает Бруно, и его мнение основано на многих прецедентах. Никогда не сталкивался с делом об убийстве, где бы не было множества ложных нитей. Хотя это может что-то значить… Если Крокетт шантажировал обоих партнеров, у нас есть мотив.

— Как вы согласуете это предположение, инспектор, — улыбнулся Лейн, — с историей о курице, несущей золотые яйца?

Тамм нахмурился.

— Признаю, что теория шантажа сомнительна. Во-первых, последний чек датирован прошлым июнем — значит, Крокетт получил свою полугодовую порцию. Зачем тогда ему убивать курицу, которая несет золотые яйца, как вы сказали? Тем более что последний чек был самым крупным.

— С другой стороны, инспектор, если следовать вашей теории шантажа, курица могла отказаться нестись. Предположим, де Витт и Лонгстрит информировали Крокетта, что после июньского чека выплат больше не будет?

— В этом что-то есть… Конечно, мы искали документы о переписке с Крокеттом, но их нигде не было. Это ничего не доказывает, так как они могли контактировать с ним, не оставляя следов.

Лейн покачал головой.

— Я не могу подписаться под теорией шантажа только на основании сообщенных вами фактов, инспектор. Почему суммы были разными? Шантажист обычно требует стандартных выплат.

— Это тоже имеет смысл, — согласился Тамм. — Июньский чек был на семнадцать тысяч восемьсот шестьдесят четыре доллара. Такую сумму не назовешь круглой.

Лейн улыбнулся. Бросив последний долгий взгляд на миниатюрную ленту Гудзона, поблескивающую сквозь верхушки деревьев внизу, он глубоко вздохнул и надел мокасины.

— Идемте вниз, инспектор. Мы достигли пункта, где «нельзя откладывать решенья». Следовательно, «да будут созданья чувств, родясь, созданьем рук».[63]

Они двинулись к лестнице. Тамм усмехнулся, глядя на обнаженную грудь хозяина дома:

— Клянусь Богом, мистер Лейн, никогда не думал, что на меня подействуют такие цитаты. У этого парня, Шекспира, котелок варил неплохо. Держу пари, это из «Гамлета».

— После вас, инспектор. — Они шагнули в тускло освещенную башню и начали спускаться по спиральной лестнице. Лейн улыбался в широкую спину Тамма. — Полагаю, вы сделали этот вывод на основании моей прискорбной привычки цитировать принца Датского. Но вы не правы, инспектор. Это из «Макбета».

Спустя десять минут двое мужчин сидели в библиотеке Лейна. Актер в сером халате, накинутом на обнаженное тело, изучал большую карту Нью-Джерси, покуда инспектор Тамм наблюдал за ним с озадаченным видом. Фигура дворецкого Лейна, принесшего рулет с вареньем, ростбиф и пудинг, скрылась в арке, окаймленной полками с книгами.

Отодвинув карту, Лейн повернулся к Тамму с удовлетворенной улыбкой:

— Пришло время, инспектор, начать странствие.

— Наконец-то!

— О нет, не последнее странствие — возможно, предпоследнее. Вам снова придется поверить мне на слово, инспектор. Боюсь, я начинаю сомневаться в собственных силах после убийства де Витта, которое я мог предвидеть, но не мог предотвратить… Как видите, я ищу для себя оправдания. Смерть де Витта… — Актер сделал паузу и пожал плечами. — Театральное чутье не позволяет мне испортить вам кульминацию. Следуйте моим советам, и, если судьба будет на нашей стороне, я предоставлю неопровержимое доказательство, которое до основания разрушит ваше дело против Коллинза. Естественно, это огорчит нашего доброго друга окружного прокурора, но мы должны защищать живых. Немедленно позвоните в соответствующие инстанции, инспектор, и прикажите, чтобы отряд полиции встретил нас сегодня в Уихокене как можно скорее. Среди них должны быть люди с черпательным аппаратом.

— С черпательным аппаратом? — На лице Тамма отразилось сомнение. — Чтобы вытаскивать что-то из воды? Тело?

— Я бы сказал, что ваши люди должны быть готовы к любой неожиданности… А, Куоси!

Гример в кожаном фартуке вошел в библиотеку с большим конвертом в руке. Под его неодобрительным взглядом — горбун разглядел наготу Лейна под халатом — Лейн взял конверт с консульской печатью.

— Сообщение из Уругвая, — весело сказал он ошеломленному Тамму. Вскрыв конверт, актер достал несколько фотоснимков и письмо, которое прочитал и бросил на стол.

Тамм не мог скрыть любопытство.

— Мне чудится, или это фотографии отпечатков пальцев, мистер Лейн?

Актер взмахнул фотоснимками:

— Это фотографии отпечатков необычайно интересного джентльмена по имени Мартин Стоупс.

— Прошу прощения, — извинился Тамм. — Я думал, это имеет отношение к делу.

— Самое прямое отношение, мой дорогой инспектор!

Тамм смотрел на Лейна, как кролик на удава. Он облизнул губы.

— Но… но к какому делу? К трем убийствам, которые мы расследуем? Господи, мистер Лейн, кто такой этот Мартин Стоупс?

Повинуясь импульсу, Лейн обнял широкие плечи Тамма:

— У меня перед вами преимущество, инспектор. Мне не следовало смеяться — это было невежливо… Мартин Стоупс — Икс, которого мы искали, человек, ответственный за то, что Харли Лонгстрит, Чарлз Вуд и Джон де Витт стерты с лица матушки-земли.

Тамм тряхнул головой и быстро заморгал:

— Мартин Стоупс — убийца Лонгстрита, Вуда и де Витта?.. Но мы никогда не слышали о нем! Его имя даже не фигурировало в деле!

— Что такое имя, инспектор? — Лейн положил фотографии в конверт. Тамм смотрел на них как на бесценные документы, инстинктивно скрючив пальцы. — Что такое имя? Дорогой инспектор, вы имели удовольствие лицезреть Мартина Стоупса множество раз!

Сцена 10ОКОЛО БОГОТЫ

Понедельник, 12 октября, 18.05

После нескольких часов поисков инспектор Тамм выглядел подавленным. Его растущая вера в сверхъестественное могущество мистера Друри Лейна пока что себя не оправдывала. Маленькая группа, экипированная странными инструментами, напоминающими орудия испанской инквизиции, провела вторую половину дня, исследуя глубины речушек Нью-Джерси, которые пересекала западнобережная железная дорога. После каждой безрезультатной попытки с использованием черпательного аппарата лицо инспектора вытягивалось все сильнее. Лейн руководил чисто физическими аспектами процедуры, ограничиваясь указаниями на водные участки, где, по его мнению, мог находиться искомый предмет.

Уже почти стемнело, когда промокшая и усталая группа достигла речушки неподалеку от городка Богота. Людей отправили с поручениями, а магия властных полномочий Тамма обеспечила подкрепление. Вдоль железнодорожного полотна установили мощные прожекторы, направив их лучи на тихие воды.

Черпалка снова пришла в действие. Лейн и безутешный Тамм стояли рядом, наблюдая за движениями рабочих.

— Похоже на поиски иголки в стоге сена, — проворчал инспектор. — Нет никаких шансов найти это, мистер Лейн.

И в этот момент, как если бы пессимистическое заявление Тамма пробудило жалость в богах удачи, послышался крик одного из людей в лодке футах в двадцати от полотна. Луч прожектора тут же устремился к лодке. Черпалка извлекла обычный ассортимент слизи, тины, гравия и грязи, но на сей раз среди них что-то поблескивало.

С торжествующим возгласом Тамм быстро спустился по склону. За ним, не торопясь, следовал Лейн.

— Что там такое? — крикнул инспектор.

Лодка подплыла к нему, и грязная рука гребца подняла блестящий предмет. Взглянув на Лейна с благоговейным страхом, Тамм покачал головой и начал обследовать находку.

— Несомненно, 38-й калибр? — осведомился Лейн.

— Он самый, клянусь Богом! — воскликнул Тамм. — Нам повезло, ребята! Только одна пустая камера, и я готов держать пари, что, когда мы выстрелим из этого револьвера, следы на пуле совпадут с теми, которые были на пуле, извлеченной из тела де Витта!

Инспектор осторожно завернул мокрое оружие в носовой платок и положил в карман пальто.

— Пошли, ребята! — крикнул он утомленному экипажу. — Мы нашли то, что искали! Собирайте инструменты и едем домой!

Вместе с Лейном Тамм направился к одному из полицейских автомобилей, стоящих у полотна.

— Все ясно, сэр, — начал Тамм. — Мы нашли оружие того же калибра, какое использовали при убийстве де Витта, в речке, над которой проходил поезд той ночью. Судя по местоположению находки, убийца выбросил ее из вагона после совершения преступления.

— Есть и другой вариант, — возразил Лейн. — Убийца мог сойти с поезда в Боготе или перед ней, добраться пешком к реке и бросить в нее револьвер. Я всего лишь указываю на такую возможность, — быстро добавил он. — Ваша теория пока что выглядит более вероятной.

— Вы думаете обо всем, верно? Ну, в этом я с вами согласен…

Подойдя к полицейской машине, они прислонились к задней дверце.

— В любом случае, — заметил Лейн, — находка револьвера в этой реке исключает всякую возможность осуждения Коллинза.

— Вы имеете в виду, что теперь он вне подозрений?

— Точно подмечено, инспектор. Поезд прибыл на станцию Риджфилд-парк в половине первого. Коллинз сел в такси, когда поезд еще не скрылся из виду, что чрезвычайно важно. С этого момента его алиби подтверждает водитель такси, который вез его в противоположном ходу поезда направлении — в Нью-Йорк. Револьвер не могли выбросить из вагона в реку до 0.35 — времени, когда поезд шел по мосту. Даже если убийца шел к реке пешком, он не мог добраться туда раньше поезда. Но Коллинз никак не мог подойти или подъехать к реке, бросить в нее оружие и вернуться к станции Риджфилд-парк, прежде чем поезд скрылся из виду! От станции до реки около мили — это составляет две мили туда и обратно. Правда, не исключено, что револьвер бросили в воду значительно позже убийства, — при ординарных обстоятельствах Коллинз мог вернуться туда через несколько часов. Но обстоятельства были экстраординарными. Такси доставило Коллинза прямо к его нью-йоркской квартире, и с тех пор он находился под наблюдением. Ergo,[64] мистер Коллинз уходит со сцены.

— Вы кое-что упустили, мистер Лейн! — торжествующе воскликнул Тамм. — Конечно, вы правы в том, что Коллинз не мог сам бросить револьвер в реку. Но как насчет сообщника? Предположим, Коллинз убил де Витта, передал оружие сообщнику, велел ему бросить револьвер в реку через пять минут и сошел с поезда. Это было бы ловко придумано, мистер Лейн!

— Ну-ну, инспектор, не возбуждайтесь, — улыбнулся актер. — Пока что мы обсуждали юридические аспекты дела против Коллинза. Я не упустил возможность наличия сообщника. Но кто этот сообщник? Вы можете предъявить его суду? Что вы можете предложить присяжным, кроме теории? Нет, боюсь, что, учитывая новые доказательства, мистера Коллинза не могут осудить за убийство де Витта.

— Вы правы. — Тамм снова помрачнел. — Ни Бруно, ни я не имеем ни малейшего понятия о том, кем мог быть этот сообщник.

— Если он вообще существует, инспектор, — сухо сказал Лейн.

Группа поднялась с берега, и Тамм сел в автомобиль. Лейн последовал за ним, остальные заняли другую машину, и кортеж двинулся назад в Уихокен, везя черпательный аппарат в трейлере.

Тамм сидел, поглощенный своими мыслями, которые, судя по выражению лица, были весьма горькими. Друри Лейн расслабился, вытянув длинные ноги.

— Понимаете, инспектор, — продолжал он, — аргумент насчет сообщника слаб даже с психологической точки зрения.

Тамм издал стон.

— Давайте рассмотрим теорию, что Коллинз убил де Витта, передал оружие сообщнику и велел ему выбросить его в реку спустя пять минут после того, как Коллинз сойдет в Риджфилд-парке. Гипотеза основана исключительно на предположении, что Коллинз таким образом создавал себе железное алиби, — иными словами, что револьвер должны найти там, где поезд проезжал через пять минут после того, как Коллинз сошел с него и поехал в противоположном направлении.

Но у Коллинза не было бы никакого алиби, если бы револьвер не нашли в этом месте. Следовательно, если Коллинз спланировал ход событий, он должен был испытывать твердую уверенность, что револьвер найдут. Но мы обнаружили его в реке, где, если бы не милость Божья, он мог бы пролежать до второго пришествия. Как мы можем совместить теорию сфабрикованного алиби Коллинза с тем фактом, что были предприняты все возможные меры с целью помешать находке револьвера? Полагаю, вы скажете, — быстро добавил Лейн, хотя лицо Тамма не свидетельствовало о желании говорить, — что револьвер попал в воду случайно, что сообщник выбросил его из окна, надеясь, что оружие упадет возле железнодорожного полотна. Но если сообщник стремился к тому, чтобы револьвер нашли, с целью поддержать алиби Коллинза, стал бы он бросать его на расстоянии двадцати футов от поезда? Ведь мы обнаружили его в реке в двадцати футах от полотна. Нет, сообщник просто выбросил бы револьвер из окна туда, где его наверняка бы обнаружили — на рельсы или рядом с ними.

— Иными словами, — уныло произнес Тамм, — вы четко доказали, что преступник старался помешать находке оружия. Это действительно исключает Коллинза.

— То-то и оно, инспектор.

— Ну, — беспомощно вздохнул Тамм, — признаю себя побежденным. Каждый раз, когда мы с Бруно нацеливаемся на кого-то, думая, что он Икс, вы портите нам игру. Это уже становится привычкой. Теперь дело кажется мне еще более сложным, чем раньше.

— Напротив, — возразил мистер Друри Лейн, — мы уже приближаемся к концу.

Сцена 11«ГАМЛЕТ»

Вторник, 13 октября, 10.30

Куоси стоял у телефона в своей мастерской в «Гамлете». Мистер Друри Лейн устроился в кресле неподалеку. За окнами сгущались тени, сквозь которые с трудом пробивалось солнце.

— Но, мистер Бруно, — говорил старый горбун своим скрипучим голосом, — так сказал мистер Лейн. Да, сэр… Да, сегодня в одиннадцать вечера вы должны встретиться здесь с мистером Лейном и привести с собой инспектора Тамма, а также нескольких полицейских… Минуту, пожалуйста. — Куоси прижал микрофон к костлявой груди. — Мистер Бруно хочет знать, должны ли полицейские быть в штатском и что все это означает, мистер Друри.

— Можете передать окружному прокурору, — отозвался Лейн, — что люди не должны быть в униформе и что нам предстоит маленькая экскурсия в Нью-Джерси. Скажите ему, что мы отправимся по западнобережной железной дороге в Уэст-Инглвуд с очень важной миссией, связанной с делом.

Куоси моргнул и повиновался.

* * *

23.00

Инспектор Тамм — вероятно, благодаря более близкому знакомству с хозяином дома — единственный из группы полицейских, собравшихся этим вечером в библиотеке «Гамлета», кто чувствовал себя абсолютно свободно. Мистера Друри Лейна нигде не было видно, и окружной прокурор. Бруно с нетерпеливым возгласом опустился в старое кресло.

Толстая маленькая фигурка Фальстафа согнулась в поклоне.

— Ну? — осведомился Бруно.

— Мистер Лейн сожалеет, сэр, и просит вас несколько минут подождать.

Бруно кивнул без особого энтузиазма. Тамм усмехнулся про себя.

В ожидании посетители с любопытством осматривали просторную комнату. Три стены от пола до высокого потолка были заняты открытыми книжными полками, содержащими тысячи томов. К полкам были прикреплены стремянки. Вокруг комнаты тянулся изящный балкон, куда можно было подняться по железной спиральной лестнице. Круглый стол в углу, очевидно, предназначался для библиотекаря, хотя сейчас за ним никого не было. На четвертой стене находилось несколько странных предметов — Бруно встал и подошел к ним. В центре стены висела старинная застекленная карта, затейливая надпись в левом нижнем углу которой сообщала, что это карта мира, датированная 1501 годом. По бокам в стеклянных витринах красовались костюмы елизаветинских времен…

Все повернулись, когда дверь библиотеки внезапно открылась и сгорбленная фигура Куоси скользнула в комнату. Он остановился, придерживая дверь, на его сморщенном лице играла усмешка.

В дверной проем шагнул высокий широкоплечий мужчина с красным лицом и мощным подбородком. Его щеки слегка ввалились, а под глазами темнели мешки. На нем был грубый твидовый костюм. Он стоял держа руки в карманах пиджака и агрессивно глядя на посетителей.

Появление мужчины произвело моментальный и динамичный эффект. Окружной прокурор Бруно прирос к полу, моргая так быстро, как будто отгонял навязчивое видение. Но если Бруно был удивлен, то инспектор Тамм был поражен куда сильнее. Его каменный подбородок вздрагивал, как у ребенка; в глазах, обычно холодных и суровых, мелькал ужас; краска сбежала с лица.

— Святая Матерь Божья! — хрипло прошептал он. — Хар… Хар… Харли Лонгстрит!

Остальные застыли как вкопанные. Призрак у двери нарушил молчание усмешкой, от которой по спинам зрителей забегали мурашки.

— Откуда самозванец в таком дворце?[65] — произнес Харли Лонгстрит звучным голосом мистера Друри Лейна.

Сцена 12ПРИГОРОДНЫЙ ПОЕЗД «УИХОКЕН-НЬЮБОРО»

Среда, 14 октября, 0.18

Странное путешествие… История, не обремененная воображением ведьма, повторяла себя. Тот же пригородный поезд, такая же темная ночь, то же время, такой же стук колес…

Восемнадцать минут первого застали группу полицейских, которую мистер Друри Лейн усадил в один из задних вагонов поезда «Уихокен-Ньюборо», на полпути между уихокенским терминалом и Норт-Бергеном. Помимо Лейна, Тамма, Бруно и сопровождающих лиц, в вагоне было мало народу.

Лейн сидел рядом с инспектором Таммом, повернувшись к окну и кутаясь в пальто; широкополая шляпа была надвинута на лицо, скрывая черты. Он ни с кем не разговаривал и не то спал, не то был поглощен какой-то проблемой. Ни окружной прокурор, сидящий напротив, ни инспектор не произносили ни слова — оба явно нервничали. Напряжение передавалось детективам — они тоже говорили мало и сидели неподвижно, словно ожидая кульминации, природа которой была им неведома.

Тамм посмотрел на затылок Лейна, вздохнул, поднялся и тяжелой походкой вышел из вагона. Почти сразу же он вернулся и, наклонившись, прошептал на ухо Бруно:

— Происходит что-то странное… В переднем вагоне я видел Эйхерна и Эмпериаля. Думаете, я должен сообщить Лейну?

Бруно посмотрел на затылок актера и пожал плечами:

— Лучше позволить ему действовать по-своему. Кажется, он знает, что делает.

Поезд остановился. Бруно посмотрел в окно — они прибыли на станцию Норт-Берген. Тамм взглянул на часы — было двадцать минут первого. В туманном свете фонарей виднелись пассажиры, выходящие из вагонов. Двери захлопнулись, и поезд тронулся.

Вскоре в переднем конце вагона появился контролер и начал компостировать и собирать билеты. Подойдя к группе полицейских, он усмехнулся, узнав знакомых. Тамм мрачно кивнул и уплатил наличными за всю группу. Контролер достал из нагрудного кармана несколько стандартных двойных билетов, аккуратно сложил их вместе, прокомпостировал в двух местах и разорвал надвое, вручив один комплект половинок Тамму, а еще один сунув в другой карман…

Мистер Друри Лейн выбрал этот момент, чтобы проснуться или оторваться от размышлений. Он встал, сбросил пальто и шляпу и резко повернулся лицом к контролеру. Тот недоуменно уставился на него. Лейн сунул руку в один из накладных карманов пальто, достал серебряный футляр, открыл его и извлек очки, но не стал их надевать. Массивное, красное, одутловатое лицо с мешками под глазами, казалось, заворожило проводника. Рука с компостером застыла в воздухе. Он с ужасом уставился на стоящую перед ним мрачную фигуру, открыв рот, смертельно побледнев и с трудом произнеся одно слово: «Лонгстрит…» Пока контролер стоял неподвижно, лишившись способности к активным действиям, фальшивые губы Харли Лонгстрита раздвинулись в улыбке, а правая рука, бросив серебряный футляр и очки, снова опустилась в карман и достала тускло поблескивающий металлический предмет. Раздался щелчок, и контролер, оторвав взгляд от улыбающегося лица, тупо уставился на пару наручников на своих запястьях.

Мистер Друри Лейн улыбнулся снова, на сей раз ошарашенным Тамму и Бруно, которые наблюдали за краткой сценой, будучи не в силах шевельнуться. Они переводили взгляд с Лейна на контролера, который облизывал губы едва повинующимся языком, прислонившись к спинке сиденья и все еще глядя на наручники, не веря своим глазам.

— Вы захватили штемпельную подушечку, как я просил, инспектор? — спокойно обратился Друри Лейн к Тамму.

Инспектор молча достал из кармана покрытую фольгой подушечку и маленький блокнот.

— Пожалуйста, возьмите у этого человека отпечатки пальцев.

Тамм с трудом встал и повиновался. Покуда он прижимал к подушечке вялые пальцы контролера, Лейн подобрал брошенное на сиденье пальто, порылся в одном из карманов и вынул конверт, который получил в понедельник. Когда Тамм начал прикладывать пальцы контролера к бумаге, Лейн достал из конверта присланные из Уругвая фотографии отпечатков.

— Вы закончили, инспектор?

Тамм протянул Лейну влажные отпечатки пальцев контролера. Лейн приложил бумагу к фотографии, склонив голову набок и критически глядя на кожные узоры, потом вернул инспектору влажные отпечатки вместе с фотографией.

— Что скажете, инспектор? Несомненно, вам приходилось сравнивать тысячи отпечатков.

Тамм внимательно изучил обе серии.

— Мне они кажутся одинаковыми, — пробормотал он.

— Разумеется, они идентичны.

Бруно наконец встал.

— Мистер Лейн, кто… что…

Лейн взял контролера за скованную руку:

— Мистер Бруно, инспектор Тамм, позвольте представить вам одного из самых злополучных детей Божьих, мистера Мартина Стоупса…

— Но…

— Он же, — продолжал Лейн, — проводник Эдуард Томпсон, работающий на западнобережной железной дороге…

— Но…

— Он же неизвестный джентльмен на пароме…

— Но я не понимаю…

— Он же, — дружелюбным тоном закончил Лейн, — кондуктор Чарлз Вуд.

— Чарлз Вуд?! — одновременно воскликнули Тамм и Бруно. Повернувшись, они уставились на съежившуюся фигуру пленника. — Но Чарлз Вуд мертв!

— Мертв для вас, мистер Бруно, и для вас, инспектор Тамм, но для меня он очень даже жив, — отпарировал мистер Друри Лейн.

За кулисамиОБЪЯСНЕНИЕ. «ГАМЛЕТ»

Среда, 14 октября, 16.00

Как и в самом начале, далеко внизу поблескивал Гудзон, по которому скользил парус и едва заметно двигался пароход. Как и пять недель тому назад, автомобиль с инспектором Таммом и окружным прокурором Бруно поднимался по извилистой дороге к «Гамлету», возвышавшемуся над осенним облетающим лесом, как ярко раскрашенный сказочный замок. Наверху в тумане виднелись башенки, крепостные валы, зубчатые стены, шпиль церкви… Затем появились изящный мостик, крытая соломой хижина и румяный старичок, указывающий на покачивающуюся деревянную вывеску… Старые скрипучие ворота, мост, гравиевая дорога, вьющаяся кверху, дубовая роща, ставшая красно-коричневой, каменная ограда…

За подъемным мостом их встретил Фальстаф, проведя в обширный холл с балками на потолке, рыцарями в доспехах и мебелью елизаветинской Англии. Под масками и исполинским канделябром ожидал лысый горбатый Куоси…

В приятном тепле личных апартаментов мистера Друри Лейна двое мужчин расслабились, протянув ноги к огню. Актер в вельветовом пиджаке выглядел очень красивым и молодым в мерцающих отблесках пламени. Куоси что-то проскрипел в микрофон, вмонтированный в стену, и вскоре появился Фальстаф, неся поднос с бокалами и пирожными, — последние были бессовестно поглощены инспектором Таммом.

— Полагаю, джентльмены, — заметил мистер Друри Лейн, когда все уселись у камина и Фальстаф удалился в свои кулинарные пещеры, — вы ждете объяснений словесной акробатики, к которой я, боюсь неумеренно, прибегал последние недели. Не может быть, чтобы так скоро произошло еще одно загадочное убийство!

— Едва ли, — пробормотал Бруно. — Хотя можете не сомневаться, что, учитывая виденное мною за последние тридцать шесть часов, я бы без колебаний обратился к вам за консультацией. Инспектор и я бесконечно признательны вам за… Будь я проклят, если знаю, как это выразить!

— Говоря в двух словах, — усмехнулся Тамм, — вы помогли нам сохранить наши должности.

— Чепуха. — Лейн беспечно махнул рукой. — Газеты сообщают, что Стоупс признался. Но одна из них каким-то образом пронюхала о моем участии в деле, и меня весь день осаждали репортеры… В признаниях Стоупса есть что-нибудь интересное?

— Интересное для нас, — ответил Бруно, — но, полагаю — хотя будь я проклят, если знаю, каким образом, — вам уже известна суть его признания.

— Напротив, — улыбнулся Лейн. — В связи с мистером Мартином Стоупсом существует несколько пунктов, о которых я пребываю в полном неведении.

Двое мужчин покачали головой. Но Лейн не стал распространяться — он ждал, пока Бруно перескажет историю, поведанную заключенным. Когда Бруно начал с самого начала — с рассказа о полном энтузиазма молодом геологе в Уругвае в 1912 году, — Лейн воздержался от комментариев. Однако он проявлял любопытство по поводу некоторых деталей и искусно вытягивал у окружного прокурора информацию, которую не смог приобрести во время своей беседы с уругвайским консулом Хуаном Ахосом.

Лейн узнал, что именно Мартин Стоупс открыл месторождение марганца, странствуя в 1912 году по джунглям со своим партнером Крокеттом. Так как у обоих не было ни цента, а для разработки прииска требовался капитал, они приняли дополнительных партнеров, пообещав им небольшой процент, — двух других старателей, Лонгстрита и де Витта, рекомендованных молодому Стоупсу Крокеттом. В своем признании Стоупс объяснил, что преступление, в котором его обвинили в Уругвае — убийство его жены мачете, — совершил Крокетт. Однажды ночью в приступе пьяной похоти Крокетт пытался изнасиловать жену Стоупса, пока Стоупс был на прииске, а когда она стала сопротивляться, убил ее. Лонгстрит воспользовался случаем и придумал план, по которому трое партнеров должны были обвинить в убийстве Стоупса. Поскольку прииск не был зарегистрирован, и никто не знал, что юридически его владельцем является Стоупс, они могли завладеть им. Потрясенный собственным преступлением, Крокетт сразу согласился. Де Витт, по словам Стоупса, был более порядочным человеком, но находился целиком под влиянием Лонгстрита, который угрозами вынудил его присоединиться к заговору.

Шок, вызванный гибелью жены и предательством партнеров, помрачил ум молодого геолога. Только попав в тюрьму, он осознал свою беспомощность. С этого момента все его мысли были сосредоточены на мести. Стоупс решил посвятить остаток жизни организации побега и казни трех негодяев. Ко времени бегства он сильно постарел, и пребывание в тесной камере изменило черты его лица, но тело по-прежнему оставалось сильным. Он был уверен, что, когда настанет час расплаты, жертвы не узнают его.

— Все это теперь не так важно для нас, мистер Лейн, как тот поистине сверхъестественный способ, которым вы раскрыли дело, — закончил Бруно.

— Сверхъестественный? — Лейн покачал головой. — Я не верю в чудеса и тем более никогда их не совершаю. Успех, которого я смог добиться в этих увлекательных расследованиях, обязан исключительно способности наблюдать и делать выводы. Начну с обобщения. Например, из трех убийств, с которыми мы столкнулись, простейшим было первое. Вы удивлены? Но обстоятельства, окружающие кончину Лонгстрита, напрашивались на определенные логические умозаключения. Напоминаю, что я познакомился с этими обстоятельствами весьма неудовлетворительным способом — с чужих слов. Не будучи на месте преступления, я не обладал преимуществом непосредственного наблюдения. Однако, — и он поклонился инспектору, — отчет Тамма был настолько ясным и подробным, что я мог представить себе компоненты драмы так же четко, как если бы видел их сам.

Глаза актера блеснули.

— Относительно убийства в трамвае один вывод был бесспорным, и я до сих пор не понимаю, как его очевидность ускользнула от вас обоих. Сама природа оружия была такова, что его нельзя было трогать голыми руками, не рискуя самому уколоться отравленными иглами с фатальным результатом. Вы, инспектор, воспользовались пинцетом, а позже запечатали пробку в стеклянный сосуд. Когда вы показали мне орудие, я сразу понял, что убийца должен был использовать какое-то защитное покрытие для рук и пальцев, внося его в трамвай и подкладывая в карман Лонгстрита. Хотя я не видел пробку, вы описали ее настолько досконально, что я не мог упустить этот очевидный момент.

Возник естественный вопрос: каково наиболее распространенное защитное покрытие для руки? И столь же естественный ответ: разумеется, перчатка. Насколько это удовлетворяло требованиям убийцы? Ну, перчатка должна была удовлетворять его с практической точки зрения — плотная ткань, тем более кожа, создает надежную защиту, а будучи общепринятым предметом одежды, перчатка не привлекает к себе внимания. Конечно, можно было воспользоваться носовым платком, но платок, обернутый вокруг руки, препятствовал бы движениям, бросался в глаза, а самое главное, не обеспечивал стопроцентную защиту от отравленных игл. Мне также приходило в голову, что убийца мог применить тот же метод, какой применил инспектор Тамм — манипулировать пробкой с помощью пинцета. Но потом я решил, что, хотя такой метод защитил бы кожу убийцы от ядовитых уколов, он не смог бы обеспечить необходимой точности движений в переполненном трамвае в строго ограниченный период времени. Поэтому я пришел к выводу, что убийца, подбрасывая пробку в карман Лонгстрита, должен был носить перчатку.

Тамм и Бруно посмотрели друг на друга. Лейн закрыл глаза и продолжал негромким голосом:

— Мы знали, что пробку подложили в карман Лонгстрита после того, как он вошел в трамвай. Это вытекало из свидетельских показаний. Мы также знали, что с того момента, как Лонгстрит сел в трамвай, двери и окна оставались закрытыми, с двумя исключениями, к которым я вскоре вернусь. Не оставляло сомнений, что убийца — один из находившихся в трамвае и позднее опрошенных инспектором, поскольку с тех пор, как Лонгстрит и его компания вошли в трамвай, никто не покидал вагона, кроме человека, которого послал с поручением сержант Даффи и который вскоре вернулся.

Благодаря тщательному обыску всех находившихся в трамвае, включая кондуктора и вагоновожатого, нам было известно, что ни у кого из них не нашли перчатки, а вы помните, что люди проходили из трамвая в депо через кордон полицейских и детективов, которые впоследствии не обнаружили ничего в тех местах, где шли эти люди. Вспомните, инспектор, что, когда вы закончили ваше повествование, я спросил у вас, были ли найдены при обыске среди прочих вещей перчатки, и вы ответили отрицательно.

Таким образом, возникала странная ситуация: хотя убийца остался в трамвае, предмет, которым он воспользовался, совершая преступление, не был найден впоследствии. Его не могли выбросить в окно, так как окна оставались закрытыми после прихода в трамвай компании Лонгстрита. Его не могли выбросить через дверь, потому что Даффи лично открывал и закрывал двери в тех двух случаях, когда ими пользовались после преступления, и не заметил ничего подобного, иначе упомянул бы об этом. Перчатку не могли уничтожить или разрезать, так как никаких остатков не было обнаружено. Даже если бы перчатку передали сообщнику или подбросили постороннему, ее нашли бы, так как сообщник мог от нее избавиться не легче, чем убийца, а невиновный вовсе не стал бы этого делать, и перчатку обнаружили бы при обыске.

Каким же образом исчезла эта призрачная перчатка? — Друри Лейн с удовольствием потягивал горячий кофе, который Фальстаф только что подал хозяину и гостям. — Получается, что я столкнулся с чудом, джентльмены, но, будучи скептиком, я пытался найти естественное объяснение. Поскольку я исключил все способы исчезновения перчатки, кроме одного, он, по законам логики, и являлся средством этого исчезновения. Если перчатку не могли выбросить из трамвая, но в трамвае ее не оказалось, ее мог унести только человек, который покидал трамвай. Но трамвай покидало лишь одно лицо — кондуктор Чарлз Вуд, посланный сержантом Даффи вызвать полицейского Морроу и уведомить Главное полицейское управление о свершившейся трагедии. Регулировщика Ситтенфилда, прибежавшего со своего поста на Девятой авеню, и полицейского Морроу, прибывшего наконец по вызову кондуктора Вуда, впустил сам Даффи, и они больше не покидали вагон. Иными словами, хотя два человека — и оба полицейские — вошли в трамвай после убийства, никто, кроме Чарлза Вуда, не выходил из него после преступления. То, что он вернулся, не влияет на мои аргументы.

Итак, я был вынужден прийти к невероятному выводу: Чарлз Вуд, кондуктор трамвая, вынес перчатку с места преступления и где-то избавился от нее. Естественно, сначала мне это показалось диким, но вывод был настолько неопровержимым, что мне пришлось принять его.

— Удивительно! — воскликнул окружной прокурор.

Лейн усмехнулся:

— Следовательно, Чарлз Вуд был либо убийцей, либо сообщником убийцы, который в толпе передал ему перчатку. Как вы помните, по окончании отчета инспектора Тамма я сказал, что образ действий ясен, но воздержался от объяснений. Причина заключалась в том, что тогда я не был уверен, является Вуд убийцей или всего лишь сообщником. Но в его виновности в том или другом качестве я не сомневался, так как, если бы перчатку подложили ему в карман незаметно для него, то есть если бы Вуд был неповинен даже в сообщничестве, ее бы обнаружили при нем во время обыска или же перчатку нашел бы сам Вуд и сообщил об этом полиции. Но так как не произошло ни того ни другого, получается, что Вуд намеренно избавился от перчатки, когда выходил из трамвая вызвать полицейского Морроу. Значит, он виновен независимо от того, выбросил ли он перчатку сам по себе или для кого-то другого.

— Ясно как на картинке, — пробормотал Тамм.

— Это была психологическая проверка логического указания на виновность Вуда, — продолжал Лейн. — Естественно, он не мог предвидеть представившуюся возможность покинуть трамвай и избавиться от перчатки. Должно быть, он взвесил шансы и примирился с тем, что ему не удастся выбросить перчатку и ее найдут при нем во время обыска. Но здесь вступал в действие один из самых изощренных элементов плана убийцы! Ибо даже если бы перчатку нашли у Вуда, а никакой другой перчатки в трамвае не обнаружили, он мог бы чувствовать себя достаточно защищенным от подозрений, так как от кондуктора даже в разгар лета ожидают, что он будет пользоваться перчатками при исполнении своих обязанностей. В качестве кондуктора, весь день принимающего у пассажиров деньги, он обладал психологическим преимуществом, зная, что наличие при нем перчатки будет воспринято как нечто само собой разумеющееся. Эта линия подтверждающих умозаключений также убедила меня, что моя первоначальная идея насчет перчатки была абсолютно верной.

Поскольку Вуд не мог предвидеть, что сумеет избавиться от защитного покрытия руки, он должен был использовать в его качестве самый ординарный предмет вроде перчатки. Носовой платок был бы пропитан ядом.

Еще один пункт. Вуд не мог планировать свое преступление в расчете на дождливую погоду, которая вынудит его закрыть окна и двери трамвая. Скорее, он надеялся на солнечную погоду, когда мог бы избавиться от перчатки, выбросив ее в открытое окно или дверь — полиция бы решила, что перчатку мог выбросить любой из пассажиров. К тому же в хорошую погоду пассажиров больше, они бы часто входили и выходили из трамвая, поэтому полиции пришлось бы допустить возможность, что убийца скрылся. Учитывая все эти преимущества, стал бы Вуд выбирать дождливый день для убийства Лонгстрита? Некоторое время это меня озадачивало, но, подумав, я понял, что именно тот вечер, дождливый или нет, предоставлял убийце почти уникальную возможность — а именно то, что Лонгстрита сопровождала большая группа друзей, все из которых должны были попасть под подозрение. Вероятно, это обстоятельство помешало ему предвидеть сложности, обусловленные скверной погодой.

В качестве кондуктора Вуд, разумеется, обладал двумя преимуществами, которые отсутствовали бы у обычного убийцы. Во-первых, как всем известно, куртка кондуктора содержит карманы с кожаной подкладкой, в которых хранится мелочь, и в один из которых можно было безопасно поместить оружие вплоть до времени его использования. Очевидно, Вуд неделями таскал в кармане пробку с отравленными иголками. Во-вторых, будучи кондуктором, он мог быть уверен в возможности подбросить орудие в карман жертвы, так как каждый входящий в трамвай того типа, который ходит по Сорок второй улице, проходит мимо кондуктора. Толпа на задней площадке в час пик делала это обстоятельство еще более благоприятным. Еще два дополнительных психологических подтверждения виновности Вуда…

— Просто сверхъестественно, мистер Лейн! — воскликнул Бруно. — Признание Стоупса полностью совпадает с вашими выводами, а я знаю, что вы не разговаривали с ним. В частности, Стоупс говорит, что сам смастерил пробку с иглами и обзавелся ядом тем способом, который доктор Шиллинг предположил в рапорте о вскрытии — купил инсектицид, имеющийся в открытой продаже, и выпаривал его, пока не превратил в клейкую массу с высоким процентом чистого никотина, в которую он окунул иголки. Стоупс подбросил свое оружие в карман Лонгстрита, когда тот задержался на задней площадке, чтобы оплатить проезд своей компании и получить сдачу. Он действительно собирался убить Лонгстрита в погожий вечер, но, увидев его со спутниками, не смог противостоять искушению вовлечь в дело в качестве подозреваемых друзей и врагов Лонгстрита, несмотря на дождь.

— Триумф духа над материей, как говорят профессора, — вставил Тамм.

Лейн улыбнулся:

— Изысканный комплимент со стороны столь материалистической личности, инспектор… Но продолжим. Итак, к концу вашей истории я был убежден в участии Вуда в преступлении, но был ли он убийцей, сообщником или всего лишь орудием какого-то неизвестного лица, я не знал до прибытия анонимного письма.

К сожалению, никому из нас не было известно, что автор этого письма Вуд, а когда, благодаря сравнению почерков, это стало очевидным, было слишком поздно предотвратить вторую трагедию. Вначале письмо выглядело сообщением невиновного свидетеля, который случайно завладел важной и опасной информацией, намереваясь с риском для жизни передать ее полиции. Но когда выяснилось, что письмо написал Вуд, который, как я знал, отнюдь не был случайным свидетелем, письмо могло являться лишь одной из двух альтернатив. Первая — что, будучи убийцей, он направлял полицию по ложному следу, указывающему на невиновного, и вторая — что, будучи сообщником, Вуд пытался выдать настоящего убийцу или же, по приказу убийцы, намеревался оклеветать невиновного человека.

Но потом произошло неожиданное. Убит был сам Вуд. — Лейн соединил кончики пальцев и снова закрыл глаза. — В свете этого мне пришлось заново проанализировать две интерпретации письма. Самой насущной проблемой была следующая: если Вуд — убийца Лонгстрита (а не сообщник), кто и почему убил его на «Мохоке»? Проблема привела к интересным размышлениям. Я сразу же увидел, что существуют три возможности. Первая — что у Вуда был сообщник, который убил его, опасаясь, что Вуд свалит на него убийство Лонгстрита или обвинит, что он подстрекал его к преступлению. Вторая — что Вуд действовал в одиночку, не имея сообщника, намеревался оклеветать невинного человека, и был им убит. И третья — что Вуд был убит неизвестным лицом по причинам, не связанным с убийством Лонгстрита.

Я тщательно проанализировал каждую возможность. Первая выглядела неправдоподобной. Если бы сообщник опасался, что Вуд свалит на него убийство или разоблачит как подстрекателя, ему было бы выгоднее, чтобы Вуд оставался живым, так как при этом варианте убийцей являлся Вуд. В случае клеветы сообщник мог бы заявить о виновности Вуда, в то время как, убив его, он сам становился убийцей, помимо соучастия в первом преступлении, и терял все шансы на оправдание.

Вторая возможность столь же неправдоподобна. Невиновный едва ли мог знать заранее о намерении Вуда оклеветать его, а если бы даже знал об этом, то, безусловно, не совершил бы убийство, защищая себя от ложного обвинения в убийстве.

Третья возможность — что Вуда убил неизвестный по неизвестным причинам — казалась слишком отдаленной, поскольку предполагала невероятное совпадение: сочетание не связанных друг с другом мотивов.

И тут произошла странная вещь, джентльмены. — Лейн посмотрел на огонь и опять закрыл глаза. — Логический анализ приводил меня к выводу, что интерпретация неверна, что Вуд не убивал Лонгстрита. Все три возможности, рассмотренные мною, казались неудовлетворительными.

Тогда я исследовал вторую возможную интерпретацию — что Вуд был сообщником убийцы и своим письмом собирался выдать подлинного убийцу. Эта теория делала последующее убийство Вуда вполне объяснимым. Настоящий убийца узнал о намерениях Вуда и убил его с целью помешать ему говорить.

Но я еще не выбрался из зарослей. Фактически, я все сильнее увязал в трясине умозаключений. Если эта гипотеза верна, возникал вопрос: почему Вуд, соучастник в убийстве Лонгстрита, обратился в полицию? Он не мог рассчитывать, разоблачив убийцу, скрыть собственную роль в преступлении — либо ему пришлось бы рассказать о ней самому, отвечая на вопросы полиции, либо об этом поведал бы убийца. Тогда почему же, несмотря на риск, Вуд решил открыть личность убийцы? Единственный ответ — правдоподобный, но не слишком убедительный — заключался в том, что, сожалея о своем соучастии или опасаясь его последствий, он решил таким образом искупить свою вину или защитить себя.

При таком варианте не возникало дальнейших вопросов и альтернатив. Учитывая письмо Вуда полиции и его связь с убийством Лонгстрита, напрашивался ответ, что настоящий убийца расправился с ним, чтобы помешать Вуду выдать себя.

Лейн вздохнул и вытянул ноги поближе к огню.

— В любом случае мой дальнейший образ действий был ясен и даже неизбежен. Я должен был изучить жизнь и прошлое Вуда с целью найти указатель к личности того, чьим сообщником он являлся и кто, следовательно, был настоящим убийцей.

Это расследование обеспечило мне поворотный пункт в моей проблеме. Будучи сначала бесплодным, оно почти случайно открыло передо мной новое поле деятельности, удивив меня… Но позвольте изложить все по порядку.

Как вы помните, инспектор, я совершил непростительную вольность, выдав себя за вас, когда отправился в меблированные комнаты в Уихокене, где проживал Вуд. Мои цели не были макиавеллиевскими[66] — просто, пользуясь вашей личностью и властью, я мог задавать вопросы, не давая объяснений. Я точно не знал, где и что искать. В комнате все было в полном порядке — сигары, чернила, бумага, банковская книжка. Это был коронный штрих Вуда, джентльмены! Он намеренно оставил банковскую книжку и потерял значительную для него сумму денег только для того, чтобы придать колорит создаваемой им иллюзии. Я отправился в банк — деньги были на месте. Вклады делались регулярно и не вызывали подозрений. Я расспросил торговцев по соседству, надеясь узнать хоть что-нибудь о какой-то тайной связи в жизни Вуда, но не обнаружил ровным счетом ничего. Тогда я посетил принимающих поблизости врачей и дантистов. Результаты меня заинтересовали. Похоже, Вуд никогда не обращался к врачам. Но фармацевт указал, что он мог это делать в Нью-Йорке, и я выбросил из головы мимолетное подозрение.

Когда я побывал у менеджера по кадрам в трамвайной компании, идя по следу сам не знаю чего, я столкнулся с невероятным и в то же время необычайно интригующим фактом. Как вы помните, рапорт о вскрытии трупа человека, убитого на «Мохоке» и идентифицированного как Вуд, включал упоминание о шраме от операции аппендицита двухлетней давности. Но когда я изучал досье Вуда в компании, то обнаружил, что в течение пяти лет до своей гибели Вуд трудился каждый рабочий день, даже ни разу не беря отпуск!

Голос Лейна дрогнул от возбуждения. Бруно и Тамм склонились вперед, загипнотизированные выражением лица актера.

— Но каким образом Вуд мог за два года до смерти перенести операцию аппендицита и при этом исполнять обязанности кондуктора каждый день в течение пяти лет? Операция аппендицита, как всем известно, требует минимум десятидневного пребывания в больнице. Большинство перенесших ее отсутствует на работе от двух до шести недель.

Ответ был столь же бескомпромиссным, как честолюбие леди Макбет, — это несоответствие неопровержимо доказывало, что найденное в реке тело со шрамом от операции аппендицита двухгодичной давности, идентифицированное как тело Вуда, в действительности не являлось таковым. Но это означало, что Вуда никто не убивал, что была предпринята попытка убедить всех в его убийстве — иными словами, что Вуд еще жив!

В последующей паузе Тамм громко вздохнул, а Лейн довольно улыбнулся, прежде чем продолжить: — Все элементы второго убийства тут же выстроились по порядку. Неопровержимый факт, что Вуд еще жив, указывал, что письмо, которое он написал собственным почерком, было уловкой с целью подготовить полицию к мнимому убийству Вуда, что он с самого начала не намеревался никого разоблачать как убийцу Лонгстрита, что полиция, обнаружив Вуда убитым после его обещания назвать имя преступника, могла лишь прийти к выводу, что убийца расправился с Вудом с целью заткнуть ему рот навсегда, что Вуд таким образом, стирал себя с лица земли, становясь невинной жертвой все еще неведомого убийцы. Следовательно, письмо и обманный трюк с трупом в воде были ловким способом полностью сбить полицию со следа настоящего преступника — самого Вуда.

Этот важный вывод открывал множество других каналов для размышлений. Вуд был вынужден сойти со сцены, так как после третьего преступления его могли вызвать свидетелем в качестве проводника Эдуарда Томпсона и одновременно свидетелем по делу о первом убийстве в качестве кондуктора Чарлза Вуда — а как бы он смог пребывать в двух лицах в одно и то же время и в одном и том же месте? К тому же план Вуда буквально убивал двух птиц одним камнем: он не только убивал себя как Чарлза Вуда, но и убивал неизвестного человека, чье тело было найдено r реке в одежде Вуда.

Тело, приписываемое Вуду, обладало причудливым шрамом на ноге и рыжими волосами — черты лица были настолько изуродованы, что стали бесполезными для идентификации. Мы знаем, что у Вуда были рыжие волосы, а вагоновожатый Гиннес подтвердил, что у него имелся идентичный шрам на ноге. Однако найденное тело не принадлежало Вуду. Рыжие волосы могли быть совпадением, но шрам — едва ли. Значит, шрам Вуда был фальшивым в течение минимум пяти лет — периода его службы в трамвайной компании, — так как он показал шрам Гиннесу сразу же после начала работы в трамвае. В таком случае он стремился обзавестись внешним сходством с человеком, которого впоследствии убили на «Мохоке», по крайней мере, с помощью волос и шрама, дабы не возникало сомнений, что найдено тело Вуда. Выходит, план преступления на пароме существовал уже пять лет назад. Но так как это преступление стало результатом убийства Лонгстрита, то и убийство Лонгстрита было спланировано пять лет назад, а может быть, еще раньше.

И еще один вывод: если Вуд сел на паром и не был убит, как предполагалось, то, очевидно, он сошел с «Мохока» замаскированным. Он мог быть одним из тех, кто ускользнул с парома, прежде чем Тамм отдал распоряжение никого не выпускать, или…

— Фактически, — прервал Бруно, — ваша цепочка предположений абсолютно верна. Стоупс говорит, что он был одним из пассажиров, которых задержали на борту — Генри Никсоном, коммивояжером.

— Значит, Никсон? — пробормотал Друри Лейн. — Умно, ничего не скажешь. Этому человеку следовало стать актером — у него инстинктивный дар перевоплощения. До сих пор я не знал, остался Вуд на пароме после убийства или нет. Но теперь, когда вы сообщили мне, что он выдал себя за коммивояжера Никсона, все факты отлично сочетаются друг с другом. В качестве коммивояжера Никсона он вынес с парома дешевый саквояж, который принес на паром в качестве кондуктора Вуда. Он нуждался в саквояже для переноски атрибутов перевоплощения в коммивояжера: тупого орудия, которым ударил жертву, груза, чтобы утопить одежду жертвы в реке… В случае поверхностного расследования отсутствие постоянного адреса и частые длительные отлучки сочли бы соответствующими профессии коммивояжера. Более того, сохранив саквояж, заблаговременно набитый безделушками, — он уже облачился в одежду коммивояжера, выбросив одежду жертвы вместе с грузом и тупым орудием, — Вуд играл свою роль естественно и убедительно. Он даже обзавелся бланками заказов с отпечатанными на них вымышленными именем и адресом, по которому иногда останавливался в прошлом. Его перевоплощение в Никсона также объясняет покупку нового саквояжа, так как он не мог сойти с парома в роли коммивояжера со старым саквояжем, в котором могли опознать принадлежавший Вуду. Чтобы сделать обман безупречным, он сломал ручку старого саквояжа. Короче говоря, Вуд тщательно подготовился к тому, что ему не удастся покинуть паром, прежде чем полиция всех задержит, — он не мог рассчитывать, что сумеет ускользнуть, прежде чем поднимется суета.

— Будь я проклят, мистер Лейн, — пробормотал Тамм, — если когда-нибудь слышал о чем-то подобном. Скажу вам правду — сначала я считал вас старым хвастуном, который морочит нам голову. Но это… Господи, это просто не в человеческих силах!

Бруно облизнул тонкие губы:

— Я склонен согласиться с вами, Тамм, потому что, даже зная всю историю, не могу понять, как мистер Лейн разобрался в третьем убийстве.

Лейн, смеясь, поднял руку:

— Пожалуйста, джентльмены, не смущайте меня. Что касается третьего убийства, то я еще не покончил со вторым. Я снова задал себе вопрос: является ли Вуд убийцей или всего лишь сообщником? До того, как я открыл, что труп с парома не принадлежит Вуду, все указывало на последнее. Теперь же маятник качнулся в сторону первого предположения. Имелись три определенные причины в поддержку теории, что Лонгстрита убил Вуд.

Первая: Вуд уже пять лет назад обзавелся определенными внешними признаками неизвестной жертвы с целью подготовки ее убийства — это поступок убийцы, а не сообщника.

Вторая: отправка предупреждающего письма и обман с личностью жертвы, приведший к исчезновению Вуда со сцены, указывали на план убийцы, а не его покорного орудия.

И третья: все события, обстоятельства и обманы явно были спланированы с целью обеспечить безопасность Вуда, безусловно являясь преднамеренными действиями центральной, а не вспомогательной фигуры.

В любом случае ситуация после второго убийства была такова: Вуд, убийца Лонгстрита и неизвестного человека, попытался исчезнуть со сцены, выдав себя за жертву и оставаясь в живых, сознательно наведя подозрения в своем убийстве на де Витта.

Друри Лейн поднялся и дернул шнур звонка у каминной полки. Фальстаф материализовался в комнате и получил приказ приготовить очередную порцию горячего кофе. Актер снова сел.

— Следующим вопросом было, почему Вуд оклеветал де Витта с помощью сигары после того, как заманил его на паром, ибо не оставляло сомнений, что де Витт оказался на «Мохоке» благодаря уловке Вуда. Либо потому, что сильный мотив де Витта против Лонгстрита делал его наиболее естественным подозреваемым в глазах полиции, либо — и это важно! — потому, что мотив Вуда против Лонгстрита был также приложим и к де Витту.

Если бы подтасовка оказалась успешной и де Витта арестовали и судили, но оправдали, следовало ожидать, что убийца попытается осуществить первоначальный план, непосредственно атаковав де Витта. — Лейн взял чашку кофе из пухлой руки Фальстафа. — Вот почему я позволил, чтобы де Витта судили, хотя не сомневался в его невиновности. Покуда де Витту грозила казнь по закону, он был в безопасности от атак Вуда. Конечно, вас озадачивала моя странная позиция — она действительно была парадоксальной, ибо, подвергая де Витта одной опасности, я отодвигал от него другую и более грозную. В то же время я дал себе возможность перевести дух — обеспечил период спокойствия, во время которого мог привести в порядок свои мысли и, возможно, найти доказательство, которое привело бы к разоблачению убийцы. Не забывайте, что я не имел ни малейшего понятия о том, какой облик принял Вуд… Судебный процесс предоставлял и другое преимущество — я надеялся, что серьезность положения вынудит де Витта открыть факты, которые он утаивал, несомненно связанные с человеком, именовавшим себя Вудом, и таящимися в прошлом мотивами его действий.

Но когда дело против де Витта приняло угрожающий оборот, мне пришлось вмешаться и выдвинуть аргумент, касающийся раненого пальца де Витта, хотя к тому времени я не продвинулся дальше в своих выводах. Хочу указать, что, даже если бы я не располагал фактами, связанными с раной де Витта, я не позволил бы осудить его и открыл бы все, что к тому времени узнал.

После оправдания опасность, грозящая де Витту, стала первоочередной заботой. — Лицо Лейна омрачилось. — С тех пор я много раз пытался убедить себя, что не виноват в его гибели. Очевидно, я принял не все меры предосторожности. Я охотно согласился сопровождать его в Уэст-Инглвуд и даже остаться там на ночь, будучи не в силах предвидеть, насколько меня могут одурачить. К тому же я не ожидал, что Вуд атакует де Витта первой же ночью после его оправдания. Не зная ни новой личины, ни местопребывания Вуда, я считал, что ему понадобятся недели или месяцы, прежде чем он найдет возможность убить де Витта. Но Вуд нашел такую возможность в первую же ночь и воспользовался ею. В этом он перехитрил меня. Когда Коллинз приблизился к де Витту, я не почуял ничего дурного, так как знал, что Коллинз — это не Вуд. Тем не менее, я не могу претендовать на лавры победителя в этом деле. Я не был достаточно проницателен и не учел всех возможностей убийцы. Боюсь, в области охоты на людей я все еще любитель. Если мне когда-нибудь представится шанс расследовать еще одно… — Он вздохнул и продолжил: — Другой причиной моего согласия на приглашение Витта той ночью было его обещание сообщить мне следующим утром важную информацию. Тогда я подозревал — а теперь уверен, — что он собирался поведать подлинную историю своего прошлого, которую рассказал вам Стоупс и которую я все равно узнал, идя по следу южноамериканского гостя де Витта, — держу пари, инспектор, вы о нем ни разу не слышали! Этот след, в свою очередь, привел меня к уругвайскому консулу Ахосу…

Бруно и Тамм изумленно уставились на него.

— Южноамериканский гость? Уругвайский консул? — пробормотал Тамм. — Я действительно не слышал о них!

— Давайте не будем обсуждать это сейчас, инспектор, — сказал Лейн. — Важным результатом моего открытия, что Вуд все еще жив и скрывается под иной личиной, было то, что Вуд перестал выглядеть в моих глазах простым сообщником, превратившись в изобретательного убийцу, много лет планировавшего дерзкие и почти безукоризненные преступления. С другой стороны, я не имел понятия, где его искать. Кондуктор Чарлз Вуд исчез с лица земли, а в кого он перевоплотился, можно было только догадываться. Но я был уверен, что он появится вновь, и ждал этого момента. Это приводит нас к третьему убийству.

Лейн отхлебнул кофе.

— Быстрота убийства де Витта в сочетании с некоторыми другими элементами четко указывала на то, что это преступление также было тщательно спланировано — возможно, одновременно с двумя первыми.

Моя разгадка убийства де Витта почти целиком зависела от того факта, что он купил новую билетную книжку в присутствии Эйхерна, Брукса и меня, пока мы ждали поезда на вокзале. Если бы де Витт так не поступил, трудно сказать, завершилось бы дело удовлетворительной denouement.[67] Ибо, несмотря на мое знание личности убийцы Лонгстрита, я бы никогда не узнал, в каком облике Стоупс совершил убийство де Витта.

Важнейшим пунктом было местоположение билетной книжки. На станции де Витт поместил ее в верхний левый карман жилета вместе с одиночными билетами, которые он купил для других членов группы. Выходя позже с Коллинзом в задний вагон, де Витт достал из этого кармана одиночные билеты и передал их Эйхерну — при этом я видел, что новую билетную книжку он не доставал. Но когда наш инспектор обыскал труп де Витта, я с удивлением заметил, что новая книжка переместилась во внутренний нагрудный карман пиджака! — Лейн печально усмехнулся. — Де Витт был убит выстрелом в сердце. Пуля прошла через левую сторону пиджака, левый верхний карман жилета, рубашку и нижнее белье. Напрашивался элементарный вывод: во время выстрела книжка не была в верхнем левом жилетном кармане — в противном случае в ней бы имелось пулевое отверстие, однако мы нашли ее целой и невредимой. Я сразу же задал себе вопрос: как объяснить тот факт, что билетная книжка переместилась из одного кармана в другой перед тем, как де Витта застрелили?

Вспомните состояние тела. Левая рука де Витта образовывала какой-то знак, благодаря тому что средний палец был скрещен с указательным. Поскольку доктор Шиллинг заявил, что де Витт умер мгновенно, скрещенные пальцы приводили к трем важным выводам. Во-первых, что де Витт изобразил этот знак до того, как в него стреляли, — никаких предсмертных судорог не было. Во-вторых, так как он был правша, а знак сделан левой рукой, правая, очевидно, была занята в этот момент чем-то другим. В-третьих, поскольку этот знак требовал сознательного физического усилия, он был изображен с определенной целью, каким-то образом связанной с убийством.

Давайте подумаем над третьим выводом. Если де Витт был суеверным человеком, скрещенные пальцы могли символизировать знак защиты от дурного глаза и указывать на понимание того, что его собираются убить, вызвавшее инстинктивный суеверный жест, отгоняющий зло. Однако известно, что де Витт не был суеверен ни в малейшей степени. Следовательно, знак изображен намеренно, относился не к нему самому, а к его убийце. Несомненно, это явилось результатом разговора, который вели де Витт, Брукс, Эйхерн и я за несколько минут до того, как де Витт ушел вместе с Коллинзом. Разговор вращался вокруг последних мыслей умирающих, и я рассказал историю об убитом, оставившем перед смертью ключ к личности своего убийцы. Я чувствовал уверенность, что бедняга де Витт ухватился за свежее воспоминание и оставил такой же ключ для меня.

Бруно выглядел торжествующим.

— Мы с Бруно именно так и думали! — возбужденно воскликнул Тамм. Потом его лицо вытянулось. — Но в таком случае как это относится к Вуду? Он был суеверным?

— Инспектор, знак де Витта не указывал на Вуда или Стоупса в смысле суеверий, — ответил Лейн. — Должен признаться, я никогда не разделял подобной интерпретации знака. Она выглядела чересчур фантастично. В то время я не знал, что именно он означал. Фактически мне потребовалось раскрыть дело полностью, прежде чем я сумел обнаружить связь между убийцей и знаком де Витта, — связь, которая, как я вынужден признать со стыдом, бросалась в глаза с самого начала…

В любом случае единственным разумным объяснением скрещенных пальцев было то, что они каким-то образом указывают на личность убийцы. Следовательно, де Витт знал о нем достаточно, чтобы оставить символ, касающийся его лично.

В этой связи возникал еще более неоспоримый вывод. Что бы ни означал знак, использование левой руки указывало на то, что правая, как я только что отметил, была чем-то занята непосредственно перед убийством. Чем же она могла быть занята? Признаки борьбы отсутствовали — к тому же, если бы де Витт отбивался от убийцы правой рукой, он едва ли стал бы одновременно изображать левой знак, требующий определенных физических усилий. Я спросил себя: не указывало ли что-то на теле де Витта на более убедительное объяснение использования правой руки? И я снова вспомнил о билетной книжке, перемещенной из одного кармана в другой.

Я быстро перебрал в уме различные возможности. Например, де Витт мог за некоторое время до убийства сам переложить книжку во внутренний карман пиджака — в таком случае это было не связано с преступлением. Но тогда оставалось необъясненным использование правой руки в период убийства. Однако, если книжку перекладывали во время убийства, это сразу объясняло, чем была занята правая рука и почему левой воспользовались для знака, который при обычных обстоятельствах был бы изображен правой. Теория выглядела многообещающей, но требовала тщательного изучения того, куда именно она ведет.

Прежде всего возникал вопрос: почему билетная книжка вообще находилась в руке де Витта во время убийства. Существовал лишь один ответ: он собирался ею воспользоваться. Теперь нам известно, что до того времени, как Коллинз расстался с де Виттом, контролер не подходил к ним, чтобы забрать и прокомпостировать их билеты, так как, когда вы арестовали Коллинза в его квартире той же ночью, при нем все еще находился непрокомпостированный билет. Если бы контролер подошел к ним, то забрал бы билет у Коллинза. Значит, когда де Витт вошел в темный вагон, контролер еще не забрал у него билет. Конечно, той ночью в поезде я этого не знал — только после ареста Коллинза стало известно о наличии у него билета. Но, обдумывая свой аргумент, я создал теорию, которая впоследствии подтвердилась.

В свете гипотезы, позднее ставшей фактом, что, когда де Витт вошел в темный вагон, проводник еще не подходил к нему, какое объяснение того, что, согласно моей теории, убитый достал билетную книжку и держал ее в правой руке непосредственно перед гибелью, выглядело наиболее естественно? Самое простое — приход контролера. Но оба контролера заявили, что не приближались к де Витту. Значит, моя теория была неверна? Нет, если один из контролеров солгал, так как был убийцей.

Бруно и Тамм напряженно склонились вперед, завороженные безукоризненным анализом. Полная филигранной логики речь спокойно струилась с губ актера, обогащаясь его гибким выразительным голосом.

— Давала ли эта теория убедительное объяснение всем известным фактам? Да, давала. Во-первых, она объясняла, почему знак был сделан левой рукой. Во-вторых, она объясняла, почему и чем была занята правая рука. В-третьих, она объясняла, почему билет остался непрокомпостированным. Если контролер был убийцей и после убийства де Витта увидел билетную книжку в его руке, он не мог прокомпостировать билет, так как компостер стал бы доказательством, что он, вероятно, последним видел де Витта живым и, следовательно, указывал бы на его виновность или, по крайней мере, активно вовлекал его в расследование, что нежелательно для любого преступника. В-четвертых, теория объясняла, почему книжку нашли во внутреннем нагрудном кармане. Если контролер был убийцей, он, естественно, не мог допустить, чтобы полиция обнаружила книжку в руке де Витта по той же причине, по которой не мог прокомпостировать билет, — ее присутствие там в момент смерти указывало бы на то, чего он стремился избежать: что де Витт видел приближающегося контролера и сразу же после этого был убит. С другой стороны, контролер предпочел бы не забирать книжку, так как время покупки, проштампованное на обложке, предполагало возможность, что кто-то видел, как де Витт покупал ее той же ночью, и заметил бы ее отсутствие, что навело бы полицию на мысль о контролере. Нет, для убийцы было лучше всего держаться в тени, чтобы избежать подозрений.

Как бы поступил контролер, решив не забирать билетную книжку у мертвого де Витта, поскольку этого требовала его безопасность? Разумеется, положил бы ее назад в один из карманов жертвы. В какой же именно? Ну, либо он знал, в каком кармане де Витт обычно хранит билеты, либо заглянул бы в его карманы, надеясь обнаружить какое-то указание. Найдя во внутреннем нагрудном кармане старую просроченную книжку, он, естественно, положил бы туда же и новую. Даже если контролер знал, что де Витт держал новую книжку в жилетном кармане, он не стал бы возвращать ее туда, так как жилетный карман был пробит пулей, и находка неповрежденной книжки в кармане с пулевым отверстием сделала бы очевидным для полиции, что ее положили туда после убийства. Такого вывода контролер опять же хотел избежать.

Пятый пункт является результатом четвертого — теория также объясняла отсутствие в книжке пулевого отверстия. Контролер не мог выстрелить в книжку, ожидая, что вторая пуля попадет точно в то место, куда должна была попасть первая, если бы книжка находилась в кармане во время первого выстрела. К тому же существовал риск, что второй выстрел услышат, а пуля осталась бы в стене или в полу вагона, где ее бы впоследствии обнаружили. Такая процедура была бы слишком замысловатой, требующей времени и, попросту говоря, глупой. Нет, убийца выбрал самый естественный образ действий, который казался самым безопасным.

До сих пор, — продолжал Друри Лейн, — теория выдерживала проверки всех деталей. Были ли подтверждения того, что убийца — контролер на железной дороге? Да, существовало одно превосходное психологическое подтверждение. Контролер в поезде практически невидим — его присутствие воспринимается как само собой разумеющееся, поэтому никто не обращает на него внимания и не запоминает его передвижений. Если передвижения членов компании де Витта могли быть и в некоторых случаях были замечены, контролер мог пройти по поезду и направиться в темный вагон, не оставив об этом никаких воспоминаний. Фактически я сам не заметил его, хотя был настороже. Должно быть, он прошел мимо меня в темный вагон после ухода Коллинза, но я и сейчас этого не помню.

Еще одно подтверждение — исчезновение и последующая находка оружия. Револьвер не нашли в поезде — его обнаружили в реке, над которой поезд проехал минут через пять после убийства. Случайно ли преступник ждал пять минут, чтобы выбросить оружие, так удачно упавшее в одну из попадавшихся на пути рек? Для убийцы было бы безопаснее избавиться от револьвера сразу после преступления. Тем не менее он ждал. Почему?

Теория, что убийца, несмотря на темноту, знал точное местоположение реки — лучшего укрытия для оружия, выброшенного из поезда, — указывала, что он хорошо знаком с местностью. Кто же из находившихся в поезде мог обладать подобными знаниями? Разумеется, кто-то из железнодорожных служащих, каждую ночь ездивших этим маршрутом в одно и то же время. Машинист, кочегар, контролер… Ну конечно контролер! Еще одно подтверждение теории насчет контролера, хотя и чисто психологическое.

Существовало и последнее подтверждение, самое убедительное из всех, которое безошибочно указывало на преступника. Но я подойду к нему вскоре.

После преступления я спрашивал себя, как бы я избавился от револьвера, если бы был контролером-убийцей, таким образом, чтобы свести к минимуму возможность его находки. Очевидные места — железнодорожное полотно или участки рядом с ним — я отбросил сразу же, так как именно там начала бы поиски полиция. Но маршрут предлагал природное укрытие, которое изъяло бы оружие из поля зрения без всяких дополнительных усилий с моей стороны. Река!.. Я изучил карту пути следования поезда, отметил все водоемы в пределах возможного участка избавления от револьвера и в итоге смог найти нужное место.

В голосе Лейна послышались свежие нотки.

— Который же из двух контролеров совершил преступление — Томпсон или Боттомли? Помимо того что эту часть поезда контролировал Томпсон, не было прямых указаний, указывающих на одного или на другого.

Но я ведь уже пришел к выводу, что первые два убийства совершил кондуктор трамвая, а третье — контролер поезда. Возможно ли, чтобы во всех случаях действовал один и тот же человек — Вуд? Вполне возможно. Убийства Лонгстрита, неизвестного на пароме и де Витта, несомненно, совершила одна рука.

Каковы были физические характеристики Вуда? Отбросив рыжие волосы и шрам, первые из которых могли быть фальшивыми, а второй, безусловно, был таковым, я знал, что Вуд — высокий и крепкий мужчина. Старый контролер, Боттомли, был маленьким и хрупким, а Томпсон — высоким и крепким. Следовательно, он и был нашим человеком. Таким образом, я пришел к выводу, что де Витта убил Томпсон, который, как я имел все причины полагать, был Чарлзом Вудом.

Но кем в действительности был Вуд-Томпсон? Очевидно, все три убийства были вдохновлены одним и тем же мотивом, и этот мотив был минимум пятилетней давности, а может быть, значительно старше. Следующий шаг был очевиден — исследовать прошлое де Витта и Лонгстрита с целью обнаружить в нем человека, обладавшего веской причиной желать смерти обоим и годами планировать ее.

Теперь вы знаете, кем был Стоупс, но не забывайте, что тогда я не имел ни малейшего представления об этой давней истории. Со слов дворецкого де Витта, Джоргенса, я знал, что не так давно в доме де Витта гостил визитер из Южной Америки, — вы должны признать, инспектор, что эту ниточку вы упустили… След казался перспективным, и я, произведя потихоньку расспросы в южноамериканских консульствах, в конце концов услышал эту историю от уругвайского консула Хуана Ахоса. Она связывала Лонгстрита и де Витта с двумя другими людьми — Мартином Стоупсом, беглым заключенным, и Уильямом Крокеттом, который оказался третьим партнером де Витта и Лонгстрита. Из них двоих Вудом-Томпсоном мог быть только Стоупс. Его мотив был очевиден — месть — и направлен в равной степени против всех троих. Поэтому я пришел к выводу, что Стоупс был кондуктором и контролером, а Крокетт — человеком, убитым на пароме, которого Стоупс готовился прикончить в течение пяти лет, обзаведясь с этой целью рыжими волосами и шрамом на ноге, чтобы, когда Крокетта найдут мертвым и изуродованным, его приняли за Вуда.

Причина, по которой я затребовал рапорты об исчезнувших лицах задолго до того, как услышал историю Ахоса, и после того, как я понял, что тело не принадлежит Вуду, заключалась в том, что Вуд убил неизвестного нам человека и что в одном из этих рапортов может содержаться ключ к его личности. Однако после разговора с Ахосом я догадался, что неизвестным был Крокетт. Он не мог быть всего лишь орудием в человеческом облике, не связанным с другими преступлениями и использованным только ради своего тела, так как Вуд минимум пять лет готовился к его убийству, демонстрируя рыжие волосы и шрам. Как Стоупс заманил Крокетта на паром, я не знал и не знаю до сих пор. Стоупс объяснил это, мистер Бруно?

— Да, — ответил окружной прокурор. — Стоупс, который никогда не писал Крокетту угрожающих писем, так как не хотел, чтобы Крокетт знал его почерк, написал ему, представившись уволенным бухгалтером фирмы «Де Витт и Лонгстрит», сообщая, что Крокетта обманным путем лишили большей части принадлежащей ему по праву трети доли доходов фирмы, несмотря на солидные чеки, которые оба партнера присылали ему дважды в год. Когда они втроем вернулись в Штаты, Крокетт настоял на своей равной доле в успехах, которых добьются двое остальных. Опасаясь, что безответственный и бесшабашный Крокетт разболтает об уругвайской авантюре, Лонгстрит и де Витт согласились, чтобы он инвестировал третью часть капитала, необходимого для раскручивания бизнеса, и обещали выплачивать ему треть своих прибылей. Думаю, только настойчивость де Витта мешала Лонгстриту все эти годы отказаться от обещания. Как бы то ни было, в письме говорилось, что автор — бухгалтер — располагает доказательством мошенничества и готов продать его Крокетту, если тот приедет в Нью-Йорк. Он намекнул на грозящую Крокетту опасность, очевидно чтобы заставить его поверить, будто два партнера собираются разоблачить его как преступника, совершившего убийство в Уругвае. Стоупс просил Крокетта по прибытии в Нью-Йорк следить за колонками личных сообщений в «Таймс». Крокетт попался на удочку, приехал в Нью-Йорк, сердитый и испуганный одновременно, и прочитал в «Таймс» инструкции: потихоньку выписаться из отеля и встретиться с автором письма на северной стороне верхней палубы парома, отплывающего в Уихокен в 22.40, стараясь никому не попадаться на глаза. Там и произошло убийство.

— Хитрый дьявол рассказал нам, как он одурачил де Витта, — вмешался инспектор Тамм. — Стоупс позвонил де Витту в ту среду утром, назвался Крокеттом и велел де Витту вечером быть на нижней палубе парома в 22.40 под предлогом срочного дела, сопроводив требование угрозами и предупредив, чтобы де Витт держался незаметно. Дав одинаковые указания на этот счет де Витту и Крокетту, Стоупс старался свести к минимуму возможность их встречи.

— Это объясняет, — пробормотал Лейн, — почему де Витт отказывался сообщить нам, с кем собирался встретиться. Он молчал о Крокетте из страха, что тот в панике раскроет все грязные подробности уругвайской истории, и Стоупс знал, что де Витт будет молчать.

Фактически, — задумчиво продолжал актер, — меня постоянно удивляли дерзость и изобретательность Стоупса. Ведь это не были crimes passionels,[68] импульсивные и чисто эмоциональные — они были хладнокровными, расчетливыми и взлелеянными годами страданий. В этом человеке есть семена величия. Вспомните, что ему пришлось сделать во время второго преступления. Он должен был встретить Крокетта на верхней палубе в облике Вуда, оглушить тупым орудием из саквояжа, надеть свою одежду на Крокетта, а самому облачиться в одежду Никсона, также лежащую в саквояже, бросить за борт старую одежду Крокетта, прикрепив к ней груз из того же саквояжа, подождать, пока «Мохок» подойдет к уихокенскому причалу, и столкнуть с палубы тело Крокетта, чтобы его раздавило о сваи, затем незаметно спуститься на нижнюю палубу уже в роли Никсона и присоединиться к выкрикам: «Человек за бортом!» Это была работа смелого и толкового человека! Конечно, рискованный трюк с переодеванием упрощало то, что Стоупс проделал четыре поездки через реку, вероятно использовав первые три, чтобы оглушить Крокетта, переодеться, избавиться от старой одежды Крокетта и так далее, то, что на этом пароме пассажиры редко поднимаются на верхнюю палубу из-за краткости рейса, а также то, что ему некуда было торопиться, так как в случае надобности он мог совершить и восемь поездок, а полиция все равно ждала бы в Уихокене. Лейн слегка коснулся горла. — Очевидно, я изрядно растренировался — было время, когда я мог часами упражняться в ораторском искусстве без всяких последствий… Продолжим. — Он кратко рассказал о находке в Уэст-Инглвуде в ночь убийства де Витта одного из угрожающих писем, которые Стоупс отправил де Витту несколькими месяцами ранее, и передал письмо гостям для обследования. — Конечно, — добавил он, — я раскрыл дело до того, как нашел письмо, так как уже знал, что Вуд и Томпсон — одно и то же лицо. Но письмо было важно с юридической точки зрения. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы убедиться в идентичности почерка Стоупса почерку Вуда, который я помнил по тексту и подписи на удостоверении кондуктора трамвая. Повторяю, совпадение почерков не являлось необходимым для дедуктивного вывода — оно служило всего лишь юридическим доказательством.

Но теперь я столкнулся с важным для обвинения аспектом моего решения. Знать, что Вуд, Стоупс и Томпсон одно и то же лицо, было одно, но доказать это — совсем другое. Поэтому я попросил Хуана Ахоса затребовать у уругвайских властей фотографию отпечатков пальцев Стоупса. Когда арестовали Томпсона, первое, о чем я попросил вас, инспектор, — это взять у него отпечатки. Вы сделали это, и они в точности совпали с фотографическими отпечатками Стоупса. Таким образом, благодаря идентичности отпечатков, я получил юридическое доказательство, что Томпсон — это Стоупс, а благодаря идентичности почерков, что Вуд — это Стоупс. В результате элементарного алгебраического действия получается, что Томпсон — это также Вуд. Дело было завершено.

Он продолжал с новой энергией:

— Конечно, остались оборванные нити. Как Стоупсу удалось создать и поддерживать свои обличья таким образом, чтобы физически держать их порознь? Признаюсь, это все еще ставит меня в тупик.

— Стоупс объяснил нам, — сказал окружной прокурор. — Это оказалось не так трудно, как кажется. В качестве Вуда он работал с 14.30 до 22.30, а в качестве Томпсона — с полуночи до 1.40 на кратком железнодорожном рейсе. Как Вуд он жил в Уихокене, где было удобно переодеваться и гримироваться перед работой на поезде, а как Томпсон — в Уэст-Хэверстро, последней остановке на маршруте поезда, где проводил остаток ночи, а утренним поездом возвращался в свое уихокенское жилище уже как Вуд. Личиной Никсона Стоупс пользовался редко. Что касается ночи убийства на пароме, то Стоупс выбрал ее потому, что она была выходной у Томпсона. Как видите, все просто… Маскировка тоже не составляла особого труда. Как вам известно, Стоупс лысый. Как Вуд он носил рыжий парик, а как Томпсон оставался в «натуральном виде». Для преображения в Никсона у него было больше времени, и он мог делать что хочет. Как я говорил, это бывало редко.

— А Стоупс объяснил, — с любопытством спросил Лейн, — как он умудрился обзавестись сигарой, которую подложил в карман на теле Крокетта, чтобы обвинить де Витта?

— Этот тип объяснил все, — проворчал Тамм. — Кроме того, как вы раскрыли эти чертовы преступления, чему я до сих пор с трудом могу поверить. Он сказал, что незадолго до убийства Лонгстрита де Витт угостил его в качестве проводника Томпсона сигарой. Богачи часто так делают и напрочь об этом забывают — что значит для них сигара за один доллар? Стоупс сохранил ее.

— Конечно, — добавил Бруно, — Стоупс многое знать не мог. Например, причину постоянных ссор Лонгстрита с де Виттом.

— Думаю, объяснение достаточно простое, — сказал Лейн. — Де Витт был неплохим человеком, но в броне его морали было одно слабое место. В молодости он находился под влиянием Лонгстрита и, вероятно, сожалел о своем участии в заговоре против Стоупса. Мне кажется, де Витт упорно пытался порвать как деловые, так и личные отношения с Лонгстритом, но тот, по какой-то причуде садистской психологии и потому, что де Витт служил надежным источником дополнительного дохода, отказывался, держал давний заговор над головой де Витта, как дамоклов меч. Меня бы не удивило, если бы Лонгстрит угрожал рассказать обо всем Жанне де Витт, в которой отец души не чаял. В любом случае это объясняет их ссоры, готовность де Витта финансировать беспутства Лонгстрита и терпеливое отношение к неприкрытым оскорблениям со стороны партнера.

— Похоже на правду, — согласился Бруно.

— Что касается Крокетта, — продолжал Лейн, — нюансы плана Стоупса очевидны. Поскольку Крокетт убил жену Стоупса, тот припас для него самую ужасную из трех смертей. Хотя изуродовать лицо Крокетта было необходимо для Стоупса, чтобы выдать его труп за труп Вуда, то есть за свой собственный.

— Помните, — задумчиво промолвил Тамм, — когда фото прибыло в «Гамлет», мистер Лейн, я впервые услышал имя Мартина Стоупса и спросил у вас, кто это. Вы сказали, что Мартин Стоупс ответствен за смерть Лонгстрита, Вуда и де Витта. Не ввели ли вы меня в заблуждение, включив в перечень Вуда? Как мог Стоупс убить Вуда, когда он сам был им?

Лейн усмехнулся:

— Мой дорогой инспектор, я не говорил, что Стоупс убил Вуда. Я сказал, что он ответствен за исчезновение Вуда с лица земли, что было истинной правдой. Убив Крокетта и облачив его в одежду Вуда, он навсегда избавил себя и мир от личности Вуда.

Трое мужчин сидели молча, погруженные в раздумья. Огонь разгорался ярче, и Лейн закрыл глаза. Бруно вздрогнул, когда Тамм громко хлопнул ручищей по бедру. Склонившись вперед, инспектор коснулся плеча Лейна, который открыл глаза.

— Я знал, что вы что-то упустили, сэр! — воскликнул Тамм. — Есть одна вещь, которую я до сих пор не понимаю, и вы ее не объяснили. Этот фокус-покус с пальцами де Витта. Вы сказали, что никогда не верили, будто скрещенные пальцы связаны с суеверием. Так что же они означали?

— Небрежность с моей стороны, инспектор, — отозвался Лейн. — Рад, что вы напомнили мне о ней. Во многих отношениях это самый странный элемент всего дела. — Чеканный профиль актера стал значительнее, а голос громче. — Пока я не пришел к выводу, что де Витта убил Томпсон, я никак не мог объяснить причину странного положения пальцев. В одном я был уверен: что де Витт, вспомнив мою историю о последней минуте жизни, намеренно оставил этот знак в качестве ключа к личности его убийцы. Следовательно, знак должен был иметь какое-то отношение к Томпсону, иначе вся моя маленькая логическая структура обрушилась бы. И лишь поняв истинный смысл этого знака, я начал готовиться к аресту Томпсона.

Он быстро и без видимых усилий поднялся с кресла. Двое мужчин следовали за ним взглядом.

— Но прежде чем объяснить, я хотел бы знать, рассказал ли Стоупс, что произошло между ним и де Виттом, прежде чем он выстрелил в него.

— Ну, — отозвался Бруно, — в его признании этот момент обрисован достаточно ясно. С того момента, как компания де Витта вошла в вагон, Стоупс искал возможности остаться с де Виттом наедине. В случае надобности он целый год ждал бы ситуации, в которой мог бы незаметно прикончить де Витта. Но, увидев, что Коллинз и де Витт идут к темному вагону, а потом, через дверь вагона впереди, что Коллинз сходит с поезда, он понял, что возможность представилась. Пройдя через вагон, в котором находились вы, он разглядел де Витта, сидящего в темном вагоне там, где мы его обнаружили, и направился к нему. Де Витт поднял голову, увидел контролера и инстинктивно достал новую билетную книжку, но от возбуждения Томпсон не заметил, из какого кармана. Сознавая, что наступила долгожданная минута мести, он выхватил револьвер, назвал испуганному де Витту свое настоящее имя — Мартин Стоупс — и сообщил, что собирается с ним сделать… По словам Стоупса, де Витт уставился как завороженный на никелированный компостер, свисавший на кожаном шнурке с его запястья. Он сидел неподвижно, бледный как смерть и не говорил ни слова (должно быть, в этот момент де Витт придумал свой знак и скрестил пальцы). Охваченный яростью, Томпсон выстрелил, но приступ гнева быстро миновал, и он осознал, что де Витт все еще держит в правой руке непрокомпостированную билетную книжку. Томпсон сразу решил, что не может забрать ее, но не хотел оставлять книжку в руке де Витта, поэтому обыскал его карманы и положил новую книжку в нагрудный карман, где лежала старая. Стоупс утверждает, что не обратил внимания на скрещенные пальцы де Витта. Когда позже этот факт обнаружили, он был очень удивлен и до сих пор, как и мы, не может его объяснить. В Боготе Стоупс открыл дверь темного вагона, спрыгнул, закрыл ее снова, побежал вперед и сел в вагон впереди. Револьвер он собирался выбросить в реку, как вы объяснили и по тем же причинам.

— Благодарю вас, — серьезно сказал Лейн. Его высокая фигура вырисовалась черным силуэтом на фоне пламени. — Тогда вернемся к загадочной проблеме знака. Томпсон и пальцы, пальцы и Томпсон… Какая между ними связь, спрашивал я себя.

И, только вспомнив один весьма незначительный факт, я внезапно увидел ответ на эту мучительную загадку. Помимо версии с защитой от дурного глаза, которая не имеет смысла, что еще могли означать скрещенные пальцы? Причем в связи с Томпсоном?

Я решил взяться за дело с другого конца. Каково было физическое значение скрещенных пальцев — передавали ли они какой-то специфический геометрический символ? Минутное размышление привело к интересному открытию — наиболее близким геометрическим символом скрещенным пальцам, несомненно, является буква «x» — «икс».

Лейн сделал паузу. На лицах его гостей отразилось понимание. Тамм скрестил пальцы и кивнул.

— Но, — продолжал Лейн, — «икс» — универсальный символ неизвестной величины. Значит, я снова ошибся. Ибо де Витт, безусловно, не намеревался оставить после себя загадку… Тем не менее я чувствовал, что напал на горячий след. Я сопоставил «х» с Томпсоном. И, джентльмены, пелена упала с моих жалких смертных глаз — я вспомнил, что существовала одна характеристика железнодорожного контролера Томпсона, которую можно было обозначить скрещенными пальцами.

Бруно и Тамм в недоумении посмотрели друг на друга. Окружной прокурор сдвинул брови, а инспектор снова и снова скрещивал пальцы.

— Сдаюсь, — сказал наконец Тамм. — Очевидно, я слишком туп. Что это за характеристика, мистер Лейн?

Снова порывшись в бумажнике, актер извлек продолговатый кусочек бумаги с отпечатанными на нем словами и положил его на ладонь Бруно. Головы инспектора и прокурора стукнулись друг о дружку, когда они склонились над клочком.

— Всего лишь половинка билета, прошедшего через руки контролера Эдуарда Томпсона, джентльмены, — мягко произнес мистер Друри Лейн, — когда вы, мой дорогой инспектор, оплачивали наш проезд перед его арестом.

Лейн повернулся к огню, вдыхая ароматный запах дыма, а Тамм и Бруно уставились на последнюю улику.

В двух местах клочка бумаги — рядом со словами «Уихокен» и «Уэст-Инглвуд» — виднелись четкие отметки крестообразного компостера контролера Эдуарда Томпсона — «х».