[23], и считаю несправедливыми те перемены, которые привели к власти клириков. Филипп Красивый[24], будучи смелым и независимым государем, утверждал, что коль на кого-то взвалили ярмо, сие ярмо не должно быть непосильным». Нам хотелось бы сослаться на эти слова, чтобы объяснить многое в писаниях нашего сочинителя, в которых он часто выступает против тирании, но в которых нет ничего против королевской власти. По сути дела эти его труды, перенесенные им тяготы и полученные раны доказывают его преданность и любовь к своему королю. Дабы наглядно вам сие подтвердить, я привожу здесь три станса, которые послужат автору как исповедь, покажут, какою он мыслил королевскую власть. Сии стансы взяты из одного стихотворения[25], которое в первую очередь будет включено в его «Смесь». Эти стансы следуют за строфой, чья первая строка:
Король, ты отроком воссел на шкуре отчей…
и далее:
Власть королевская — вселенских сил зерцало,
Аристократия ступенью ниже встала,
Народовластию пониже надо слезть;
Все власти держатся — и эти, и другие,
Но я тиранами на службе тирании
Зову таких владык, над кем владыка есть.
Над миром высший суд вершит Монарх Небесный,
Все казни адские творит властитель бездны,
Но он не зажигал огней и не гасил;
Свободный государь, который правит строго,
Лишь Богу подчинен и сам — подобье Бога,
Подвластный властелин — подобье адских сил.
Кто в подчинении, тот не король всевластный,
Кто служит клирикам, слуга, лакей безгласный,
Тот правит истинно, кто Богу служит сам.
Владыки Севера, чья мудрость несомненна,
Вы независимы, не признаете лена
И подчиняетесь одним лишь небесам.
Вот самое достоверное, что я могу выразить, будучи пером моего повелителя.
Пусть его имя отсутствует среди имен, имеющих место в его картинах, он — время, говорящее его устами, из коих вы не услышите восхвалений, а только свободные, независимые истины.
ВСТУПЛЕНИЕСОЧИНИТЕЛЬ К СВОЕЙ КНИГЕ
Ступай! Твоя столь дивна речь,
Что грех тебе в могилу лечь,
Тебя спасло мое изгнанье;
Пускай угаснуть мой черед,
Но ты живи, мое созданье,
Когда родитель твой умрет.
Ты мне поможешь жить потом,
Как я тебе моим трудом,
Ты млеко дашь отцу однажды, —
Так старца-римлянина дочь
Спасла от голода и жажды[26] —
Приди же узнику помочь.
Будь храброй в бедности, смелей
Входи в палаты королей
В одежде нищей с полным правом,
Входи без страха и стыда;
Не уронить плащом дырявым
Души и чести никогда.
Входи, не дрогнув, как посмел
Войти дунайский земледел
В собранье римского сената[27];
Священный преступив порог,
Сей неотесанный когда-то
Дал грубой истины урок.
Коль спросят, почему тобой
Нигде отец не назван твой[28],
Ответь: «Я сирота, и кроток
Мой робкий нрав». Добавь при том:
«На Божий свет рождать сироток
Привычно истине тайком».
Твой не украшен переплет,
Обрез без всяких позолот,
Сокровища внутри таятся,
Пусть будут праведникам впрок,
А палача и святотатца
Пусть бросит в дрожь от этих строк.
Одни, раскрыв тебя, мой труд,
Споют с тобою и вздохнут,
Другие сдвинут брови хмуро,
Поморщатся от слов твоих
И молвят: «Лучше гарнитура
И переплет, чем этот стих».
Дитя, но как предстанешь ты
В уборе бедном чистоты?
Немногим будешь ты по нраву,
А сотни закричат: «В костер!»
Но цель твоя добру во славу
Не ждать похвал, презреть укор.
Тот, кто от страха лезет вспять,
Тотчас тебя начнет ругать,
Как принято среди отребья,
Невежд и немощных тупиц.
Счастливица! Нет лучше жребья —
Узреть шеренги вражьих лиц.
Имел я встарь еще дитя,
Сей худший отпрыск жил шутя,
Стрелял медведей и оленей,
Красивей был, зато глупей,
И старшинство без сожалений
Я долей делаю твоей.
Порочен первый отпрыск был[29],
И посему стал многим мил.
На ум не раз мне приходило
Сие творенье бросить в печь,
Но вряд ли пламя бы светило,
Оно могло бы только жечь.
Сто раз хотел свершить я суд,
Предать огню мой ранний труд,
Плод безрассудства уничтожить,
Плод шутовства сгубить совсем,
Он душу часто стал корежить,
Поскольку был приятен всем.
Что стоит мне для чуждых глаз
Затеять чад моих показ,
Пусть рожи их страшнее ада?
Друзья, простите мне сей грех,
Для матерей пригожи чада
И для кормилиц лучше всех.
К сим отпрыскам хотел бы я
Быть строже, чем любой судья.
Один был праведен однако
И проходил стезей благой.
В моем безумье среди мрака
Забвенья погребен другой.
Пусть, хмурясь, некий патриот
Меня, скитальца, упрекнет,
Что бросить я посмел в отчизне
Погибших лет моих следы,
Они росли цветами жизни,
И вот вам зрелые плоды.
Теперь, когда я повстречал
Последней гавани причал[30],
Как будто прибыл на чужбину,
Я горестно слагаю стих
И сожалею, что покину
Сей грешный мир услад земных.
В былом лишь ложной славы лик
Меня прельщал, и что ни миг
Была душа надеждам рада,
Днесь без надежды, без тревог
Живу, и ничего не надо:
Пусть только будет сон глубок.
Поскольку слава не взойдет
Перед толпой на эшафот
В убежище моей свободы,
Отчаянье не посетит
Уединенной кельи своды,
И гром побед не прогремит.
Но там, где попусту, увы,
Побед вздымаются главы,
Где встал порок стопой железной,
Там страх нашел себе приют,
Там над погибельною бездной
Вершины грозные встают.
Прославлен ты, Ангронский дол[31],
Где стан гонимых кров обрел,
Где вольные Христовы чада,
Отринувшие грязь земли,
Разя пращею силы ада,
Дом истины уберегли.
Она убежище нашла
Там, где укрыла щель скала,
Подобье арки триумфальной;
Там дочь небес любезных чад
В пещере спрятала печальной
Под кровом каменных громад.
Так я стараюсь в свой черед
Найти в глуши укромный грот,
Придти к желанному гнездовью,
Где светоч истины зажжен,
Где дух мой яростный с любовью
Хотел бы встретить вечный сон.
Мой взгляд печальный среди скал
В безлюдье истину искал,
Когда далекий луч лампадный
В пещерной темени возник,
Один средь ночи непроглядной,
Так истины светился лик.
Я дней моих замедлил ход,
Чтоб жить, где истина живет,
Ее в лицо узнал я сразу,
Увидев из-под влажных вежд,
Хотя она предстала глазу
В лохмотьях нищенских одежд.
Пускай мой дух неукротим,
Всесильна власть твоя над ним,
Он верный твой слуга, доколе
Живу на свете. Жизнь отдать
За истину по доброй воле —
Где встретим выше благодать?
Любой, кто истину несет,
За превеликий сей почет
Заплатит жизнью: легче дани
Не сыщем, платою такой
Мы обретем конец страданий,
Что значит — смерть, а с ней — покой.
Я среди скал сбирал в глуши
Обкатанные голыши[32],
А истина пращу сплетала,
И вскоре в мировой простор
С размаху жалобы метала,
А я стихом разил в упор.
Она вела меня в места,
Где даль безлюдна и пуста,
Где заплуталась роженица[33],
Поскольку гнал в пустыню страх,
Где Церковь бедная томится,
Единственный родник в песках.
Обетованный небом дол,
Пускай немоден ты и гол,
Зато приносишь нам, счастливый,
Дары небес, дары земли:
Французские родные нивы
Чертополохом поросли.
В осаде ты, хотя твой враг
Пока не затевал атак.
Дракон лежит, передыхая,
Бросает взгляд, смиряет прыть:
Заслыша глас, напасть лихая
Должна пред небом отступить.
Где крепости надежны столь?
Где счастлив, как пастух, король?
Где жезл достойнее, чем посох?
Тиранам речь сия страшна.
Мне жить спокойно на утесах,
Им во дворцах лишиться сна.
Я чувствую себя в раю,
И душу радует мою
И тешит взор мой гор картина,
Где истина уходит в бой,