И срок поставил: Если на чужбине
Сверх года он три месяца пробудет,
То это значит: или он погиб.
Иль, смерти избежав, домой вернется,
170 Чтоб жизни путь в покое завершить.
То божье слово, молвил он; ему же
В Додоне[8] дуб его открыл старинный
Устами двух пророчиц-голубиц.
И ныне срок тот наступил, подруги,
И слово божье исполненья ждет.
И никогда так сладко мне не спится,
Чтоб мне с постели не вскочить в испуге,
При мысли, что лишиться я должна
Храбрейшего из всех мужей на свете.
Ни слова больше! К нам идет мужчина
Увенчанный; знать, радость он несет.
(поспешно приближается, со стороны города)
180 Моя царица, первым из гонцов
Освобожу тебя от страха. Муж твой
Жив, победил и дань победы славной
Несет родным Трахина божествам.
Что ты сказал, старик? Скажи еще раз!
Сказал, что скоро твоей супруг желанный
Вернется к нам с победоносной ратью.
Кто знать вам дал? Трахинец иль чужой?
Там, где наш скот пасется на лугу,
Глашатай Лихас всем нам весть поведал,
190 И я к тебе бежать пустился первым,
Чтоб первым дар и милость заслужил.
Что ж сам он медлит, если весть благая?
Не так легко пройти ему, царица:
Его народ малийский обступил,
С расспросами дорогу преграждая.
Ведь кто тоскою истомился, тот
Не отойдет, не насладившись вдоволь.
Так вот и он, их воле угождая,
Своей лишился; но придет он скоро!
200 О Зевс, властитель Эты заповедной!
Ты поздний мне, но светлый дар прислал.
Запойте песню вы, что в доме нашем,
Вы, у дверей! Нежданным солнцем ясным
Взошла та весть, что жизнь мне принесла.
Гипорхема
В свадебном веселье[9]
Возликуй, чертог!
Дружной песней славьте,
Юноши, владыку:
210 Аполлон вам внемлет,
Сребролукий бог.
Пойте, девы, звонко:
«О пеан, пеан»!
Ту, что в мраке ночи
Светочи возносит,
Чья стрела пугливых
Ланей поражает —
Ваша да прославит
Артемиду песня,
С ней соседних нимф!
Помчусь и восторженной пляской
Отвечу на флейты призыв.
Ты видишь, меня возбуждает
Твой плющ, эвоэ! всемогущий
Владыка ума моего:
220 В вакхической радости гонит
Прислужниц своих Дионис.
На орхестре появляется Лихас, сопровождающий пленниц.
Ио, ио пеан!
(Деянире)
Смотри, смотри, подруга!
Лицом к лицу блаженство
Ты видишь наконец.
Да, милые; от глаз моих не скрылся
Вид этот — долго я ждала его!
(К Лихасу)
Да, госпожа моя,
230 Сколь радостен привет твой, столь отраден
И наш приход. За добрые дела
Достойно добрыми встречать словами.
О дорогой, на первый мой вопрос
Ответ дай первый: жив ли мой Геракл?
Конечно. Я живым его оставил,
Цветущим, сильным, без следа болезни.
В стране родной, иль варварской? Скажи!
Обета долг? Иль приказанье бога?
(показывая на пленниц)
240 Он дал обет, когда с оружьем бранным
Их город он поработить сбирался.
А кто они, скажи мне, и откуда?
Мне жаль их — если жалость тут уместна.
Их муж твой, взяв Еврита град, богам
Наградой выбрал и себе добычей.
Еврита град? Так под его стенами
Весь долгий срок разлуки он провел?
Не весь. Он долго у лидийцев медлил,
(Так говорит он сам) — не доброй волей,
250 А купленный. Негодовать не должно
На то, что Зевс определил, жена.
Он, проданный лидиянке Омфале,
Исполнил год (так говорит он сам),
И так был уязвлен обидой этой,
Что клятву дал виновника ее
Поработить с женою и детьми.
И слово мужа не пропало даром.
Очистившись, дружину он набрал
Из люда пришлого — и грянул бой
260 У стен Еврита: всех своих страданий
Его считал виной он одного.
К нему однажды, как кунак старинный,[12]
Он гостем в дом вошел. И что ж? Хозяин
Глумился словом и недоброй мыслью,
Что гость, владыка всеразящих стрел,
Уступит меткостью его сынам,
Что он, как раб последний, господину
Готов во всем покорно угождать.
И на пиру его, в хмельной отваге
Прогнать с позором со двора велел.
Вскипел ретивый муж. И вот, в отместку,
Когда Ифит, ища табун заблудший,
270 Его тиринфский замок навестил
И, вниз смотря, но о другом мечтая,
Стоял на вышке — тот его внезапно
Низвергнул в бездну со стены крутой.
Разгневался на то богов владыка.
Отец наш общий, олимпиец Зевс:
Он сына в рабство отдал — в наказанье,
Что он врага — один лишь в жизни раз —
Убил коварством. А убей открыто —
Зевс снизошел бы к справедливой мести:
280 И небожителям противна спесь.
Теперь их всех язык неукротимый
В Аида свел туманную обитель;
Их город взят. А те, что пред тобой,
Простившись с счастьем, в незавидной доле
К тебе пришли. Так приказал твой муж, —
Его приказ я честно исполняю.
А сам он вскоре, дань священной жертвы
Отцу принесши Зевсу за удачу,
Сюда придет. Таков конец отрадный
290 Хорошей речи, госпожа, моей.
Царица, ныне счастлива ты явно:
И взор и слух победою полны.
Конечно, рада повести я славной
О счастье мужа — рада от души.
И быть не может иначе. Но все же
И страх питать за баловня успеха
Велит нам разум: долго ль до паденья?
Ах, жалко мне, так жалко мне, подруги,
На них смотреть, на сирот горемычных,
300 Бездомных, брошенных в стране чужой.
Давно ль они цвели в свободной доле
Среди своих? Теперь удел их — рабство!
О Зевс-вершитель! Не суди мне видеть
Такого ж гнева твоего на тех,
Что мною рождены! Такой боязнью
Меня исполнил их печальный вид.
(Обращая внимание на Иолу)
Ах, кто ты, кто, страдалица младая?
В девицах ли? Иль матерью слыла?
Не говорит о муках материнства
Твой стан… и столько благородства в нем…
310 Кто, Лихас, эта пленница? Скажи мне!
Кто мать ее? Как звать ее отца?
Скажи! Всех боле тронута я ею:
Она одна достоинство хранит.
Почем мне знать? К чему меня пытаешь?
Евбеянка — и видно, не простая.
Уж не царевна ль? Дочь имел Еврит?
Почем я знаю? Нам не до расспросов.
И имени от спутниц не слыхал?
Да нет же: молча путь свой совершал я.
(К Иоле)
320 Откройся ж ты мне, бедная! Ведь горе,