С другой стороны, любой познавательный процесс в большей или меньшей степени связан с предметнопрактической деятельностью. Даже в тех случаях, когда мы сталкиваемся с очень отвлеченными и удаленными от предметно-практической деятельности познавательными задачами, скажем, в математике или теоретической физике, решение невозможно без того, что известный американский физик Перси Бриджмен назвал «карандашно-бумажной деятельностью», то есть деятельностью, связанной с вычислением при помощи карандаша, бумаги, обычных счетов, логарифмической линейки или современной ЭВМ.
Суть дела здесь в дозировке: в предметно-практических задачах познавательная деятельность как бы подчинена предметно-практической, производственной, играет вспомогательную роль. Напротив, в позналательных задачах вспомогательную, подчиненную, но необходимую роль играет предметно-практическая деятельность.
В процессе исторического развития человечества наступает момент, когда познавательные задачи как бы отделяются от производственных, обретают относительную самостоятельность и свободу, вид некоторой независимости. Разумеется, эта независимость не бывает полной, абсолютной, но именно такие относительно обособившиеся задачи и приводят со временем к созданию научного знания. Что же касается знаний, которые возникают в ходе решения предметно-практических задач и, так сказать, «обслуживают» производственную, практическую деятельность, то они как раз и образуют тот гигантский массив знаний, которые принято называть здравым смыслом.
Подведем итог тому, о чем мы здесь говорили.
Во-первых, мы выяснили, что знания всегда выражаются в словах и предложениях, заключающих в себе понятия и суждения, относящиеся к окружающему нас миру. А это, в свою очередь, означает, что знания не могут быть сформулированы и не могут существовать без языка. Каждая «единица» знания, каждое отдельное понятие или суждение скрывает за собой целые цепочки других понятий или суждений, и каждая из таких единиц тем или иным образом через явные (остенсивные) или косвенные (вербальные) определения соотносится с вещами, процессами и обстоятельствами окружающего нас материального мира.
Во-вторых, мы выяснили, что знания создаются людьми как в ходе предметно-практической, так и специальной познавательной деятельности. Они представляют собой необходимый результат и условия решения различных предметно-практических и познавательных задач.
Наблюдение и эксперимент
В чем единодушны почти все современные ученые, так это в том, что в основе знаний об окружающем мире лежат наблюдения. Они не склонны верить легендам, подобным легенде о яблоке, упавшем на голову Ньютона, ибо не случаю, а наблюдению отводят они решающую роль.
Знаменитый французский физик Ампер, говоря о методе научного познания, которым пользовался Ньютон, замечал: «Начать с наблюдения фактов, изменять по возможности сопутствующие им условия, сопровождая эту первоначальную работу точными измерениями, чтобы вывести общие законы, основанные всецело на опыте, и, в свою очередь, вывести из этих законов, независимо от каких-либо предположений о природе сил, вызывающих эти явления, математическое выражение этих сил, то есть вывести представляющую их формулу, — вот путь, которому следовал Ньютон».
Под этими словами Ампера могли бы, по крайней мере в XVIII и XIX веках, подписаться самые крупные естествоиспытатели.
Что же такое наблюдение? Почему именно ему отводят центральное место в научном познании окружающего нас мира?
Обычно говорят, что наблюдение — это процесс познания, основанный на получении чувственных образов, возникающих в мозге под воздействием внешних процессов и предметов на наши органы чувств. Однако, по моему глубокому убеждению, ставить знак равенства между наблюдением и чувственными образами вещей, складывающимися из отдельных ощущений, не вполне верно. Ощущения возникают довольно сложным путем в результате многочисленных биофизических и биохимических преобразований, происходящих в нашей нервной системе. Каждое ощущение возникает вследствие единичного, обособленного, более или менее продолжительного взаимодействия наших органов чувств с внешними предметами. Такое взаимодействие подвержено многим случайным влияниям.
Представьте себе, что вы рассматриваете Останкинскую телевизионную башню. Находясь на разных расстояниях от этого гигантского сооружения, вы будете воспринимать его по-разному: оно будет казаться вам то выше, то ниже. Точно так же ваши зрительные впечатления, например представление о цвете и форме этой башни, будут зависеть от освещения, от остроты вашего зрения, от степени вашей утомленности, наконец, от вашего умения, навыков и привычек воспринимать пространственные предметы, особенно предметы, устремляющиеся вверх.
Исследование того, как люди воспринимают пространственные предметы, показали, что характер чувственных зрительных образов зависит не только от устройства органов зрения, индивидуальных способностей, весьма различных у разных людей, но и от общественно-исторических условий жизни, культурных навыков, чувственных восприятий. Специалисты показали, что представители племен, веками обитавших в диких лесах с небольшими открытыми пространствами, плохо ориентируются в степях, и наоборот, жители степей, глазомер и способ восприятия которых приспособились в течение столетий к большим открытым пространствам, хуже определяют размеры и расстояния до тех или иных предметов в горах или в лесу.
Жители городов, проводящие свою жизнь на поверхности земли и редко поднимающиеся очень высоко, хуже определяют на глаз высоту тех или иных сооружений или горных вершин, чем горцы или монтажники-верхолазы, проводящие значительную часть своего времени на большой высоте.
Этим я не хочу сказать, что чувственные образы вещей, основанные на ощущениях, ошибочны или бесполезны. Напротив, без этих образов мы вообще не могли бы ничего знать об окружающем нас мире. Суть дела в том, что эти образы зависят, по крайней мере, от двух важных факторов: 1) от условий, при которых мы их получаем, от состояния окружающего мира и 2) от нашего собственного состояния, умения и навыков.
Оба этих фактора постоянно изменяются: изменяется освещение предмета — и вещь, которая казалась нам розовой, может показаться нам красной или белой; изменяется поток звуков на улице — и мы можем просто не расслышать автомобильный сигнал, предупреждающий нас об опасности; находясь в крайнем утомлении, мы можем не заметить сигнал светофора; не имея навыков следопыта, можем не увидеть следы дикого зверя, которые немедленно обнаружит опытный охотник; камень, кажущийся пушинкой тяжелоатлету, может показаться неимоверно тяжелым ребенку; ветер, дующий сейчас на улице, будет казаться холодным южанину и вполне теплым закаленному полярнику.
Ощущения, следовательно, с одной стороны, дают нам подлинные сведения об окружающих предметах и процессах, но с другой — эти сведения не вполне точны, не вполне достоверны, так как они несут на себе отпечаток условий, в которых они получены, зависят от различных изменений в окружающем нас мире и в нашей собственной нервной системе, с помощью которой мы воспринимаем внешний мир. Эти же недостатки и достоинства разделяют с ощущениями и целостные, чувственные образы вещей.
Образ может складываться из целой вереницы ощущений. Чувственный образ, вызванный в вашем сознании спелым арбузом, включает в себя вкусовое, зрительное, обонятельное и осязательное ощущения. Даже слуховое ощущение принимает участие в формировании целостного чувственного образа: вы слышите и можете запомнить хруст, который издает разрезаемый ножом арбуз.
В процессе познания внешнего мира человек стремится выработать такие знания, такие сведения об окружающей его природе и общественных явлениях, которые были бы надежными. Только такие сведения и знания мы можем не использовать в нашей практической деятельности, а применять их для объяснения и особенно для предсказания и предвидения новых явлений. Именно способность предвидеть и предсказывать новые явления и особенно результаты своей собственной деятельности является, как я уже говорил, приводя рассуждения Маркса о пчеле и архитекторе, одной из наиболее важных, отличительных черт человеческой деятельности.
Для того чтобы наши знания, опирающиеся на ощущения, могли удовлетворять этим потребностям человека, они должны содержать как можно меньше случайных, недостоверных и неточных сведений. Первым шагом в этом направлении и служат наблюдения.
Теперь я, пожалуй, уже в состоянии вместе с вами нащупать грань между чувственным образом и ощущением, с одной стороны, и наблюдением, с другой, есспорно, что наблюдение покоится на чувственных образах, на ощущениях, и все же между ними есть существенное различие. Мы можем поделиться своими наблюдениями с друзьями или знакомыми, сказав, например, что мы видели спелый арбуз и определили его спелость по цвету корки, по легкому потрескиванию, которое он издает при сжатии, по аромату и т. д., однако не можем передать никому наши ощущения.
Ученый, совершивший важное наблюдение, открывший, скажем, подобно Галилею, что у Юпитера имеются естественные спутники, может поделиться этим наблюдением с коллегой, написав ему об этом в письме, и т. д. Но он также не в состоянии передать никому своих собственных ощущений. Вы можете рассказать другому человеку о том, что вы видите, слышите, осязаете или обоняете, но из этого не следует, что он будет испытывать те же самые ощущения, что и вы.
Первое отличие, следовательно, заключается в том, что ощущения и чувственные образы принадлежат лично вам, каждому отдельному человеку. Они, как принято говорить в науке, в этом смысле субъективны.
Что же касается Наблюдений, то они выражаются в словах, в языке и могут быть переданы другим людям, сохранены в «общественной памяти», записаны, переданы другим поколениям. В этом несомненная ценность наблюдений* Еще знаменитый немецкий философ Гегель (1770—1831) говорил, что язык выражает лишь общезначимое или всеобщее. Этим он хотел сказать, что в предложениях и словах языка выражаются понятия и утверждения, имеющие значение и понятные не только одному-единственному человеку, который их произносит и записывает, но более или менее значительным группам люд