Картина восьмая
Он и Она.
Она: Я долго не писала, прости – была занята. Ты сердишься на меня? Я тогда не пошла за тобой поначалу. Сидела, как дура. А потом рванулась, но поздно – тебя на улице уже не было… Ты не сердись! Зато я тебя разглядела. Ты забавный. Мне понравился. В общем – ты в моем вкусе. И не сердись. Я исправлюсь. Честное слово!
Только не исчезай совсем! Хорошо?
Он: Дуреха ты! Тоже мне, Масяня – внучка Штирлица из кафе "Элефант"! Я тоже, чай, не дурак… Я тебя подглядел из магазина напротив – как ты влево-вправо глансы несчастные кидала, словно пуделя любимого потеряла… Тебе в черном пальто, кстати, очень клево – с твоими волосами и все такое – стильно, мне понравилось.
Она: А чего не подошел?
Он: Рассердила ты меня.
Она: К женщине снисходительнее надо быть.
Он: Я тоже исправлюсь… Если хочешь.
Она: Хочу.
Он: Уверена?
Она: Почти.
Он: Вот когда будешь совсем – тогда приходи.
Она: К тебе домой?
Он: В мой монитор.
Она: В твой монитор? А как же горячий кофе и круассан в постель после первого утреннего минета?
Он: Ты захоти сильней.
Она: Сильней – это как?
Он: А так, чтобы определиться – я или он…
Она: А сам ты определился?
Он: В любом движенье нужен локомотив.
Она: И этим локомотивом должна быть женщина – опять!
Он: Или змей с яблоком.
Она: Билл Гейтс.
Он: Маст дай.
Она: Тогда давай адрес.
Он: Ромео сорок восемь собака майл ру Она: Дурило – почтовый адрес квартиры своей давай и готовь стоху рублей – частнику, которого я поймаю…
Звонок…
Deus ex machina: И они жили долго-долго… И Он каждое утро подавал ей в постель горячий кофе с теплым круассаном.
Глава пятая
Удушение желаний Сохальскому повезло, он родился в Ленинграде и учился в одной из так называемых "английских школ". Вся фарца питерская вышла из этих заведений. Мало того что там вполне прилично учили языку, так и делегации разные иностранные – учителей, студентов, школьников из Англии, Штатов и Канады – были чуть ли не каждый день.
И что смешно – если в стране контакты с иностранцами, мягко говоря, не очень-то приветствовались тогда, когда дети еще носили пионерские галстуки и в классах над доской висели портреты бородатого дедушки Ленина, то у Игоря в школе во время бесконечных визитов интересующихся "фирмачей" детей буквально заставляли подходить к ним, общаться, задавать вопросы. Практиковаться в разговорной речи.
И допрактиковались. Больше половины Игоревых одноклассниц уехало на Запад сразу, как только начались все эти интернетные знакомства.
С Витькой Семиным они потом из-за английского и сдружились.
– Давай, братан, чейндж сделаем, – сказал как-то Витька после второй или третьей пары практических занятий по переводу экономических текстов, – ты мне тысячи переводить будешь на зачет по иностранному, а я тебе аккорды стану показывать.
Выучиться играть на гитаре, как играл Витька Семин, Сохальский не сподобился…
Но он помнил жаркое питерское лето восемьдесят пятого. Семин сидел в своей комнате в одних черных сатиновых трусах, что в народе всегда именовались "семейными".
Была ночь. Московский проспект шумел из окна нескончаемым потоком "Волг"-такси, запоздалых троллейбусов и парил удушливым жаром остывающего асфальта. В огромной комнате добротной "сталинки" был обычный для Семина беспорядок – какие-то журналы про автогонки, книжки про ремонт и восстановление автомобилей "Москвич" и "Жигули", безжалостно раскрытые и перевернутые текстом вниз, что бы не закрывались в нужных, найденных местах… Семин сидел раскарячась на высоком табурете против концертного пюпитра, на котором лежала книга с нотами битловских песен.
Моряк один знакомый привез, – говорил Семин.
На коленях у него была дорогая акустическая гитара с нейлоновыми струнами…
Bright are the stars that shine
Dark is the sky
I know the love of mine
Will never die
And I love her
Пел Витька очень хорошо…
А Сохальский так и не научился так же петь и играть.
И ведь столько тысяч знаков по экономическому переводу сделал для Семина – и не сосчитать! И все втуне.
Ну, не научился так же, как Витька петь, а Ритку у него все равно увел.
Вот так-то!
Значит, не самое главное для девичьих ушей все эти Bright are the stars that shine Dark is the sky I know the love of mine Will never die And I love her.
Хоть и говорят, что женщины, мол, любят ушами, видать, не в каждые уши годится сладкая музычка, а для некоторых ушек важнее что-то иное. Умные речи… Глубокий смысл…
В конце концов Сохальский, так и не выучив сложные для его пальцев "барэ" и совершенно немыслимый "ми-септ", мог попросту ставить на проигрыватель диск Роберта Фриппа. Когда приводил свою… Свою Ритку к себе в увешанную плакатами Леннона и Че Гевары комнату.
В одной американской газете Семин как-то прочитал, что, если бы фиксировать, сколько девиц рассталось со своей невинностью под ту или иную мелодию, то чемпионом пятидесятых стала бы "Love Me Tender" великого короля поп-музыки Элвиса Пресли. "И кабы каждая дефлорация сопровождалась выстрелом, то во время исполнения по радио песни Элвиса "Don"t Be Cruel", в Америке стояла бы такая же канонада, как во время высадки союзников в Нормандии" Да… А Ритка рассталась с невинностью под "Скорпионз"… под тягучую песенку "Still Lovin You"…
I"m still Lovin You…
Я все еще люблю тебя.
Я все еще люблю тебя, Ритка!
Семина это злило. И это заставляло его еще сильнее нажимать на газ тогда, когда другие гонщики, завидев чей-то перевернувшийся и горящий автомобиль, инстинктивно жали на тормоза. И поэтому он выигрывал и выигрывал, все поднимаясь и поднимаясь в рейтинге раллийных гонщиков Европы.
А Сохальский женился по уму.
Женился на дочери очень влиятельного чиновника из Госплана СССР.
Отец его Иринки, позднее ставший для Игоря любимым тестем и партнером по семейному бизнесу, решил, что дочку следует выдать за перспективного "гоя". Было это еще при коммунистах, когда евреев не очень-то назначали на высокие посты.
Так что сам Аркадий Семенович, хоть и крутил у себя в Госплане миллионами, имея все и больше, чем имели некоторые Ивановы из Цэ Ка, застрял по должности между гражданскими эквивалентами "полковника" и "генерала" по причине пятого пункта своей анкеты. Вот и решил Аркадий Семенович дочку свою Иринку за перспективного питерского выскочку "коренной национальности" отдать. Дети-то по еврейскому закону – все равно евреями будут!
А Игорька Аркадий Семенович вычислял по всей тысяче признаков – "годен-не годен" . Аркадий Семенович даже заведующему министерской поликлиникой доктору Кацману позвонил, чтобы тот выяснил, как у Игорька с простатой да с печенью?
Потом устроили смотрины.
На даче в Ильинском.
Сделали что-то вроде дня рождения да попросили одного из своих в Игоревом министерстве непременно этого молодого порученца привезти.
Ирка тоже не дура, ей папа объяснил что и как, да и мама тоже накрутила: мол, бери парня в оборот и все два дня уикенда от него ни на шаг! А если заладится, так и не ломайся, дело-то молодое – тащи парня в спальню да заваливай прям на себя!
А потом, а потом был разговор у Аркадия Семеновича в кабинете.
И перспективы, от которых дух захватывало.
– Мы тебя за десять лет до министра по лесенке додвигаем, – сказал Аркадий Семенович, задорно поглядывая поверх очков, – была б моя Ирка мужчиной, я бы ее додвигал до министра, но, во-первых, у нас в стране девушек, сам уже разобрался – не маленький, понимаешь, не назначают министрами, а во вторых, как у Галича в песне поется, "сам еврей и отец еврей", так что и с этой стороны биографии Ирке моей не повезло. Но так как я уж больно хочу, чтоб внуки мои имели маму министершу, быть тебе, Игорь, министром, вот тебе мое слово!
Перспективы были самые блистательные.
Игорь тоже не дурак – тоже справки о будущем тесте навел.
– Аркадий Семенович? – переспросил кадровик в его, Игоря, министерстве. – Да этот дяденька половиной экономики страны крутит-вертит, как своим дачным хозяйством. Мимо него ни один министр не проскочит просто так. Без его визы ни одной области, ни одному заводу лишнего винтика никогда не получить!
Перспективы были блистательными.
А обязанности?
Что семейные обязанности?
Они в еврейской семье были совсем не такими уж и обременительными.
Игорьку даже понравился практичный цинизм, с которым его новая родня подходила к вопросу семейного строительства.
– У нас, у евреев, – поучал зятя Аркадий Семенович, – ты можешь сто и тысячу раз изменять жене, но только при одном условии – никогда не бросать ее и детей без средств. А в твоем случае, когда я сам позабочусь об Ирочкином состоянии, ты будешь должен раз в год ездить с семьей на курорт, будешь должен соблюдать все приличия, то есть всюду выводить Ирочку как свою законную супругу – на приемы в Кремле, на рауты, коктейли министерские… А любовниц… А любовниц имей себе столько, сколько здоровье позволит. А если и заболеешь чем, то доктор Лившиц вылечит!
И, похлопав Игорька по коленке, тесть похотливо засмеялся.
Игорь быстро усвоил порядки еврейской семьи.
И уже через два года супружества с Иркой был среди ее родни как самый что ни на есть свой – еврей до мозга костей. Сам уже мог так же цинично говорить об адюльтере и заигрывать с женами Иркиных кузенов, похлопывая родственников по плечам и спинам и хохоча при упоминании о докторе Лившице, который может ВСЕ вылечить.
А Ирка была не такой уж и страшной.
Не модель, конечно, но в сексе раскрепощенная и даже очень старательная.
Портили Ирку толстые икры, черненькие усики над верхней пухлой губой и рано начавшийся целюлит.
Насчет усиков Ирка усиленно поработала с косметологом, и с усиками справились.
С целюлитом и с икрами было посложней.