Транквилиум — страница 3 из 101

– Бенни! Ты слышал, что сказал сержант?! Бренди, мигом! И бокал! – она почти визжала.

– Если мне будет позволено… – возникла ниоткуда Мэй.

– Да, Мэй? Что?

– Я могу помочь хозяину. Пока приедет доктор…

– Говори. И делай. Делай же…

– Пусть все лишние уйдут. Люси, широких бинтов – побольше.

Она поставила перед Сайрусом стул, простой деревянный стул с прямой низкой спинкой. Взяла его за руки, показала, как опереться и как стоять. Тут подоспел Бенни с бутылкой и бокалом, и Светлана из своих рук выпоила ему полпинты неразбавленного. Бутылку она, не глядя, сунула констеблю. Тем временем Мэй сняла с Сайруса рубашку, и Светлана чуть не закричала: на ребрах багровели страшные кровоподтеки, местами запеклась черная корка. Мэй бестрепетно бегала пальцами по всему этому, и Сайрус вздрагивал, как нервная лошадь.

– Дышите, милорд. Ровно и не слишком глубоко…

Дышать, наверное, было трудно, но бренди уже начало оказывать свое благотворное действие: Сайрус чуть расслабился, переступил с ноги на ногу; на левой, незадетой щеке появился румянец.

– Могло быть хуже, милорд, – сказала наконец Мэй. – Теперь выдохните и старайтесь дышать животом.

Она быстро и ловко перебинтовала его от подмышек до талии, помогла надеть мягкий пуловер, на плечи набросила теплый халат.

– Теперь, милорд, можно и в кресло. Лежать вам пока нельзя…

– Спасибо, Мэй, – негромко сказал Сайрус.

– Я тебя провожу, – сказала незаметная до сих пор Констанс. – А ты, дорогая, распорядись здесь, – бросила она Светлане.

– Да, конечно…

Надо еще что-то делать, да? Она стояла, вдруг разом перестав что-либо понимать…

– Миледи, – констебль с рукой под козырек, седоватые усы. – Имеем честь откланяться…

– Постойте, не уходите… – она прижала пальцы к вискам. – Я, извините, так напугалась, что… Почему это все? Что произошло?

– Ваш муж тонул, миледи. Его вытащил из воды какой-то школьник. Лорд отправил мальчика с важным поручением, но он, думаю, зайдет и сюда, поскольку у него бумаги лорда.

– Тонул? – Светлана покачала головой. – Этого не может быть. Мой муж плавает, как рыба.

– Возможно, миледи. Но предварительно он был избит и брошен с борта крейсера «Дефендер».

– Что? Как это может?..

– На крейсере мятеж, миледи. И, боюсь, вам не мешало бы до прояснения ситуации перебраться куда-нибудь за город.

– Так это что – пираты?

– Хуже пиратов, миледи. Похоже, что это бредуны. [В Мерриленде их называли «кейджибер» или «кейфджибер», что означает «болтающий под кейфом», «бормочущий спьяну», «стукнутый». Палладийцы создали кальку: «бредун». Этим словом мы и будем пользоваться. (Здесь и далее прим. авт.)]

– Извините – кто?

– Бредуны. О, миледи, если вы о них не знаете, то лучше и не знать. Однако воспользуйтесь моим советом – уезжайте. Сержант Райт, всегда к вашим услугам, миледи.

– Да, сержант, видимо… впрочем, не знаю. Спасибо вам, спасибо…

Дать ему что-нибудь? Нет, не то. Но что-то же нужно сделать… Деньги? Ни в коем случае. На память?.. Бренди?..

– Вы, наверное, голодны…

– Что вы, миледи, еще утро.

– Это ничего не значит. Бенни!

Но опытный Бенни уже и сам скользил сюда с плетеной корзинкой, прикрытой салфеткой, и из-под салфетки остро выступали горлышки бутылок.

– Несу, хозяйка…

Дом качнуло. Наверху лопнули стекла. С грохотом обрушился тяжелый портрет на лестнице.

– Прощайте, миледи, – откозырял сержант Райт. – Надеюсь, вам никогда больше не потребуется наша помощь… Дуглас!

Он повернулся и быстрым шагом направился к двери. Его напарник, прихватив корзинку, по-армейски щелкнул каблуками и последовал за сержантом. Коллинз, привратник, запер за ними дверь.

Лишь короткий миг Светлана мешкала – забежать в комнату к мужу. Избитому, чудом избежавшему смерти… Но ноги сами вынесли ее на третий этаж, теперь по коридору налево, еще раз налево – и винтовая лестница в башню.

На смотровой площадке уже кто-то был, и Светлана поняла это за секунду до того, как увидела широкую спину, обтянутую серым твидом. Мужчина обернулся – почему-то испуганно. Это был Лоуэлл. В руке его чернел большой морской бинокль. Молча, не говоря ни слова, он протянул бинокль Светлане и отодвинулся в сторону, как бы освобождая ей место для наблюдения – хотя у перил могло поместиться пятеро в ряд. Светлана приняла бинокль, но к глазам его не поднесла – смотрела поверх. Смотрела и не могла поверить себе.


К моменту, когда перед ним оказался действительно что-то решающий человек, Глеб успел раскалиться добела. Три раза ему уже пришлось рассказать в подробностях, кто он такой и почему оказался в ранний час на Приморском бульваре, и как увидел лорда Стэблфорда, и что лорд сказал ему – слово в слово… И вот, наконец, цель достигнута: этот не отправит его в «комнату восемнадцатую на третьем этаже»… чтоб им провалиться всем вместе и каждому в отдельности.

Полковник Вильямс, представился ему этот человек, но одет он был в штатское платье: пиджачную пару прекрасного шитья и из материала, какого Глеб в жизни не видел: гладкого, серебристо-серого с легким бирюзовым оттенком. В складках оттенок проступал отчетливее. Было полковнику на вид лет пятьдесят, и лицо его, острое, обветренное, не по сезону загорелое, внушало уважение и доверие. Черные пристальные глаза глядели спокойно и умно. Но было в этом лице что-то еще, что пряталось до худших времен…

– Понятно, мой друг, – сказал полковник, дослушав до конца. – Что ж, это заслуживает того, чтобы отправить офицера для проверки сообщения – и не потому, что мы не доверяем тебе или, не дай Бог, лорду, а лишь потому, что события такого масштаба и такого накала страстей почти всегда неверно воспринимаются свидетелями и участниками их. Проверки, даже сопряженные с огромным риском, необходимы.

Глеб почувствовал, что у него спирает дыхание. Он, именно он сам должен отправиться на мятежный крейсер в качестве парламентера. И…

– Скажи-ка, дружок, – продолжал полковник, – а не сын ли ты Бориса Ивановича Марина?

– Что? – не ожидал такого поворота разговора Глеб. – То есть… да, конечно.

– Я всей душой сочувствую тебе. Это был великий человек, и гибель его – огромный удар для… для многих. Как же ты намерен жить теперь?

Глеб ответил не сразу. Но ответил.

– Мне восемнадцать лет, – сказал он. – В Палладии в восемнадцать уже можно иметь первый офицерский чин. У меня отличный диплом одной из лучших школ Острова. Я люблю работать. Надеюсь, что через три года у меня будет достаточно средств, чтобы продолжить образование.

– И кем же ты намереваешься стать?

– Картографом, сэр.

– Значит – по стопам отца?

– Именно так, сэр.

– Понятно. Но это, так сказать, отдаленная перспектива. Где ты намерен, скажем, ночевать сегодня?

– Сниму комнату, сэр. На первое время деньги у меня есть.

– Это хорошо… но… Ладно, сделаем так: если тебя подопрет по-настоящему и не к кому будет обратиться, найдешь в Коммерческой гавани трактирчик «Белый тигр». Содержит его папаша Стив, одноглазый пират. Скажешь ему, что ты пришел к белому тигру от черного. Черный – это я. Легко запомнить. Там тебе будет и койка, и еда, и работа, и помощь – все, что понадобится.

– Какая помощь?

– Любая. Но, повторяю, это – на крайний случай. Когда больше некуда будет пойти. Кстати, ты не голоден?

– Сэр? Но ведь…

– Мятеж? Он подождет, – и усмехнулся. – Шучу. Просто мои люди еще не прибыли. И вообще – стоит ли суетиться? Раз уж мятеж начался – он начался. Затягивание времени только в нашу пользу. Да, забери вот это, – полковник протянул Глебу бумажник. – Вернешь лорду сам. Кстати, советую тебе познакомиться с этим человеком. Капитан может многое.

– Сэр, я могу обратиться с просьбой?

– А почему так торжественно?

– Не знаю… Сэр, я хотел бы принять участие в разведке на крейсер.

Полковник потрогал подбородок.

– Это было бы справедливо, дружок, – сказал он. – Но это дело для профессионалов. Нам с тобой, несчастным аматерам, рассчитывать особо не на что. Впрочем, я боюсь, что это не последний мятеж в твоей жизни.

– Но чего же хотят мятежники?

– Именно эти – еще не знаю. Как правило, последние годы они недовольны жизнью вообще и правительством в частности. Но бывают и причины куда более скромные. Скажем, трехдневные беспорядки в гарнизоне острова Каверинг произошли из-за плохого кока и садиста-сержанта…

В дверь коротко постучали, и вошел пожилой лысый лейтенант с седой бородкой.

– Они выкинули флаг мятежа, господин полковник, – задыхаясь, сказал он. – И передали семафором вот это. – В руке его дрожал сложенный пополам лист бумаги.

Полковник развернул его – бумага захрустела, – пробежал глазами текст. Потом прочел еще раз и еще. Задумчиво перевел взгляд на лейтенанта.

– Комендант знает это, мистер Пэтт?

– Разумеется, сэр.

– Похоже на то, что эту похлебку нам придется есть вязальной спицей… – он поморщился. – Что у нас есть, мистер Пэтт?

– От вашего имени я распорядился доставить триста винтовок Янсена и шестьдесят ящиков патронов. Когда крейсер откроет огонь, многие мужчины придут сюда. Им нужно будет дать оружие.

– Этого мало…

– Другого нет, вы знаете это, сэр.

– Вы не поняли меня, мистер Пэтт. Винтовки – мера против возможного десанта и бунта в предместьях. Но не против военного корабля.

– Вы правы, сэр. Но, боюсь, у нас нет ни малейшей возможности нанести урон военному кораблю. По крайней мере, днем.

– А ночью?

– Ночью можно будет попробовать взять корабль на абордаж со шлюпок, сэр. Аналогично бою в Форт-Соммерсе, сэр, в тысяча девятьсот первом году. Тогда палладийские фрегаты «Гектор» и «Аякс»…

– Помню. Итак, если на крейсере около шестисот человек команда, а для успешного боя требуется трехкратное преимущество, то понадобится лодок…

– Этого я не учел, сэр. Да, это нереально.

– Господин полковник! – голос Глеба вдруг зазвенел. – Если мы заговорили о компании девятьсот первого года, то разрешите мне напомнить обстоятельства гибели эскадры адмирала Меллоуза. Четыре корабля ее заперли в порт Хлебный – и все они были уничтожены в одну ночь с помощью обычных рыбацких лодок, груженных селитрой с жиром. Был штиль и туман…