Хавьер снова сжал и разжал здоровую правую руку. Он проиграл. Проиграл не Консорциуму, не вооружённым оперативникам, а невидимой, непостижимой болезни в голове сестры. И теперь его единственной ставкой в этой проигранной партии была она. Лена.
На другом конце комнаты она тоже вела свою войну. Не щёлкала металлом, а шелестела бумагой. Карты, спутниковые снимки, распечатки архитектурных планов — она раскладывала их на полу, ползая на коленях, словно стратег перед решающим сражением. Её мир состоял из векторов атаки, слепых зон и протоколов безопасности.
Она тихо бормотала под нос, и это тоже было частью напряжённого саундтрека их общей клетки:
— …уровень шума на северном периметре… вентиляционная шахта номер семь, слишком узкий проход… биометрия пассивна, значит, нужен активный маркер…
Хавьер не доверял ей. Не потому, что она была бывшим аналитиком СВР. Такие, как Воронов, всегда были ему понятны — хищники старой школы. Лена была другой. В её глазах не было ни азарта, ни жестокости. Только холодный, вычислительный интеллект, для которого люди, включая его самого, были лишь переменными в сложном уравнении.
Она спасала своего брата, он — свою сестру. Их цели совпадали. Пока что. Но он видел, как она смотрела вчера на Люсию, корчившуюся на полу. Не с ужасом или сочувствием. А с интересом. Как учёный смотрит на уникальный, аномальный образец.
Он закончил чистку. Движения стали быстрее, увереннее. Пружина. Ударник. Затвор. Он собирал винтовку, возвращая хаосу форму. Щелчок собранного затвора прозвучал в комнате оглушительно громко, заставив Лену на секунду поднять голову.
Их взгляды встретились. В её глазах не было ничего, кроме сфокусированной задачи. В его — лишь тяжесть принятого решения. Он молча проверил предохранитель. Разговор был окончен, даже не начавшись. Его сталь была готова. Оставалось дождаться, когда её данные дадут этой стали цель.
Панорамное бронестекло не пропускало в кабинет ни звука, превращая бушующую ярость Северного моря в безмолвный, серый спектакль. Волны, похожие на сгустки жидкого олова, с грохотом, который можно было только вообразить, разбивались о бетонный мол, вросший в скалу. Внутри царила идеальная, стерильная тишина.
Хелен Рихтер стояла спиной к этому хаосу, её безупречно строгий силуэт отражался в погасшем экране на стене.
— Да. Источник в Буэнос-Айресе предоставил доступ. Подтверждаю, они придут за активом, — её голос был ровным, лишённым интонаций, словно сгенерированный машиной. — Подготовьте периметр по протоколу «Приманка». Я хочу, чтобы они были абсолютно уверены, что идут по собственному следу. Никаких летальных мер до моей прямой команды. Они нужны мне живыми. Особенно аналитик. Она — ключ к пониманию мутации.
Она нажала сенсорную кнопку, обрывая связь. Комната погрузилась в полную тишину, если не считать едва слышного гудения системы климат-контроля.
Хелен медленно подошла к низкому столу из чёрного полированного обсидиана. На бархатной подложке, словно драгоценность, лежали разобранные части старинной швейцарской музыкальной шкатулки. Десятки крошечных латунных шестерёнок, валиков и гребёнок. Она взяла тончайший пинцет и, почти не дыша, поправила один из зубчиков на музыкальном цилиндре. Микронное движение.
Для неё это не было хобби. Это была философия. В мире, полном иррационального хаоса и человеческих ошибок, она создавала свой идеальный, предсказуемый механизм. И план по поимке Хавьера Рейеса и Лены Орловой был для неё лишь ещё одним таким механизмом. Более крупным, но столь же предсказуемым.
За тысячи километров от стерильного кабинета Хелен, в жарком и сыром подвале Буэнос-Айреса, пахло кровью, немытым телом и страхом. Антон «Сыч» висел на стуле, а не сидел. Его руки были заведены за спинку, голова безвольно опущена на грудь. Разбитая губа запеклась, один глаз заплыл.
Человек в дорогом, но помятом костюме, стоявший перед ним, не проявлял ни гнева, ни нетерпения. Он просто ждал. На ящике рядом с ним лежал смартфон «Сыча» и фотография. Девушка с рыжими волосами, смеющаяся на фоне фиолетовых деревьев в парке Палермо. Аня.
— Последний раз, Антон, — голос человека был спокойным и деловым, будто он обсуждал условия контракта. — Коды шифрования для твоего канала связи. Или мы навестим Аню. Она ведь любит гулять по вечерам, верно? Очень неосмотрительно с её стороны. Одна.
«Сыч» поднял голову. В его здоровом глазу не было ненависти. Только бездонная, тоскливая пустота. Он пытался быть сильным. Пытался умереть правильно. Но образ смеющейся Ани ломал его надёжнее, чем любой удар. Он посмотрел на её лицо на фотографии, затем на безразличное лицо оперативника. Он проиграл.
— …Sierra… Foxtrot… zulu… seven… nine… — его голос был хриплым шёпотом, каждое слово — капитуляция.
Оперативник без эмоций ввёл символы в телефон «Сыча». На экране появилась защищённая консоль. Ему не нужно было знать ни о плане, ни о цели. Его задача была проще — получить ключ от двери. А что за этой дверью, решат другие.
Он быстро набрал зашифрованное сообщение, полное технических данных, которые ему продиктовали заранее. Коды доступа к системам наблюдения. Графики смены патрулей. План второстепенных коммуникаций. Всё, что могло показаться бесценным подарком судьбы для отчаявшихся людей.
Отправив сообщение, он убрал телефон в карман. «Сыч» смотрел на него, ожидая пули. Но оперативник лишь кивнул двум фигурам в тени.
— Он ваш. Сделайте, чтобы выглядело как ограбление. Быстро и грязно.
Он вышел из подвала, не оборачиваясь, уже открывая на своём телефоне защищённый мессенджер. Через несколько секунд Хелен Рихтер в своём кабинете с видом на бушующее море увидит на экране терминала короткое сообщение: «Протокол “Приманка” активирован. Цель на заданной траектории».
— …основной вектор атаки — через технический туннель D-7. Шторм создаст идеальное акустическое и радиолокационное прикрытие. Их системы охраны старой модели, — Лена водила пальцем по схеме, разложенной на полу, её голос был быстрым и уверенным. — Мой вирус обойдёт первые три контура безопасности без проблем. Но дальше…
Хавьер стоял, прислонившись к стене, скрестив руки на груди. Он смотрел не на схемы, а на неё. На то, как горели её глаза, когда она говорила о взломе систем, о поиске уязвимостей. Она была в своей стихии.
— Дальше начинается биометрический контур. Он не ищет ключ-карты, он сканирует пассивные нейронные сигнатуры персонала, — продолжила она, поднимаясь на ноги. — Любой чужой сигнал вызовет тревогу. Но Люсия… протокол «Пастырь», даже в его мутировавшей форме, излучает уникальный маркер Консорциума. Система примет её за свою. Она — наш живой ключ.
Она произнесла это так, будто говорила о монтировке или отмычке. Хавьер ощутил, как желваки на скулах каменеют сами по себе.
— Но чтобы её сигнал был достаточно сильным и стабильным для прохождения сканера, его нужно… усилить. Фоново, — закончила Лена и, повернувшись к своему медицинскому кейсу, достала его.
Автоматический инъектор. Тонкий, как жало насекомого, корпус из полированного металла. Сквозь прозрачную стенку ампулы виднелась почти бесцветная жидкость. Наконечник иглы сверкнул в тусклом свете лампы.
Мир для Хавьера сузился до этой блестящей точки.
Всё остальное — схемы на полу, гудение электроники, даже собственное дыхание — исчезло. Он видел не медицинский инструмент. Он видел грязную палатку в африканской саванне. Крики раненой девочки, которую он держал на руках, пока полевой медик снова и снова вонзал иглу в её маленькое тело. Запах крови и антисептика. Беспомощность. Его собственная беспомощность.
— Нет, — слово вырвалось само, тихое и жёсткое.
Лена обернулась, её лицо выражало лёгкое раздражение, как у профессора, которого перебил нерадивый студент.
— Что «нет»? Хавьер, это не обсуждается, это единственный…
— Я сказал — нет.
Он оттолкнулся от стены. Всего один шаг в её сторону, но Лена инстинктивно отступила. Он не кричал. Его голос, наоборот, упал до низкого, почти неслышного регистра. Этот шёпот был страшнее крика.
— Никаких, блядь, игл, — произнёс он, глядя не на неё, а на инъектор в её руке.
— Это не прихоть! Это наука! Без этого стимулятора мы не пройдём даже первый пост! — её голос сорвался на крик от непонимания. Её логика, её главный инструмент, дала сбой.
— Найди. Другой. Способ.
Он не угрожал. Он констатировал факт. В этот момент она впервые увидела в нём не просто солдата, не инструмент. Она заглянула за фасад тактика и увидела там нечто древнее, иррациональное. Животный, первобытный ужас, который невозможно было ни просчитать, ни обойти, ни взломать. Он был готов провалить всю миссию, дать Люсии умереть, но не позволить этой игле коснуться её.
Секунду они стояли в тишине. Лена смотрела в его глаза, тёмные и пустые, и поняла, что упёрлась в стену. В нелогичную, непредсказуемую, человеческую стену.
Она медленно, с видимым усилием, опустила руку и убрала инъектор обратно в кейс. Щелчок замка прозвучал как выстрел.
— Хорошо, — её голос снова стал ровным, холодным. — Я что-нибудь придумаю.
Она лгала. Она просто решила, что воспользуется иглой позже. Когда он будет ранен или без сознания. Когда у него не останется выбора. Любая проблема имела решение. Нужно было лишь изменить переменные.
Прошло несколько часов. Хавьер ушёл на крышу — проверять периметр, как он сказал. На самом деле — чтобы дышать. Чтобы холодный ночной воздух прочистил голову от воспоминаний.
Лена сидела перед своим терминалом, погружённая в потоки данных. Она прогоняла симуляции, искала альтернативные пути, злясь на иррациональность Хавьера, на эту нелепую уязвимость, которая ставила под угрозу весь её план. Она уже почти смирилась с необходимостью импровизировать, когда на экране её защищённого мессенджера мигнул крошечный значок.
Входящее сообщение. Анонимный канал. От «Сыча».
Она почувствовала резкий, почти забытый толчок под рёбрами. Триумф. Холодный, чистый, как дистиллированная вода. Она знала, что Антон не подведёт. Она быстро ввела длинный ключ дешифровки.