Вниманию читателей предлагается комплекс документов, связанных с проводимым советскими органами расследованием нацистских преступлений в треблинских лагерях. Прежде всего необходимо обратить внимание на контекст появления этих источников.
Одним из итогов успешного развития операции «Багратион» стало начало освобождения территории Польши, в том числе и тех районов, где находились лагеря смерти. 21 июля 1944 г. был сформирован Польский Комитет национального освобождения (ПКНО), который стал польским правительством, альтернативным тому, что находилось в этот момент в Лондоне. Политические, военные и организационные усилия, обеспечивающие союз Польши и СССР, требовали и определенной символической подпорки. А потому среди прочего стала активно использоваться тема общей трагедии – польский и советский народы как жертвы нацистского геноцида.
23 июля Красная Армия завершила освобождение города Люблин, а вместе с ним и одноименного концентрационного лагеря СС, больше известного как Майданек. За годы существования через него прошли не менее 150 тыс. человек, из них 80 тыс. были убиты. На момент прихода советских войск там оставалось чуть более 1 тыс. заключенных, которых нацисты не успели эвакуировать. Равным образом и инфраструктура лагеря не была разрушена полностью – сохранились отдельные документы, печи крематория, газовые камеры, бараки и прочие постройки. А также множество трупов, разбросанные человеческие кости, вместо земли – смесь песка, пыли и пепла от сожженных тел. Увиденное настолько шокировало советское командование и простых солдат, что было принято решение: предать Майданеку максимально возможную огласку. Поскольку к лету 1944 г. состав заключенных носил интернациональный характер, причем значительную часть составляли поляки, то история лагеря прекрасно вписывалась в прагматику официальной пропаганды: освободительная роль Красной Армии; борьба против фашизма, стремящегося уничтожить все народы Европы; братство советского и польского народов, ставших жертвами нацистской политики уничтожения. Уже в начале августа район лагеря посетили журналисты, а в десятых числах в центральных и фронтовых газетах стали появляться развернутые репортажи. 18 августа состоялось первое заседание польско-советской чрезвычайной комиссии по расследованию немецких злодеяний на Майданеке в Люблине. За десять дней ее члены опросили ряд свидетелей, под ее эгидой производились выборочные эксгумации. 27–28 августа была проведена международная пресс-конференция, а в сентябре опубликовано специальное коммюнике, подводящее итог расследованию[561].
Именно на фоне этих действий, превративших Майданек в один из символов нацистских преступлений в глазах жителей СССР, разворачивалась работа по предварительному расследованию происходившего в других лагерях смерти – Собиборе и Треблинке. Изучение событий в первом из них (вернее, на территории, где он находился еще год назад) началось в конце июля 1944 г., а уже 25 августа замначальника Главного политического управления РККА И. В. Шикин направил на имя председателя Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию и установлению злодеяний немецко-фашистских захватчиков (ЧГК) Н. М. Шверника письмо, в котором говорил о массовом уничтожении евреев и предлагал членам комиссии подключиться к расследованию. Однако, к сожалению, дело осталось без движения.
С Треблинкой ситуация разворачивалась более сложно. Если лагерь смерти был полностью уничтожен к середине ноября 1943 г., то определенная часть построек трудового лагеря сохранилась. Красная Армия пришла сюда в середине августа. Нельзя сказать, что к тому времени о Треблинке ничего не было известно: о происходившем периодически писало польское подполье, оттуда сведения попадали и в союзническую печать. Например, в апреле 1943 г. на страницах «Правды» появилась статья Н. Сергеевой, которая была посвящена истребительской политике против славянских народов – и поляков в частности. Среди прочего в материале говорилось про два лагеря: концентрационный лагерь для поляков «Треблинка А» и «Центральный дом смерти – Треблинка Б», где людей (без детализации этничности) уничтожали в камерах якобы с помощью пара. Описывая подробно процесс, автор завершила рассказ следующими словами: «Так совершаются повседневно, планомерно, с заранее обдуманным намерением, в полном соответствии с людоедскими теориями об истреблении славянских народов злодеяния, от которых волосы становятся дыбом на голове»[562]. Спустя несколько дней в этой же газете появилась статья А. Паукер, которая доказывала, что гитлеровцы ставят целью сокращение численности всех оккупированных народов. В качестве примеров она приводила лагеря Майданек, Освенцим и Треблинка, причем относительно последнего писала, что в день там убивают до 10 тыс. человек[563].
Расследование в районе Треблинки началось в середине августа 1944 г. Изначально им занимались органы военной прокуратуры 65-й армии. Одной из первых была допрошена местная жительница Марьяна Кобус (15 августа)[564], свидетельские показания ряда других свидетелей датированы более поздними числами. 22–23 августа были проведены частичные эксгумации убитых узников трудового лагеря Треблинка. Результаты обобщили в соответствующем акте (публикуется в настоящем издании). Обратим внимание, что уже тогда открылись не только жестокость нацистов по отношению к заключенным трудового лагеря, но и беспрецедентный характер лагеря смерти – отмечалось, что его жертвами были в основном евреи: «Треблинский лагерь № 2 – это огромный комбинат смерти. Со всех оккупированных немцами стран Европы сюда привозили на сожжение все еврейское население и многих «неугодных» людей других национальностей». Общее количество жертв оценивалось примерно в 3 млн человек, что восходило к преувеличенным подсчетам бежавших узников. Комиссия делала вывод о государственном характере преступлений и необходимости привлечь к нему внимание как советского правительства, так и ПКНО[565].
Обратим внимание, что уже к 15 августа в распоряжении советских политических органов имелся перевод ранее обнаруженных воспоминаний Янкеля Верника, которые распространялись польским подпольем и весьма подробно рассказывали о том, чем являлась Треблинка. 29 августа начальник политуправления 1-го Белорусского фронта генерал Галаджев направил на имя начальника Главного политического управления РККА А. С. Щербакова докладную записку (зарегистрирована 2 сентября). В ней он сообщал о расследовании относительно лагеря Треблинка, где были уничтожены, по имевшимся данным, 3 млн человек – «поляков, евреев, французов, болгар и других национальностей»[566]. К письму прикладывался перевод брошюры Я. Верника.
В эти дни по линии политуправления были организованы визиты журналистов. В частности, по его итогам военный корреспондент В. С. Гроссман подготовил очерк «Треблинский ад», воспроизводящий многие сведения выживших узников (19 октября его фактически итоговая версия была послана на согласование в ЧГК)[567]. Среди других был корреспондент газеты «За Родину» майор Д. И. Новоплянский, который по итогам двух поездок составил 9 сентября докладную записку на имя начальника политуправления 70-й армии, в которой обращал внимание на то, что среди убитых евреев были граждане США и Велико британии. Тем самым была найдена та точка, которая позволила бы вписать историю Треблинки в контекст идеологической составляющей советской внешней политики.
Параллельно к расследованию попытались подключиться и члены упомянутой выше польско-советской комиссии. В настоящем издании публикуется протокол предварительного следствия и ознакомления, подписанный ее ответственным секретарем П. Соболевским, членом ПКНО и бывшим узником Треблинки М. Ходзько, а также представителем Военного совета 2-го Белорусского фронта Г. Е. Леваковым. В нем – наверное, по аналогии с Майданеком – еврейская тематика оттеснялась на второй план, а потому лагерь смерти преподносился как место уничтожения граждан разных стран (что фактически не противоречило реальности, но не объясняло причину, почему именно эти граждане были умерщвлены здесь)[568]. Однако деятельность этой комиссии, видимо, была признана недостаточно удачной, а потому в дальнейшем – как в случае с Треблинкой, так и с другими лагерями – советская сторона решила сосредоточивать усилия по расследованию в своих руках.
К двадцатым числам сентября относится большая часть обнаруженных и публикуемых нами протоколов допросов (организованы силами военной прокуратуры), что свидетельствует об очередном витке расследования. Выжившие подробно говорили об уничтожении евреев, и даже поляки, бывшие узники трудового лагеря, упоминали, что именно к евреям нацисты относились хуже всего. В итоге не будет преувеличением сказать, что к концу месяца из всех стран-союзников именно в СССР лучше всего знали о том, что из себя представляли оба треблинских лагеря. Собранный комплекс источников изобилует подробностями, которые могли бы лечь в основу международной информационной кампании, однако, к сожалению, все это не оказалось востребованным.
Непосредственно расследование нацистских преступлений находилось в ведении ЧГК. Еще 15 сентября упоминавшийся выше И. В. Шикин направил Н. М. Швернику копию акта о массовых зверствах в Треблинке. В сопроводительном письме высказывалась мысль, что этот лагерь по своим масштабам не уступает Майданеку[569]. Спустя неделю, 22 сентября, уже А. С. Щербаков переслал Н. М. Швернику копию письма Д. И. Новоплянского. Если Майданек не произвел желаемого международного впечатления, а убийство евреев в Собиборе не вызвало интереса, то вполне логичной оказалась попытка политических работников обратить внимание на граждан Великобритании и США. Отметим, что днем ранее начальник Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) Г. Александров переслал в ЧГК мате