Но самой болезненной была перемена отношения Адониса. Он всё так же повторял, что никогда не бросит меня, благодарил за спасение. Но речи его больше не были наполнены любовью, как раньше. В них звучала горечь. И эта горечь отравляла меня каждый день понемногу. Думаю, если бы он просто бросил меня на произвол судьбы, я бы лучше справилась. Я бы раньше попыталась начать жизнь заново и не растеряла бы остатки былой уверенности. Но Адонис не хотел чувствовать себя негодяем, отвернувшимся от боевого товарища. А потому он продолжал навещать меня. Но уже не пытался прикасаться ко мне, словно я была чем-то больна. И даже после окончания войны он поселил меня у себя дома. А я согласилась, потому что мне было слишком страшно остаться одной.
Я не ушла, даже когда Адонис женился. Мне было чертовски больно и телесно, и душевно. Я ведь всё ещё любила его. Или думала, что любила. Я притворялась, что не слышу, когда его жена возмущалась, что устала от моего присутствия.
— Сильвия потеряла ногу, когда защищала меня, — говорил Адонис ей в ответ. — Я не могу теперь её бросить. Она без меня пропадёт.
И я верила в то, что пропаду без него. Но в один ненастный день я вдруг поняла, что уже пропала. Перестала жить и превратилась в тень самой себя. Я не ждала ничего от Адониса, не надеялась, что он снова полюбит меня, я просто существовала, как существуют камни на дне реки. Жизнь вокруг шла своим чередом. Адонис с женой ожидали рождения первенца, а я просто наблюдала недвижно за течением времени. И я вдруг осознала, что не хочу быть камнем. Ведь я всё ещё жива, моё сердце всё так же бьётся в груди и жаждет любви. Мне захотелось сбежать далеко из Лесного королевства, туда, где есть кто-то кроме прекрасных и совершенных эльфов, туда, где на меня не будут смотреть снисходительно, и где я смогу начать новую историю.
Вот так я и оказалась близ Рогатой горы. Думала податься на рудники, но туда меня не взяли из-за ноги. И сейчас мне кажется, что так для меня даже лучше.
Спускаюсь по тропе в деревню и первым делом отправляюсь на рынок. Фортис сказал, что с припасами сам разберётся. Значит, займусь своими нуждами.
За полчаса мне удаётся найти те самые тюки соломы, а ещё неплохие доски для мебели и старое, но довольно сносное одеяло. У меня даже получается выторговать скидку на всё и на сэкономленные деньги нанять местного на лошади, чтобы тот доставил меня и все мои покупки к дому Фортиса.
— Эльфийка и орк в одном доме? Во дела! — произносит мужичок, когда понимает, куда именно нужно ехать.
Я игнорирую его реплику и просто запрыгиваю в телегу. Мысль о том, что не придётся идти в гору пешком, придаёт мне сил.
Свежий ветер обдувает лицо. Я прикрываю глаза и мечтательно представляю себе, как первым делом сниму треклятый протез, вернувшись домой, а после начну собирать свою собственную кровать. Из досок можно чуть позже сколотить лавку и стол.
А вечерком, когда Фортис вернётся с работы, — приготовить какой-нибудь вкусной еды на очаге снаружи. И после ужина, как вчера, смотреть, как солнце прячется за верхушки елей. От предвкушения я невольно вздыхаю. То ли от волнения, то ли от свежести предгорного воздуха сердце быстро бьётся в груди. Я ловлю себя на мысли, что ещё никогда прежде мне так сильно не хотелось жить. Всё же я рада, что оказалась в этом месте.
Глава 4
Вечер прохладный, приятный. Над уличным очагом поднимается слабый дымок. В воздухе стоит аромат жареного мяса и запечённого картофеля. Я стою рядом, зажав травинку между зубов, ожидая, пока вскипятится вода в котелке. Замечаю грузные шаги ещё издалека и отчего-то замираю в предвкушении. Даже самой себе не могу толком объяснить, чего так радуюсь.
Фортис открывает калитку и проходит во двор. Замечаю мешок у него на плече. Кажется, с чем-то съестным. Что ж, по крайней мере, он держит обещания.
— С возвращением! — вдруг по привычке бросаю я и прикусываю язык. Орк пару мгновений глядит на меня изумлённо, потом отводит взгляд смущённо. Кладёт сумку передо мной, словно подношение, а затем идёт к рукомойнику.
— Ты чего будто ласковая жёнушка меня приветствуешь? — ворчит, не глядя на меня.
Я и сама не знаю, чего это я. Просто настроение было хорошее весь день. Мысли радостные, вот и выпалила слова, которыми обычно приветствовала Адониса. Жена его от этого жутко бесилась. А я ничего не могла с собой поделать.
От воспоминаний делается совсем неприятно. Я обвожу глазами двор и крыльцо, напоминая себе, что я не там, а здесь в настоящем. Взгляд останавливается на широкой спине Фортиса и его крепких мускулистых руках.
— Ну, если бы я была как ласковая жёнушка, то я бы тебя иначе встречала, — усмехаюсь я. В шутку прижимаюсь к нему сзади и кладу ладонь на пояс.
Орк замирает с вытянутыми вперёд руками. Вода из рукомойника льётся вхолостую.
— Ты это… чего? — он оборачивается на меня растерянно. А я только сейчас понимаю, что слегка возбудилась и быстро отступаю на пару шагов, а после заливаюсь фальшивым хохотом.
— Ой, ну и выражение! Ты бы себя видел! — смеюсь, хотя мне неловко из-за его растерянности.
— Ну и шутки у тебя, — качает головой Фортис. После отворачивается и умывает лицо.
Вода с него течёт чёрная. Я осознаю, что он сегодня был в шахтах. И хотя он бригадир, но всё равно его работа кажется трудной. В особенности в сравнении с тем, что я сама делаю. Нет, конечно, привести дом орка в жилой вид стоило огромных трудов, да и со стиркой пришлось повозиться. Но такое не каждый день происходит.
— Сегодня у нас жареная свинина на ужин! — объявляю я, когда он заканчивает с водными процедурами.
— Хорошо, — кивает он, обтирая руки полотенцем. — Я люблю свинину.
— А вчера говорил, что курицу любишь, — невольно вспоминаю я, ставя на стол большое блюдо.
— Курицу тоже люблю, — произносит орк, занимая место за столом. — Как можно не любить еду, что приготовлена специально для тебя?
Он не смотрит на меня, но от его тёплого взгляда сердце будто тает. Что же делать? Я ведь так и влюбиться могу в этого громилу. Хмурюсь и сердито плюхаюсь за стол. И, прежде чем орк успевает что-то сказать, накладываю себе мяса в тарелку. Пусть не думает, что я для него старалась. Я с остервенением начинаю набивать рот.
— Не спеши так. Обещаю, я не стану есть всё, — произносит Фортис, беспокойно глядя на меня. — Есть два дела, которые более всего не терпят спешки. И одно из них — это потребление пищи. Если поспешить, то можно заработать несварение.
— Та а фём ты? Фё фо мной ф поряфке буит! (Да о чём ты? Всё со мной в порядке будет!) — отвечаю я упрямо.
Жую торопливо, запихивая в рот больше чем нужно. Горячее мясо обжигает нёбо, ароматный картофель рассыпается во рту. Я ем, будто боюсь, что сейчас это всё исчезнет — и еда, и стол, и сам Фортис. Не замечаю, сколько уже проглотила, пока не чувствую, что живот раздулся и тяжелеет. Голова кружится. В груди давит. Сердце колотится быстро-быстро.
Я поднимаюсь, чтобы унести свою тарелку, но вдруг покачиваюсь и хватаюсь за край стола.
— Ты чего? — спрашивает Фортис напряжённо. Затем поднимается и обходит стол.
Я резко прижимаю ладонь ко рту, ощущая характерный позыв. Фортис будто зная суёт мне пустое ведро. Я хватаюсь за его края, и волна дурноты вырывается наружу.
— Говорил же, что лучше не спешить, — ворчит он негромко и озабоченно. Я, наконец, поднимаю голову. Он стоит рядом, но не суетится и не кривится, просто смотрит с участием. — И какая нужда была глотать не жуя?
— Прости, — я прикрываю лицо ладонью. — Только зря припасы перевела.
— Да пёс с ними, с припасами. Я больше за тебя беспокоюсь. Болеть муторно. Особенно когда на пустом месте.
Орк берёт меня под руку и поднимает без усилия. Я не сопротивляюсь. Позволяю отнести меня в свою комнату и уложить в постель. Ощущаю жар от его близости, который почему-то кажется мне более сильным, чем лихорадка в теле.
Фортис ненадолго исчезает. Через пару минут возвращается с миской воды и чистой тряпкой.
— Да зачем это? — я пытаюсь сопротивляться, когда он кладёт мне на голову компресс.
— Слушай, а ты ведь горишь, — говорит он хмурясь. — Неужели под солнцем перегрелась?
Я не знаю, что сказать. Чтобы эльфийка и перегрелась от деревенского солнца — смешно. Но шутить не выходит. Ближе к ночи у меня и вправду поднимается жар. А тошнота продолжается до тех пор, пока мой живот вновь не оказывается совсем пустым.
Орк не уходит. Сидит рядом. Молчит, время от времени меняя тряпку на лбу.
— Фортис? — зову я его, когда мне становится чуть лучше.
— А?
— А какое второе дело? — спрашиваю я, глядя в потолок. — Которое не терпит спешки.
На самом деле, мне не важен его ответ. Мне просто хочется убедиться по его тону, что он не злится на меня.
— А, ты об этом… — я вдруг слышу, как он усмехается. — Второе — это любовные утехи.
Моё сердце отчего-то начинает биться быстрее. Волны холода и жара сменяют друг друга. Мне и хочется продолжить этот разговор, и вместе с тем страшно.
— А у тебя в этом большой опыт? — спрашиваю, переборов неуверенность.
— Смотря с кем сравнивать, — он пожимает плечами. — Знаешь, в жизни каждого орка бывает период бунтарства. И я то своё время провёл в порту. И было со мной разное.
Он усмехается сам себе и вздыхает. Я же кусаю губы. Вот спросила, а легче не стало. Я прикрываю глаза и постепенно проваливаюсь в беспокойный сон. Мне снится что-то странное — кошмары войны вперемежку с эротическими картинами. Но впервые меня ласкают не руки эльфа, а большие, зелёные, орочьи. И от ощущения этой силы, от крепкого мужского запаха я становлюсь совсем дурной.
Первый луч солнца пробирается в окно. Я просыпаюсь с неохотой и чувствую на себе сверху что-то тяжёлое. Открываю глаза и вижу Фортиса, сидящего рядом с моей самодельной кроватью, частично навалившегося на меня сверху. Так мне поэтому всю ночь снилось такое⁈ Лицо вспыхивает, когда я понимаю, что между ног как-то слишком мокро.