Едва утром заголосит будильник — дед Гордей тут как тут. Расстилает коврик, включает радио и делает зарядку… вместо внука!
Тем временем бабушка Меланья готовит завтрак, дед Иван собирает тетрадки и учебники, а бабушка Федосеевна умывает, расчесывает и одевает нашего героя.
(Родители уходят на работу совсем рано, а возвращаются, когда уже все спят, так что Василько видится с ними лишь в воскресенье, а то и они помогали бы ему).
Потом все садятся за стол.
Поскольку аппетит у Василько неважный, деды громко требуют добавки и съедают по два завтрака и обеда и по полтора ужина, чтобы вдохновить внука.
Затем начинается рабочий день.
Пока Василько в школе, дед Иван тренируется по математике, историй и ботанике, а дед Гордей — по русскому и английскому языкам и литературе.
После обеда Василько дремлет, «по шестьдесят минут на зрачок», как он говорит, а деды готовят ему уроки.
Затем Василько проверяет, как выполнили деды его задания, и включает телевизор. Подождет, пока диктор скажет ему «спокойной ночи», и снова на боковую.
Как видите, дела у него с некоторых пор (заметьте!) пошли недурно, и Василько зажил в свое удовольствие.
4
И все бы ничего, кабы не зачеты да экзамены. Кто их только выдумал!
Ведь любая оценка фактически раскладывалась на семейный коллектив, и на долю каждого приходилось совсем немножко, даже с пятерки.
Долго ли могло так продолжаться?!
Однажды вызывает Василько математичка Надежда Ивановна к доске, дает учебник и говорит:
— Открой задачу номер триста семьдесят пять.
— Нашел.
— Прочти условие и реши на доске методом уравнения.
— Так вы вчера объясняли нам этот материал.
— А сегодня я хочу проверить, как ты его усвоил.
— Неужели вы сомневаетесь в том, что объясняли понятно?!
— Не хитри, Василько! Я хочу, чтоб и ты не сомневался!
Делать нечего, взял Василько мел и такого наворочал, что весь класс ахнул. Так Василько честно схватил свою первую двойку.
И сел на место.
А соседом у него был Митька Филателист (он собирал марки, и потому его так прозвали) — круглый отличник, гордость класса.
— Эх, ты, — шепнул Филателист. — Не смог простую задачку решить!
— Да чего-то не хотелось, — отмахнулся Василько. — Настроение неважное…
— Жрать ты здорово стал, — заметил Филателист. — Пузо-то вон какое отрастил: будто пушбол проглотил… С чего ж оно будет, настроение?..
— Митя, — вызвала теперь его Надежда Ивановна, — выйди к доске. Тебя я попрошу решить задачу на вольную тему — какую захочешь…
— Я, Надежда Ивановна, — бойко затараторил Филателист, — так расстроен сейчас провалом Василько, что невольно подумалось: а ну как другие последуют его примеру? Даже ногу закололо вот в этом месте!
— Видите, дети, как переживает человек? Ну, что ж, тогда в следующий раз…
— Нет-нет, — запротестовал Филателист, — я и сейчас… Что поделаешь — надо!
Волоча ногу, Филателист подковылял к доске, взял мел и начал решать задачу «на вольную тему».
— Допустим, — сказал он и ехидно оглянулся на Василько, — в нашем городе сто школ. По десять классов. Итого тысяча… В учебном году — возьмем наименьшее число — двести дней. Перемножим, и получаем двести тысяч классных дней…
— Ого! — воскликнул Василько, увлекаясь рассуждениями приятеля.
— И допустим еще, — продолжал Филателист, — что ежедневно в каждом классе свой Василько…
Ребята засмеялись, а Надежда Ивановна нахмурилась:
— Нехорошо переходить на личности, Митя.
— Не буду, Надежда Ивановна, — покорно согласился Филателист, уже сделавший, однако, свое черное дело. — Допустим, что, как и сегодня у нас… — он снова глянул в сторону Василько, — в каждом классе кто-нибудь, тоже из числа нерадивых, схватит всего одну двойку. За год только по нашему городу это составит двести тысяч двоек.
Уже и Надежда Ивановна заинтересовалась его расчетами. Только Василько отвернулся, но продолжал прислушиваться.
— И допустим еще, — говорил Филателист, — что каждая двойка произошла от того, что кто-то отвлекался на одну минуту. Это составляет двести тысяч потерянных минут… Делим на сорок пять, получается четыре тысячи четыреста сорок четыре «пустых» урока. По пять уроков в среднем — и это составит… восемьсот восемьдесят восемь классных дней. Все равно что четыре с половиной класса в городе целый год не занимались вообще…
Все аплодировали Филателисту, смотревшему теперь на Василько с видом победителя.
— Чему вы радуетесь? — удивилась Надежда Ивановна.
— Мы не двоечникам, Надежда Ивановна! — вскочила Маша Алексеева. — Здорово додумался Фила… простите, Митя! Как это у него получилось!..
— Хорошо, — кивнула Надежда Ивановна. — Тогда я даю задание всему классу: проверьте дома эти расчеты…
— А пусть он решит мою задачу! — громко сказал Василько, и все почему-то стихли.
— Пожалуйста, — пожал плечами Филателист, стер свои записи с доски и снова взялся за мел. — Значит, так…
Не стану приводить, друзья мои, саму задачу; любой из вас разделается с нею запросто. А вот Митька Филателист понес такое, что Василько и тот захохотал.
— Не торопись, Митя, подумай, — сказала Надежда Ивановна.
Но как ни старался Филателист — задачу решить не смог.
Удивленная Надежда Ивановна вынуждена была поставить и ему двойку…
— Ну вот, — удовлетворенно сказал Василько, — теперь, по твоим подсчетам, одна из школ в городе почти полностью работает впустую! Ты да я…
Митя покраснел до слез и молча вернулся на свое место.
5
Утром следующего дня по дороге в школу Василько встретился с Митей на площади Трех птиц. Поздоровались. Василько явно был не в духе и выглядел неважно.
— Ты чего? — спросил Митя. — Двойку переживаешь? Плюнь и разотри! В жизни всякое бывает…
Василько промолчал.
По дороге Митя первый заметил (на доске Горсправки) странное объявление. На небольшом листе бумаги разноцветными буквами было красиво написано:
— Ля! — воскликнул Митя. — Во чудаки!.. Ну, кто это мог сочинить? Не иначе — тронутый… Василько глянул и задумался.
— Филателист, — виновато произнес он. — Это я натворил…
— Объявление вывесил?!
— Да нет. Что ты двойку схватил.
— Брось, Василько, при чем здесь ты? На меня тогда вроде затмение нашло…
— Нет, Филателист, я виноват! Прости меня.
— Ты что, приболел? А?
— Мучаюсь я теперь, пойми. А может, и болею… Божись, что никому не скажешь.
Митька Филателист всмотрелся в лицо приятеля, потом глаза у него загорелись от предчувствия тайны, и он поклялся:
— Чур тебя и чур меня, пусть я в жабу превращусь, ни в воде и ни в огне никого не побоюсь, слово, данное тебе, не утонет, не сгорит!
— Я ведь теперь, — признался Василько, — вроде волшебника стал. Что ни задумаю — исполняется!
— Чего ты мелешь?!
— Нет, Филателист, верно говорю, — покачал головой Василько, и тут его осенило: — Хочешь, королем стану?
— Каким королем?…
— Да вот, по объявлению!
— А ну!..
— На портфель, подержи.
Василько пробормотал что-то невнятное и исчез.
— Батюшки! — всплеснула руками пожилая полная женщина, стоявшая неподалеку. — Да где же малец-то? Ведь только что был!.. Сюда, люди, сюда!..
— У-ю-юй! — восторженно воскликнул Филателист. — Вот это номер! Как резинкой стерся…
— Где дружок твой, сказывай?
— Да вы, тетенька, не беспокойтесь: скоро он вернется королем…
— Каким таким королем?! Сказывай, куда парня девал?
— Да при чем тут я, тетенька? Сам он — захотел и смылся…
Мигом собрались любопытные, и вскоре по площади распространился слух: какой-то мальчишка взмыл в самое небо дымной свечой! Прохожие уставились в облака, а кто-то даже облегченно вздохнул:
— Ну вот, наконец-то возвращается…
— Где? Где он?
— Не туда смотрите, чуть правее.
— Ну и техника! Чего только не придумают! Уже и дети летают, как бабочки…
Но прошло десять минут, пятнадцать, а Василько не возвращался. Возмущенная толпа поволокла упирающегося Филателиста в милицию.
Там с ним и познакомился Алексей Петрович…
— Ваше мнение? — спросил Воронов, кончив свой рассказ.
— Теперь и мне сдается, что тут дело не без этого, — согласился я.
— Поможете нам?
— Попытаюсь, хотя в успехе не уверен…
— Ну, понятно! Вот вам мой телефон: если что прояснится — позвоните.
— Хорошо, Алексей Петрович.
Проводил я его уже с каким-то нетерпением. Оделся, негромко произнес: «Инутама, инутама, акчолё!» — и… исчез из дома.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Восемью Восемь
1
Удобная штука — волшебный транспорт: вжик — и ты уже на месте! Вот только по пути ничего не рассмотришь: не успеешь…
А на этот раз я даже не знал, где окажусь: просто доверился Блаттелле и всё. «Не может быть, — решил я, — чтоб такой воспитанный таракан завлек меня в опасное место».
Осмотрелся я и вижу, что нахожусь на дне глубокого ущелья, сжатого горами. Левый склон скалистый, голый, а правый порос диким орешником. И быстрая речка под ним шумит.
Стою я перед двумя высоченными скалами, а в них стометровые кони высечены, только наподобие шахматных. Между скалами — узкий проход, вдали виднеется веселая яркая толпа. «Туристы», — решил я почему-то.
Вдруг они устремились ко мне: фоторепортеры и киношники снимают на пленку, телеоператоры ловят меня в объектив, журналисты микрофоны свои протягивают…
— Ваше имя!
— Возраст!
— Профессия!..
— Поздравляем вас!!!
Не иначе как произошла ошибка. Вероятно, ожидали какую-то знаменитость, и я появился некстати. Мне стало неудобно. А скрыться некуда. Тут наступила тишина, и все во мне похолодело. «Ну, — думаю, — прощай родной город и друг мой художник Петр Петрович, не видать мне вас больше…»