— Ты здесь на два месяца, — сказал он.
— И за это время я привнесу в бизнес новые идеи, — сказала она. — Это проект, рассчитанный на перспективу.
— Тогда я предлагаю начать с продукта, — сказал Ксавьер. — Для этого нам как раз и нужен хлеб.
— Не понимаю.
— Как? Уже? — Он закатил глаза. — Это чтобы очищать вкусовые рецепторы во время Дегустации.
— Хочешь сказать, мы будем пробовать вино?
— Ты будешь пробовать вино, — поправил он. — Какое вино ты обычно пьешь в Лондоне?
— Тебе это не понравится, — предупредила она. — Вина Нового Света.
— Как и многие наши клиенты за пределами Франции, — сказал Ксавьер, сохраняя невозмутимый вид. — И какое тебе нравится больше всего?
— Новозеландское белое. Совиньон.
Он кивнул:
— Хороший виноград. За что ты его любишь?
— За вкус.
Он махнул рукой, приглашая ее ответить более подробно.
— Он фруктовый, — сказала она.
— Хорошо. А какой именно фрукт?
— Извини. Я не знаю.
Он вздохнул:
— Когда ты говоришь «фрукт», ты имеешь в виду лимоны, крыжовник, клубнику, дыню, черную смородину?
Она была почти уверена, что у белого вина не должно быть привкуса черной смородины.
— Крыжовник. Правильно?
— Тут нет правильных и неправильных ответов, — сказал он, чем немало ее удивил. — Но в хорошем белом новозеландском совиньоне должен бы чувствоваться крыжовник, может, еще с легким привкусом дыни и цитрусовых. У некоторых разновидностей вина сложный составной букет, у других нет. Это зависит от многих факторов. Так что вот твой первый урок на сегодня — вкус винограда во многом зависит от производителя вина, а еще он зависит от terroir — почвы, на которой его выращивают. — На лбу у него пролегла едва заметная морщинка. — Гарри должен был тебя этому научить.
— Вроде как. Я недостаточно внимательно его тогда слушала, — призналась Аллегра.
— Здесь на юге вина, которые мы делаем, больше похожи на австралийские и новозеландские. — Он развел руками. — Я могу об этом полдня говорить, но ты научишься, только если сама все прочувствуешь.
— И почему это так напоминает мне экзамен на права? — язвительно спросила она.
Он пожал плечами:
— Да ничего подобного, Элли. Я просто не хочу учить тебя тому, что ты и так уже знаешь.
У нее по спине пробежала дрожь. Он сейчас случайно назвал ее прозвищем, которым ее называли здесь в далеком прошлом. И еще последнее, чему Ксавьер ее учил, это…
Она мысленно призвала себя к порядку. Это лето давно прошло и должно остаться в прошлом. Они оба стали старше и мудрее, и свои ошибки они не повторят. Поэтому нет смысла напоминать ему о том, что он ее оттолкнул, да так сильно, что она сочла за лучшее порвать с ним.
Когда они доели обед, она помогла Ксавьеру отнести остатки еды на кухню. Он убрал все со стола, достал белую скатерть и застелил ею деревянную поверхность.
— А зачем нам скатерть? — спросила Аллегра.
— Чтобы можно было правильно оценить цвет вина.
— Ксав, я домой на велосипеде поеду, я не могу пить.
— А дегустация вина и не предполагает, что ты его пьешь. По крайней мере, если ты серьезно к этому относишься, — пояснил он. — Если выпить шесть бокалов вина, то и не вспомнишь, какие эти вина были на вкус, так весь смысл теряется. Пробуешь, выплевываешь, делаешь записи, а потом очищаешь рецепторы водой и белым хлебом перед тем, как попробовать следующее. — Он протянул ей охлажденную до идеальной температуры бутылку вина. — Я сначала думал дать тебе прочитать этикетку, но не хочу навязывать тебе идеи и мнения. Мне надо знать твою первую, инстинктивную реакцию. — Он открутил крышку и налил ей около трети бокала. — Перед тобой дегустационная порция. Это значит, что в бокале много места, вино можно в нем взболтать, чтобы в полной мере ощутить его аромат. А еще так ты точно разглядишь цвет вина. — Он наклонил бокал над скатертью. — Вот так, нужно смотреть на цвет вина в глубине и по краю бокала.
Она понимала, что должна смотреть сейчас на вино, но она не могла отвести глаз от рук Ксавьера, как ни старалась. Сильные и слегка огрубевшие руки человека, который видел, что нужно сделать, и делал это, а не раздавал указания. Но она знала — его руки могли быть и бесконечно нежными. Чувственными. Они дразнили ее и будили в ней такие ощущения, которые она никогда больше ни с кем не испытывала.
— Аллегра?
— Извини. Я задумалась.
— Если тебе это не интересно…
— Дело не в этом. — Да она скорее станцует босиком на горячих углях, чем расскажет ему, о чем она сейчас думала. — Ты говорил, что смотреть нужно на цвет самого вина в глубине и по краю бокала?
— Вино должно быть прозрачным.
— Оно не такое темное, как я ожидала, — сказала она. — Оно почти светло-персикового оттенка. Я думала, что розовое вино розовее.
— Это зависит от того, какой используется виноград и как он производится. И от купажа. А теперь покачай вино в бокале. Таким образом ты обогатишь его кислородом и высвободишь аромат. В первый раз нюхать нужно осторожно — если пахнет горелым, значит, в вине слишком много сульфита. А потом вдохни еще раз и попытайся определить, какие запахи ты чувствуешь и насколько они интенсивны.
Он передал ей бокал, и она чуть его не уронила, когда он легонько коснулся ее пальцев своими.
Это просто безумие.
Аллегра давно уже оставила Ксавьера в прошлом. И ей нельзя снова западать на него сейчас, когда у них совместный бизнес.
— Ну, какие запахи ты чувствуешь? — спросил он.
Аллегра не могла устоять перед соблазном немного его подразнить. Она взглянула на него и захлопала ресницами:
— Фрукты?
Он внимательно на нее посмотрел.
Она смущенно улыбнулась:
— Ладно, поняла.
— Очень смешно.
Но в его глазах проскользнула улыбка. Теплая, сексуальная, устоять перед такой просто невозможно. Аллегра рада была, что сидит, ведь ноги у нее тут же стали ватными.
— Клюква, — сказала она. — Пахнет клюквой. Запах фруктовый, но суховатый.
— Попробуй.
Его глубокий голос оттенял легчайший акцент, и то, как Ксавьер сказал это, заставило ее заглянуть прямо ему в рот. Зря она это сделала, потому что рот у него был очень красивый, с ровными белыми зубами и полной нижней губой. Она прекрасно помнила его вкус, как легко было бы провести языком по его губам, а потом слегка покусывать их до тех пор, пока…
— Подержи вино во рту немного, поперекатывай его на языке, — сказал Ксавьер. — Чувствуешь свои вкусовые рецепторы? У корня языка — горечь. Сбоку — кислинку. В центре — соленое. А впереди — сладость. Десны реагируют на танин в вине. От этого на них появляется ощущение сухости.
У нее сейчас как раз пересохло во рту — и она могла только надеяться, что Ксавьер подумает, что она собирается пробовать вино, а не его.
— Думай о теле, — сказал он.
О теле вина. Не о его теле. Не о том, как он раздался в плечах, и не о том, какой же окажется на ощупь его кожа под ее прикосновениями.
— Тело вина — это его тяжесть на твоем языке, — добавил Ксавьер.
Наверное, он старался помочь, но Аллегре от этого становилось только хуже. Его слова навеяли ей воспоминания о том, как он ее целовал, одновременно щедро и требовательно. Его язык дразнил ее язык, а губы убеждали ее ответить на поцелуй.
И она невольно проглотила вино.
Черт. Вот молодец, выставила себя полной идиоткой.
— Извини.
— Ничего. Просто думай о вине и о том, как долго звучит его вкус — это послевкусие. Чем дольше держится послевкусие, тем лучше вино. Тебе хочется попробовать еще или оно слишком горькое, слишком кислое, тебе такой вкус у вина не нравится?
— Я чувствую ягодный привкус, — сказала она. — Клюква, малина. Может, персики, а может, мне так только кажется из-за цвета.
— А послевкусие?
Блефовать было бессмысленно, поэтому она ответила честно.
— Не знаю точно, — сказала она. — Я на это раньше никогда внимания не обращала. Можно я буду считать это послевкусие отправной точкой и скажу тебе, что думаю, когда попробую следующее?
Он посмотрел на нее с явным одобрением:
— Это хорошо — ты мыслишь логически. Запиши свои мысли и предположения, потом попробуем следующее — а потом сравним твои предположения с тем, что написано на этикетке. — Он вытащил из-под стола еще одну бутылку, встал, достал из ящика штопор и легко открыл вино. — У этого несколько необычный вкус, потому что оно сделано из одного только вайогнира. Хотя я подумывал о том, чтобы смешать его немного с ролле. И в этот урожай я собираюсь поэкспериментировать с купажами.
Она прикусила губу.
— Извини, ты, наверное, подумаешь, что я безнадежна, но я никогда не слышала ни о вайогнире, ни о ролле.
— Вайогнир какое-то время пребывал в забвении, но сейчас он снова входит в моду, — сказал Ксавьер. — Это один из самых старых сортов винограда. Его выращивают в Провансе еще со времен римлян, может, и дольше. Ролле — еще один из старинных сортов. Я выращиваю его в тихом уголке виноградника в качестве эксперимента. — Он налил ей дегустационную порцию. — Скажи, что ты видишь.
— Оно совсем светлого золотистого оттенка. По краям бокала почти зеленоватое. — Она покачала бокал, чтобы вино заколыхалось, потом принюхалась. — Горелым не пахнет. — Она еще раз принюхалась. — Ты подумаешь, что я сошла с ума, но мне кажется, что пахнет цветами. Точнее, жимолостью.
— По-моему, — сказал он, — у тебя талант. Что еще?
— Груши, кажется… — Она набрала вино в рот, покатала на языке, потом выплюнула. — На вкус дыня с персиком, оно мне язык щекочет. Вино определенно сухое — и послевкусие длиннее, чем у розового, хотя, наверное, я бы предпочла выпить розового летом в саду после обеда.
Либо она раньше прикидывалась дурочкой, либо она быстро учится. Судя по воспоминаниям о ней Ксавьера, скорее последнее. И ему правда нужно перестать думать о том лете. Перестать смотреть на ее рот и мечтать о том, какие ощущения он испытает, если сейчас ее поцелует.