обальном масштабе, не хочет свергать правительство и изобретать криптовалюту или там присваивать музыкальные произведения или чужие книги. Ему достаточно просто жить. Сидеть у костра вечером, слушать как играет на гитаре Марина и как ей подпевают Айгуля и Света. Ждать, когда запечется картошка в углях и поджарится рыбка на рожнах. Жалко, что нет хорошего мяса с собой, но хорошее мяса в этом времени еще достать нужно, если бы он Лильку попросил, она бы, наверное, достала. Ну или в столовой Комбината попросил бы… но времени не было, а Лильку от Маши отрывать не хотелось. Сбылась мечта одной либеро, вот пусть и развлекается… как гласит надпись на кольце Соломона «и это пройдет». Пока это продолжается — пусть Лиля насладится своим счастьем, она совершенно точно это заслужила. Удивительная все же девушка эта Бергштейн, совсем не похожая на всех остальных. Со спортивной точки зрения — вундеркинд, многое ей дано, скорость сокращения мышечных волокон, скорость реакции, общая координация, выносливость… идеальная девушка для любого спорта, готовая белокурая бестия при виде которой Адольф Алоизович удавился бы от зависти, если и есть кто-то, подходящий под концепцию Übermensch, так называемого Сверхчеловека Ницше, то лучше кандидата не сыскать. По крайней мере физически. Однако ее характер… совсем не сверхчеловеческий. Представить себе серьезную Лилю лично он не мог. Как говорится эту бы энергию да в мирных целях… Виктор вполне мог себя представить в качестве спутника Лиле — на всю жизнь, если понадобится. Вот только ни он и никто вообще на всем белом свете не мог сказать, что именно нужно самой Лиле. Скорее всего и она сама тоже пока не представляла. С такими как Лилька в разведку не пойдешь. Или наоборот?
— Не утешайте меня, мне слова не нужны, мне б разыскать тот ручей у янтарной сосны… — звенят девичьи голоса, вверх уплывает дым от костра, а в синей выси мерцают далекие звезды. Романтика, думает Виктор, романтика чистой воды… правда вот палатка четырехместная и одна. Понятно, что в лесу не до сентиментов, но он может и в спальном мешке поспать, снаружи. А завтра первым дело на водопады пойдем, покупаться, позагорать… а он обед приготовит. Все, приготовленное в походе, на «живом» огне, на походном костре — сразу же становится вкусней раза в два.
— Милая моя, солнышко лесное, где в каких краях, встретимся с тобою… — наконец звучат заключительные аккорды, и Марина замолкает. Некоторое время возле костра царит тишина, только слышно, как потрескивают угольки. Девушки и Виктор смотрят в огонь.
— Кха-кха! — откашливается Айгуля, которая «хапнула» дыма, сев с подветренной стороны, щурится и машет рукой: — дым, дым я масла не ем!
— Изгиб гитары желтой… — перебирает струны Марина и затихает, так и не начав играть. Поднимает голову и смотрит на Светлану.
— Светка, как ты? — спрашивает она: — все хорошо? Не сильно расстроилась?
— Да ну его. — отвечает девушка: — ну его. Я же столько говорила, хоть кол на голове теши. Вот почему мужики всегда такие, а? В начале вроде нормальный был, слушал меня и относился хорошо, а стоило чуть расслабиться, подумать, что можем вместе быть… вот как только я на него решила положиться — тут же в говно превратился. Я как царь Мидас, только наоборот — до чего не дотронусь, все в говно превращаю!
— Что ты такое говоришь⁈ — не на шутку перепугалась Марина, даже гитару в сторону отложила: — никакой ты не царь! Витька, скажи ей! Это просто твой Батор скотина, вот!
— Ну да. — горько усмехается Светлана: — и Батор мудак и Григорий, который до него был и Серега…
— Не ну Серегу Холодка ты не вспоминай, уж тот точно мудак. — уверенно заявляет Марина: — Витька! Ну скажи ей!
— Так это получается я виновата, что одних мудаков выбираю? Или потому, что превращаю их в мудаков? — задается вопросом девушка и обнимает свои коленки, пряча лицо: — не бывает так чтобы все мудаки были. Значит во мне дело…
— Как это не бывает? — тихо подает голос Айгуля: — еще как бывает. В жизни как раз так обычно и бывает, что все вокруг — мудаки. Когда вот как сегодня — это редкость. Количество мудаков, идиотов и кретинов намного превышает количество нормальных людей. А иногда как попадешь туда, где у них гнездо и все. Оглянешься, мать моя женщина, а вокруг одни идиоты. И мудаки.
— Ты мудаков с идиотами не путай. — говорит Марина: — идиоты они не со зла идиоты, они просто тупые. А мудаки они даже умные могут быть, а все равно мудаки. Витька!
— А? — Виктор приходит в себя, отрываясь от созерцания рыбки, которая жарится на огне, на золотой чешуе тихонечко шипит жир, распространяя вокруг беспородный аромат…
— Витька скажи ей! — требует Марина.
— Точно! — кивает Виктор и поворачивается к ней: — что сказать? И кому?
— Светке! Скажи что это нормально! И что у нее все хорошо будет!
— Это — нормально. — твердо заявляет Виктор: — человечество испокон веков так поступало. Схожий обычай был еще у ацтеков в Южной Америке, говорят, что египтяне тоже так же поступали, а еще на дальнем востоке есть народность айнов, которые так и жили. Упоминается об это и в Библии, и в Законах Двенадцати таблиц царя Хаммурапи. Кстати, а что — это?
— Вот ты трепло, Полищук. — прищуривается Марина: — и как тебя земля носит? Как Лилька с тобой живет? Айгуля, вот посмотри, на ком ты жениться хотела!
— Не жениться, а замуж выйти. — рассудительно замечает Айгуля: — картошка там не готова еще? Я страсть как есть хочу, пока палатку ставили умаялась.
— Земля меня носит с усилием. Во мне восемьдесят пять кило все-таки. Почти центнер. — отвечает Виктор: — а что до Лильки так она сейчас с Машкой живет. Дорвалась до сладкого, коза такая…
— И ты не ревнуешь? — поднимает одну бровь Марина: — она же как-никак твоя девушка?
— Начать с того, что понятие «моя девушка» не означает рабовладение. Крепостное право в одна тысяча восемьсот шестьдесят первом отменили, еще императора Александр Второй озаботился. Она в первую очередь своя девушка. Как там — свободная женщина Востока. — пожимает плечами Виктор: — а во-вторых ревность в принципе непродуктивна. Вся эта ваша ревность исходит из страха что ты не самый лучший, понимаешь? Что вот пойдет девушка, сравнит и уйдет к тому, кто лучше. А так как я лучше всех…
— Скотина ты Полищук. — говорит Светлана: — как ты можешь не ревновать? Если не ревнуешь, значит не любишь!
— Ан контрэ, уважаемая Светлана. Вот, например есть материнская любовь, безусловная. Что и мать должна сына к невестке ревновать?
— Такое сплошь и рядом. — кивает Айгуля: — у нас на родине была тетя Айгама, она так за своего сыночку ненаглядного тряслась, а невестку пинками по двору гоняла, карга старая. Чуть со свету не сжила, ни поесть путем ни поспать ей не давала. Ну та терпела, терпела, а потом ей в еду толченного стекла насыпала. Чуть не померла тетка Айгама, увезли ее в больницу на полгода, а как вернулась — так тише воды, ниже травы ходила, даже прощения у невестки попросила. Да только все одно померла через год…
— Из-за толченного стекла? — предполагает Марина: — потому что из организма не вывели?
— Да не. Вина напилась и упала у калитки, а зимы в том году были суровые, с утра вышли, а она лежит, как каменная, окоченела да замёрзла уже. Пришлось ломом ее от земли отковыривать, два часа старались… даже скорую вызывать не стали, какая к черту скорая, когда она вот так лежит?
— Кхм. — говорит Виктор: — ну хорошо, не самый подходящий пример. Я к тому, что я не ревную, потому что желаю Лиле всего самого хорошего. А ей нравится Маша Волокитина и…
— Не слушайте вы его, — Айгуля встает и садится с другой стороны костра, так, чтобы на нее не надувало дымом: — врет он все. Он потому не ревнует, потому что он и Машку тоже… того. У них там жаркий тройничок. А если тройничок, так чего ревновать? Вот если там другой мужчина появится… а так — чего ему ревновать? Все девушки его. Султан Полищук. А ведь современный мужчина, ай-яй-яй… и я как дура — чуть за него замуж не вышла. Была бы «пятой любимой женой», третьей сбоку, второй помощницей четвертого заместителя ассистента ассенизатора при холерном обозе.
— Аа… так вот оно что… — понимающе кивает Марина: — значит у них там шведская семья. Все ясно. У нас в городке был один мужичонка, дирижером работал в местном ДК, а еще кружок этих кукол вел, ну которые за нитки управляются… как их там?
— Марионетки?
— Во, точно! Вел кружок марионеток, они там даже сценки разыгрывали. Так этот мужичок тоже шведской семьей жил, только у его жены кроме него еще два мужика были. Один — прапорщик, завкладом войсковой части, а второй был каким-то спортсменом из области. И все обо всем знали, что интересно. И жили они так ладно, заплату в один дом приносили, а прапорщик со склада дефицит таскал… да только потом выяснилось, что у спортсмена в области любовница была пятидесятилетняя тетка, с которой он оказывается еще в школе мутить начал, его бывшая математичка. И ее дочка.
— Да ладно!
— Серьезно! Ему оказывается математика никогда не давалась, он чуть экзамены не запорол, вот в школе и пришлось проявить изобретательность, ну тогда ясное дело ей еще не пятьдесят было, дамочка в самом соку, а он молодой спортсмен, так и закрутилось… и все было бы ничего, да у математички дочка подросла, считай мамина копия, только на двадцать лет младше… ну он и не устоял.
— Ого! И чего, мамка ее убила потом? Или этого спортсмена?
— Ой, да ты не слушаешь ничего! Я же говорила — у него в области была любовница… то есть любовницы, двое. Мама и дочка. Мама — математичка, а дочка почему-то медицинский закончила и педиатром устроилась на участке. Но жили они вместе в деревянном доме, а мужика не было… в любом случае из-за этого коленкора весь шведский брак и распался. Дирижер уехал в Москву, ему там должность предложили, спортсмен на дочери математички женился… а прапорщик так и остался завскладом.
— А с женщиной что произошло? — спрашивает Айгуля: — с ней что?