нению слухов об этом возросшем наказании… для усиления устрашающего эффекта. Естественно, для распространения подобных новостей будут отбираться подходящие и надежные люди. [8]
Массовая перекличка войск на съезде НСДАП. Фотограф Ч. Рассел. Нюрнберг, 11 сентября 1935 года. Вашингтон, Национальное управление архивов и документации
Будут повешены следующие преступники, считающиеся агитаторами: все, кто… произносит провокационные речи и проводит митинги, организует клики, бездельничает; все, кто с целью поддержания пропаганды оппозиции рассказывает истории о зверствах, собирает верную и ложную информацию о концентрационном лагере…»[9]
Использовав в качестве предлога пожар рейхстага, который был устроен террористом-одиночкой голландцем Маринусом Ван дер Люббе, психически неуравновешенным человеком, членом Коммунистической партии Нидерландов, всерьез рассчитывавшим своей акцией поднять антинацистское восстание в Германии, нацисты развернули террор против коммунистов и социал-демократов, которых обвинили в поджоге здания парламента. Доказать эти обвинения в суде не удалось, но дело было сделано.
24 февраля по приказу Геринга, который с августа 1932 года являлся председателем рейхстага, полиция заняла Дом имени Карла Либкнехта в Берлине – штаб-квартиру компартии. Геринг объявил, что там были найдены бумаги, содержащие планы коммунистической революции и предусматривающие, в частности, поджог правительственных зданий и вообще крупных зданий в столице. Это заявление было подготовлено в виде меморандума для членов правительства. Там утверждалось: «Поджог рейхстага должен стать сигналом к восстанию. Планировались многочисленные теракты против отдельных лиц и частной собственности, причем впереди террористических групп предполагалось пускать женщин и детей». У коммунистов, действительно, были собственные военизированные отряды – Союз красных фронтовиков «Рот фронт», но они значительно уступали по численности штурмовикам Рема. К тому же на стороне Гитлера теперь были силы полиции и армии. В этих условиях начинать вооруженное восстание для коммунистов было бы чистым безумием. Никто из независимых наблюдателей не поверил, что коммунисты в преддверии очередных выборов, где они еще имели шансы склонить избирателей на свою сторону, готовы были пойти на столь самоубийственный шаг. Гораздо более вероятным казалось, что план коммунистической революции – это сработанная Герингом фальшивка, призванная оправдать репрессии против ротфронтовцев. Во всяком случае, ни полиция, ни штурмовики не были приведены в повышенную готовность, а здание рейхстага не было оцеплено кольцом усиленной охраны.[10]
Вечером 27 февраля, когда рейхстаг действительно подожгли, внутри здания находился только один ночной вахтер, а снаружи его охранял всего один полицейский.
Сразу же после поджога рейхстага Гитлер добился у Гинденбурга издания декрета, временно приостанавливающего действие семи ключевых статей Конституции. 1 марта 1933 года специальным законом «О защите народа и Рейха» было приостановлено действие статей Конституции, гарантирующих основные демократические права и свободы. Под предлогом необходимости противодействовать «актам насилия со стороны коммунистов, угрожающим безопасности государства», были ограничены права на личную свободу, свободу слова, свободу собраний, вводилась цензура почты, телеграфных сообщений и телефонных разговоров. Отныне также разрешались аресты и обыски без судебного ордера. Подразделения СС и СА получили право действовать самостоятельно, без какого-либо контроля со стороны полицейского начальства. Фактически был введен запрет на митинги всех партий, кроме НСДАП. Гитлер как рейхсканцлер наделялся чрезвычайными полномочиями. Ряд депутатов рейхстага от левых партий были арестованы, в том числе лидер коммунистов Эрнст Тельман. [11]
Лидер левой оппозиции в самой НСДАП Отто Штрассер, возглавлявший так называемый «Черный фронт», вспоминал: «После поджога Рейхстага у меня уже не было никаких сомнений, что вскоре последуют жесточайшие репрессии. Я слишком хорошо знал Адольфа Гитлера. Той же ночью я собрался и на рассвете отправился в небольшой курортный город в Тюрингии, в котором располагалась наша новая штаб-квартира.
Мой прогноз оказался абсолютно точным. В день моего отъезда гестапо, усиленное отрядами полиции Геринга, захватило все покинутые нами помещения. Хотя люди Гиммлера и Геринга перевернули все вверх дном, они не нашли ничего стоящего и устроили настоящий погром, выплескивая наружу накопившуюся злобу. Жертвами их налета стали сторож и человек, который прикрывал наш отъезд. Оба они были схвачены и отправлены в концлагерь Ораниенбург.
В течение недели в Берлине были арестованы сотни членов «Черного фронта». Волна арестов прокатилась и по провинциям, за исключением Баварии и Южной Германии, так как родину национал-социализма Гитлер прибрал к рукам на шесть недель позже, чем завоевал Пруссию…»[12]
В качестве министра внутренних дел Пруссии Геринг провел основательную чистку прусской полиции. Все лица, заподозренные в антинацистских взглядах, как левые, так и правые, были уволены. Пострадали также лица нетрадиционной сексуальной ориентации, на которых имелись соответствующие материалы в досье отдела 1А, ведавшего политическими вопросами. Кстати, в досье на самого Геринга были не только зафиксированы его морфинизм и пребывание в шведской психиатрической лечебнице, но и содержались утверждения о его «латентной гомосексуальности» и склонности к ярким, пышным нарядам и использованию косметики. Геринг был возмущен подобными клеветническими утверждениями и досье уничтожил.
20 февраля 1933 года Геринг издал распоряжение, в котором полиции предписывалось использовать оружие против участников манифестаций, организованных оппозиционными партиями. А уже 22 февраля 1933 года он своим приказом включил в состав прусской полиции членов СА, СС и «Стального шлема». Их отряды стали вспомогательными полицейскими частями. В одном только Берлине насчитывалось 30 тыс. волонтеров «вспомогательных отрядов полиции».
Выступая 17 февраля 1933 года перед полицейскими в Дортмунде, Геринг объявил, что нужно «при необходимости стрелять без колебаний. Каждый полицейский должен хорошо понять, что бездействие есть более тяжкий проступок, чем любая ошибка, допущенная при исполнении приказа». В тот же день он подписал инструкцию чинам прусской полиции, которая предписывала: «Каждая пуля, вылетавшая из дула пистолета полицейского, это моя пуля; если кто-то называет это убийством, значит, это я убил. Именно я отдал все эти распоряжения, и я настаиваю на них. Всю ответственность я беру на себя и не боюсь ее».[13]
Согласно условиям, которые поставил Гинденбург Гитлеру, вручая ему канцлерство, в случае правительственного кризиса следовало немедленно провести новые всеобщие выборы. Гитлера это вполне устраивало. Вскоре он спровоцировал разногласия с консервативным большинством кабинета и назначил на 5 марта 1933 года новые выборы. Поскольку полиция была уже под контролем нацистов и пополнилась сотнями тысяч штурмовиков и эсэсовцев, НСДАП рассчитывала эффективно пресекать любую агитацию, направленную против нее, не говоря уже об антифашистских демонстрациях, а левую оппозицию предполагалось нейтрализовать еще до выборов.
20 февраля Геринг в резиденции президента рейхстага принял группу промышленников во главе с бывшим президентом Рейхсбанка доктором Яльмаром Шахтом. На этой встрече выступил Гитлер, пообещавший, что с улиц и фабрик исчезнут марксисты, будет оздоровлена экономика и восстановлена армия. Главное же, фюрер попросил денег на выборы, заявив, что в следующий раз доить бизнес будут нескоро – новые выборы состоятся, в лучшем случае, лет через десять. Бизнесмены собрали 3 млн марок.
5 марта 1933 года в обстановке всяческого запугивания противников нацистов прошли выборы в рейхстаг. Геббельс назвал это «днем пробуждения нации». Ко дню выборов был убит 51 противник национал-социалистов и несколько сотен ранены. Потери среди национал-социалистов составили 18 убитых и более сотни раненых. Выступая в Кёнигсберге накануне голосования, Гитлер обратился к немецкому народу с патетическим призывом: «Теперь опять высоко и гордо держи свою голову! Больше ты не порабощен и не закабален, теперь ты опять волен… милостивой помощью Божией».[14]
НСДАП получила около 44 % голосов. Компартия была запрещена и в выборах не участвовала, но за поддерживаемый ею список проголосовало почти 12 % избирателей. Социал-демократы получили 18 % голосов. Немецкая национальная народная партия, выступавшая как Черно-бело-красный боевой фронт, с привлечением фракции, отколовшейся от партии Центра, получила около 8 % голосов, и вместе с ней нацисты получили, наконец, абсолютное большинство, хотя и не смогли сформировать однопартийное правительство, на что они очень рассчитывали. У НСДАП стало 288 мандатов, Партия Центра имела 73, СДПГ – 120, коммунисты – 81, Черно-бело-красный боевой фронт – 52 мандата.
23 марта, на заседании рейхстага нового созыва, Гитлер выступил с программным заявлением: «Чтобы получить возможность выполнить задачи в пределах обрисованных выше общих рамок, правительство выносит на рассмотрение рейхстага от имени двух партий – Национал-социалистической и Немецкой национальной – проект закона о чрезвычайных полномочиях… Духу национального возрождения и поставленной цели не отвечал бы такой порядок, при котором правительство просило бы одобрения своим мерам у рейхстага от случая к случаю, торгуясь и выпрашивая. У правительства нет намерения упразднить рейхстаг как таковой. Напротив, оно и в будущем будет время от времени информировать его о своих мероприятиях… Правительство собирается использовать этот закон лишь настолько, насколько это необходимо для осуществления жизненно необходимых мер. Никакой угрозы существованию рейхстага и рейхсрата не возникает. Позиция и права господина рейхспрезидента остаются неприкосновенными… Существование земель не упраздняется…». И бросил вызов социал-демократам и другим оппозиционерам, протестовавшим против фактической ликвидации рейхстага: «Поскольку правительство располагает явным большинством, число случаев, когда в силу внутренней необходимости потребуется использовать закон, будет само по себе ограниченным. Ввиду этого правительство национального возрождения тем более настаивает на принятии закона. Оно предпочитает в любом случае четкое решение. Оно предоставляет партиям рейхстага возможность спокойного развития Германии и намечающегося на этой основе в будущем взаимопонимания, но оно столь же исполнено решимости и готово ответить на выражение неприятия и тем самым на предупреждение о сопротивлении. Теперь решайте сами, господа депутаты, быть миру или войне».