Сидя в кресле самолёта, я не знал, какие открытия ждут меня впереди. Тогда я уже имел представление о том, что нами, обычными людьми, манипулируют закулисные игроки, но мне и в голову не приходило, что эта манипуляция достигла ТАКИХ размеров. Что в том, о чём нам говорят с телеэкрана, нет ни одной крупицы правды. Что мы живём в виртуальном мире, некоей матрице, которую создают для нас умелые кукловоды.
И мы живём, не замечая, что вокруг нас уже бушует Третья мировая война. Она словно айсберг: основная часть скрыта от любопытных глаз, и лишь временами на поверхность выступают отдельные вершины, отдельные локальные конфликты. Третья мировая не похожа ни на одну из предыдущих войн; ведь это война психотронная, в которой борются не за территории, а за ресурсы и власть над умами людей. Боевыми роботами, слепыми орудиями этой войны пытаются сделать нас те, кто владеет этим миром. Именно их я собираюсь вывести на чистую воду в моей книге. Надеюсь, что этим я немного рассею туман, которым старательно и заботливо нас укутывают.
Эту книгу я посвящаю памяти (не сомневаюсь, что он уже давно мёртв) моего случайного собеседника, бывшего русского дипломата Алексея Варламова.
Этъен Кассе
Франция, Париж,
12.05.05–22.01.06
Глава 1. Развалить Россию
Прилетев в Париж, я первым делом ринулся в офис своего агентства. Впоследствии мне рассказали, что первой моей фразой было: «Где пакет из России?» Я даже не удосужился ни с кем поздороваться, настолько велик был охотничий азарт. Меня в очередной раз сочли хамом, но пакет немедленно подали. Я дрожащими руками открыл его.
Надо сказать, что его содержание меня несколько разочаровало. Я рассчитывал увидеть толстую кипу документов, которую пришлось бы перебирать много часов. Однако там лежало около десятка листов бумаги, исписанных мелким аккуратным почерком. Поскольку текст был на русском языке, моей второй фразой, обращённой к коллегам, стало: «Дайте мне словарь». Здороваться я по-прежнему не собирался.
Русский я знаю более или менее сносно, но мне надо было ничего не пропустить и уловить все нюансы. Изучение бумаг заняло примерно час. И по мере их прочтения я всё больше и больше понимал, что львиную долю расследования придётся проводить самостоятельно.
Дело в том, что Варламов доверил бумаге основные факты и выводы, опустив множество мелких, но очень значимых подробностей. Передо мной, по сути, лежал скелет без мышц и кожи, который рассыплется, стоит лишь поставить его на ноги. И добыванием этой информации предстояло заняться в самом ближайшем будущем. К счастью, в конце текста находился длинный список людей, которые могли предоставить мне всю интересующую информацию. При условии, конечно же, что все они по сегодняшний день находятся в добром здравии, в чём я несколько сомневался.
Практически каждая фраза в тексте Варламова вызывала вопросы и возражения. Буквально с самого первого предложения: события 11 сентября он именовал «одним из поворотных пунктов Третьей мировой войны». Но ведь Третьей мировой принято называть холодную войну, которая закончилась победой США и западного мира над коммунистической Россией в 1991-м! А с 11 сентября, если следовать принятой в нашей прессе терминологии, началась Четвёртая мировая: грандиозная кампания против терроризма. Если же верить Варламову, выходило, что всё это — звенья одной умело составленной цепи. Только вот можно ли ему верить?
Пока я размышлял над этим, в офис вошёл Гена Таманцев, и всё внимание немедленно переключилось на него. Надо сказать, что таким понурым я не видел своего старого друга никогда прежде. На мой вопросительный взгляд он ответил просто и коротко:
— Умер отец Филарет, авторитетный церковный деятель.
— Ты же вроде не испытываешь особой симпатии к Церкви? — удивился я.
Гена в недалёком прошлом был отцом Геннадием, искренне верующим православным священником, попытавшимся предложить план модернизации Церкви. За это его расстригли и он едва успел спастись бегством от церковных иерархов.
— Он был моим учителем, — помедлив, ответил Таманцев. — Именно он благословил мою работу по модернизации Церкви. Сам Филарет пользовался огромным авторитетом у верующих, поэтому, хотя церковные власти его недолюбливали, им было выгоднее использовать его популярность. Всё шло более-менее гладко, и он отделывался редкими выговорами за вольнодумство, пока не занялся одной неизученной темой…
То, что рассказывал Гена, удивляло меня всё больше и больше. Отец Филарет занялся не чем иным, как влиянием Католической церкви на развал Советского Союза. При этом он выявил целый ряд поразительных подробностей и пришёл примерно к тем же выводам, что и Варламов. Самое главное — ему удалось обнаружить, что за спиной католицизма стояла некая другая, не менее могущественная организация. И тут все его поиски упёрлись в глухую стену.
Впрочем, стена на поверку оказалась не такой уж глухой. По крайней мере, она внимательно прислушивалась ко всем действиям Филарета и время от времени пыталась помешать ему. Несколько раз с самых разных сторон (и с высот церковной иерархии, и из государственных органов) звучали вежливые, но весьма настойчивые предупреждения о том, что лучше бы ему бросить это занятие и взяться за что-нибудь более полезное для здоровья. Однако Филарет, будучи человеком упорным, игнорировал все угрозы. И вот случилось непоправимое.
Филарет жил в одном из русских монастырей и каждый день читал проповеди местным жителям и паломникам, стекавшимся сюда со всех концов России. Паломники, соответственно, порой подносили ему скромные дары: вязаные рукавицы, домашние соления (в России очень популярно приготовление овощных и грибных консервов в домашних условиях). Именно домашними грибочками, принесёнными какой-то старушкой, Филарет, согласно официальной версии, и отравился. Он долго не хотел вызывать врача, потом пришлось ждать «скорую помощь»… Священник скончался по дороге в больницу.
Обо всём этом Гена узнал от нотариуса, который каким-то образом раздобыл его парижский телефон. Оказалось, что всё своё скромное имущество, состоявшее в основном из книг и рукописей, Филарет завещал Таманцеву. Впрочем, большая часть вещей священника оказалась похищена неизвестными прямо из монастырской кельи. Но кое-что всё же уцелело.
Мы немедленно организовали «военный совет». Было ясно, что Таманцеву лететь в Россию категорически нельзя: дело против него, по слухам, всё ещё не было закрыто, и ему грозила опасность отправиться из аэропорта прямиком в КПЗ. У меня элементарно не было времени. Софи не знала толком ни языка, ни страны. Оставался Жерар, на которого мы оформили генеральную доверенность от имени Гены и отправили в Москву.
— Эгей! — крикнул он нам на прощание, пройдя регистрацию. — Я скоро вернусь, привезу водки и матрёшек!
Мы не могли и предположить, что вернётся он не так уж скоро и привезёт с собой нечто совсем иное. А события, тем временем, развивались своим чередом.
Пока Жерар летел в Москву, я взялся изучать тему, которой касался в своих исследованиях отец Филарет и о которой вскользь упоминал Варламов: тему развала Советского Союза. Впрочем, она интересовала меня и раньше, как, наверное, каждого любознательного человека. Наблюдая мгновенный крах сверхдержавы, невольно задаёшься вопросом: «Почему?» Именно с ним я обратился к одному из профессоров Сорбонны, долгие годы занимавшемуся изучением России. Вот какой ответ я получил.
«Причины краха Советского Союза весьма разнообразны. Кратко можно перечислить следующие. Во-первых, в 80-е годы перед страной встали определённые экономические проблемы, советская экономика работала всё хуже и хуже, отставание от ведущих стран Запада стремительно увеличивалось. Во-вторых, кризис идеологии. Никто в Советском Союзе, даже КПСС и сами руководители государства, уже не верил в коммунизм. В-третьих, народ просто устал от постоянных репрессий, подавления свободы слова, от нависшего над головами кнута. Именно поэтому перестройка, начатая Горбачёвым как частичная реформа системы, превратилась в настоящую революцию, которая полностью поменяла систему и вернула страну на путь демократии.»
Честно говоря, я ожидал увидеть нечто подобное: все эти исключительно стандартные тезисы, были озвучены не раз и не два. Но чтобы такой позиции придерживался серьёзный учёный… М-да, очевидно, меня принимают за человека, совершенно незнакомого с Россией.
Давайте разбираться по порядку. Во-первых, с экономическим крахом. Какие признаки этого приходилось наблюдать в 80-е годы? Да ровным счётом никаких![1] Валовой внутренний продукт рос медленно, но верно. Россия была одним из крупнейших мировых экспортеров энергоносителей и оружия, кроме того, в страны Азии, Африки и Восточной Европы поставлялась масса промышленных товаров. Продукция из СССР, может быть, и котировалась ниже, чем немецкая или японская, но зато и стоила дешевле. Известен факт, что к концу 80-х годов в одной только Турции использовалось около миллиона советских телевизоров. Поэтому о какой-то неконкурентоспособности советских товаров на мировом рынке говорить не приходится. Какие ещё предвестники экономического краха можно вспомнить? Стремительно растущий внешний долг? Но у СССР он был весьма невелик, гораздо меньше, чем у Соединённых Штатов. И уж, во всяком случае, в несколько раз меньше, чем те кредиты, которые русские давали странам третьего мира.
Кроме того, вспомним, насколько ценились в мире советские оборонные технологии. Если бы оружие русских было устаревшим и ни на что не годным, американцы вряд ли бы так его боялись и лихорадочно разрабатывали одну за другой собственные программы вооружения. И сейчас, пятнадцать лет спустя после краха СССР, азиатские страны охотно покупают у России оружие — оружие, созданное ещё при коммунистах и лишь незначительно модернизированное впоследствии. Помню, как в 1999 году мне довелось разговаривать с русским учёным-лазерщиком из «закрытого» института. Он рассказал, что, хотя его организация дышит на ладан из-за почти полного отсутствия государственного финансирования и за последние десять лет они не создали почти ничего нового, к ним до сих пор приезжают учёные из Японии, Германии и США, чтобы обменяться опытом. А зачем, скажите на милость, обмениваться опытом с совершенно отсталой страной?