к не следует и оказался преследуемым в стране, чьего языка он не знал, чьи улицы были ему чужими и чья культура ставила его в тупик.
Также ему было понятно, что для этих дел он слишком стар. Но дело всё равно нужно было завершить, потому что он дал своё слово. Свихнулся на чести? Вовсе нет: просто упрямство – стариковская привилегия.
Ему приносили еду на всём протяжении всей сложной череды этапов отхода, но при этом никто не требовал денег и не брал их, когда Боб предлагал.
На седьмой день его высадили у бара и сказали «четвёртая комната». Боб зашёл в тёмное заведение, полное одинокой горькой пьяни, прошёл через сигаретный дым и полумрак до четвёртой комнаты и там нашёл Стронского.
-Дружище,– поприветствовал его Стронский, – да ты по тонкому льду ходишь. Они тебя ищут повсюду.
-Знаем ли мы, кто эти «они»?
-Кто бы ни были – но это сильные противники. Измайловские оказали много услуг полицейскому аппарату и контролируют его немалую часть, так что невозможно знать, кто в полиции твой друг, честный и надёжный парень, а кто работает на измайловских и может одним звонком послать по твоему следу киллеров. Однако, нам надо тебя вытащить отсюда. Потому-то я тебя и помотал кругами: ждал, пока охота за тобой поутихнет и ищущие немножко расслабятся.
-Хорошая стратегия,– кивнул Суэггер.
-Думаю,– продолжал Стронский,– теперь уже можно ехать. Этой ночью отдохни, а завтра тебя отвезут на стоянку грузовиков и спрячут в фуре дальнобойщика, который поедет на север из Москвы. Долгая поездка – почти семьсот миль, зато доедешь до финской границы. Там тоже есть мои люди. Финляндия, Швеция – и домой с тёплыми воспоминаниями о России-матушке.
-Нет,– сказал Суэггер.
-Нет? Что за хрень, братуха? Денег нет? Не надо денег. Бесплатно вывезу. Тут не в деньгах дело – во всяком случае, не в твоих деньгах. Это бизнес. Я тебе помогу, поддержу до последнего и неважно, сколько это будет мне стоить в краткосрочных убытках. Люди увидят, что Стронскому можно верить, и это моя долгосрочная прибыль. Я провёл тебя в Лубянку и я вытащу тебя из России, так что все скажут: это Суэггер, он приехал к Стронскому и нашёл то, что искал, так что мы верим Стронскому. А в моём бизнесе такие слова становятся деньгами в банке.
-Я не про это. У меня тут дело осталось. Надо прояснить последний вопрос, и я не могу уехать пока я его не выяснил.
-Суэггер, у тебя крыша съехала? Тебя ищут измайловские с пушками, они так просто не утихнут. Они выследят тебя со временем, обязательно выследят. Кто-то увидит, кто-то позвонит и приедут быки – будь ты в парке, в ресторане или в сиротском приюте – неважно, где. Они вломятся с грохотом, поубивают всех с тобою вместе и ты будешь лежать на полу, истекая кровью. Никто этого не хочет.
-Я тоже не хочу. Но пока я не решил этот вопрос, я уехать не могу.
-Суэггер, чтоб тебя… какой же ты упёртый ублюдок!
-Мне снова нужно попасть в Лубянку.
-Господи! Там тебя и примут. Ты будешь стотысячным, кого там убьют – и первым снайпером. Тебе нужен такой рекорд?
-Конечно, нет. Но я и не пойду сам, тут мой человек справится. Мне нужно туда человека заслать, чтобы он выяснил кое-что. Тогда я могу ехать.
Лицо Стронского выразило раздражение.
-Суэггер, вали домой. Скажи мне, что тебе надо, я сам найду и дам тебе знать. Тебе нет смысла погибать за такую мелочь.
-Нет. Мне надо расспросить человека, который там был. Нужно увидеть его, поговорить с ним, спросить про всякое, чтобы я понял: этому можно верить, тут не осталось сомнений. И для такого дела я только одного человека знаю: это ты, Стронский.
-Боже мой, да меня с тобой вместе грохнут из-за твоего дурацкого дела полувековой давности. Безумие, отец, это безумие.
-Я должен доверять этому человеку. Стронскому я доверяю, так что потом сядем в тихом месте и поговорим.
Боб действительно доверял Стронскому. Кроме того, зная Стронского, он мог читать его лицо лучше, нежели лицо незнакомца.
-Деньги. Ты знаешь, сколько это говно стоит? Да и то я поторговался в тот раз.
-Неважно.
-Никогда бы не подумал, что встречу человека, который не волнуется о деньгах – но вот он ты, брат.
-Думаю, там немного выйдет. Только ты, только на час – а не трое на всю ночь, причём двое американцы. И тебе не надо в большую комнату. Тебе в ту, которая насчёт контрразведки на другом этаже.
-И потом ты уедешь?
-Я доберусь до американского посольства и сдамся морской пехоте, а уж они-то меня домой переправят. Не надо будет финскую границу переползать в снегу – староват я уже для этого.
Стронский оставался в сомнении.
-Решим так,– продолжал Суэггер, – что встречаемся в людном месте около посольства. Поговорим насчёт моего дела, пожмём друг другу руки и я пойду в посольство. Конечно, меня день-два подержат, пока проведут через американские каналы, но ФБР всё утрясёт и я улетаю. Нормально?
-Почему ты думаешь, что я справлюсь? Я снайпер, а не профессор. Вот Кэти – она толковая, понятно, что она справится, а я? А прикинь, если я не найду ничего?
-Уверен, что ты справишься.
-Что тебе там нужно?
-Каждые несколько лет в посольстве проводился поиск жучков. Все службы так делают. Мне нужно знать, до какого уровня советское посольство в Мехико, а в особенности помещение КГБ прослушивалось в 1963 году. Что там было? Микрофоны кругом в самых невероятных местах: в глазу Сталина, в бороде Ленина, в писсуаре? Это посольство, как и американское посольство, как и все посольства во всём мире передают радиосообщения двадцать четыре часа в сутки, а неподалёку наши люди всё слушали, писали и фиксировали на плёнку, сидя в какой-нибудь тесной комнате. Радиопереговоры никогда не были секретными, пока не пошла в ход компьютерная криптография – да и она, я думаю, долго не продержалась. Мне нужно подтверждение того, что разговоры Освальда с людьми из КГБ не остались приватными. Нужно подтверждение того, что их слышал кто-то ещё.
-Я знаю, о ком ты говоришь,– сказал Стронский.
-Да. Красный Джеймс Бонд вовсе не обязательно был красный. Он мог не находиться в посольстве, а слушать, что там происходило. И для кого бы он слушал? Для ЦРУ.
Глава 11
После долгого, нудного торжища Стронский, наконец, решил вопрос за десять тысяч долларов. Суэггера засунули в фургон развозного грузовика и отвезли к банкомату «Банка Америки» на окраине Москвы (Боб был слишком напряжён, чтобы углядеть здесь иронию), где он снял сумму, заранее обозначенную в разговоре по спутниковому мобильнику с его банкиром в Бойсе. Чудеса современной спутниковой связи: он сидел на складе магазина, торговавшего велосипедами и звонил человеку в Бойсе, который звонил в Атланту, чтобы подтвердить компьютерную транзакцию в Москву. Уже на следующий день, введя пин-код, Суэггер оказался при наличке и тот же фургон отвёз его назад в велосипедный магазин.
Снова потекли дни ожидания, наполненные пустотой и скукой, которая совсем не облегчала груза нервного напряжения. Жалко, что он больше не курил и не пил – может, хоть это помогло бы, а так ему оставалось только лежать и смотреть в потолок с облупившейся штукатуркой. Боб попытался развить в себе интерес к европейскому футболу, думая, когда же НФЛ доберётся до Москвы и заставлял себя не думать о дочерях и сыне, о той чудесной жизни, которой они жили, скучал по жене, вспоминал мёртвых (как всегда), вызывал в мыслях определённые цвета и запахи и пытался концентрироваться на окружавшей его реальности. Единственным компаньоном Боба был пистолет, блестяще спроектированный тульским конструкторским бюро и безупречно изготовленный "ИксГрупп" олигарха Иксовича. Боб извлёк его, осмотрел, сделал несколько холостых спусков, свыкся и изучил пистолет во всех подробностях, в каких человек может изучить оружие, не стреляя из него. Однако, вряд ли это дело заставит себя долго ждать.
Его ночной посетитель Ли Харви Освальд упорно не приходил. Никаких идей, прозрений – ничего. Суэггер попытался подтолкнуть свою мыслительную деятельность, раз уж ему всё равно приходилось сидеть здесь, и он три или четыре раза написал ЛИ ХАРВИ ОСВАЛЬД на полях русского журнала о здоровой пище, однако, ничего не вышло: ручка скользила по лощёной бумаге.
Или что-то вышло?
Ночью, как и раньше, он вынырнул из бессознательности в темноту, ощутив присутствие другого человека. Ли, хренова мелкая обезьяна, что ты затеял?
Но этот жалкий ублюдок снова хранил пугающее молчание, как и обычно. Суэггер посмеялся над его игрой в недотрогу и поплыл было в сон, как началось…
Боб увидел Освальда в его снайперском гнезде: волосы всклокочены, руки дрожат – он весь жаждал славы и бессмертия, сжимая свою жалкую, почти игрушечную винтовку.
Что за херню ты собрался вытворить, ничтожный подлец?
Первым в голову пришёл вопрос: почему он пропустил лимузин, поворачивавший с Хьюстон на Элм до той поры, когда машину скрыло кронами деревьев, и только тогда сделал первый выстрел, которым благополучно промахнулся? Что за кретин!
Этот вопрос застрял в зобу Суэггера с той поры, как он побывал у снайперского гнезда и сейчас предстал снова. Что за херня? Что происходит? Любой стрелок, взглянувший на ситуацию, сказал бы, что тут можно совершить чистый, неспешный выстрел до того, как кто-то отреагирует и уж никак не выбрал бы выстрел сквозь кроны деревьев по движущейся цели. Кроме того, как Суэггер уже миллион раз усвоил, не было момента лучше того, когда лимузин проходил крутой левый поворот на Элм, при этом практически остановившись прямо перед Освальдом. В этой точке президент был ближе всего к Освальду, до него было порядка семидесяти пяти футов, а его грудь и голова были на виду. Угол к цели был порядка семидесяти пяти градусов, так что траектория с запасом проходила выше лобового стекла лимузина и перегородки, разделявшей водительскую и пассажирскую зоны. Это был легчайший выстрел, настолько близкий, что проблемы с пристрелкой оптического прицела или трёхсотметровым нолём открытых прицельных приспособлений не увели бы пулю за пределы зоны смертельного попадания. Вот это был бы выстрел Освальда каким ему следовало быть.