адись назад и ложись на пол, приготовься к долгой, скучной поездке. Через несколько часов мы доставим тебя в безопасное место, где ты сможешь расслабиться, поесть и попить. На следующий день – вернее, ночь– мы вывезем тебя из страны. Это будет серьёзным испытанием и потребует выносливости, ответственности, внимания к деталям и послушания. Верь нам, Алек, хорошо? Ты сможешь?
Он ответил – да.
-Я бы хотел, чтобы у нас было время для повторения, репетиции, стрелковой практики – всего такого. Ты сможешь попасть в несложную, практически неподвижную цель в семидесяти пяти футах от тебя?
-Я хороший стрелок. Я не промахнусь,– ответил он.
-Ладно. Будем справляться тем, что есть. История почему-то выбрала тебя, так что тебе следует оправдать этот выбор. Я верю в тебя, Алек, верю как никто другой. Ты обязан мне, ты обязан своей истинной родине, ты обязан истории. Не подведи.
-Товарищ, клянусь…
Я оборвал его, так как мы уже миновали его дом, и по-русски обнял его, унюхав своим брезгливым носом чопорного новоангличанина, которым я был и остаюсь, запах человека, редко утруждавшего себя гигиеной.
-Иди, малыш Алек, и стань героем.
Он вышел, я же тронулся, оставив его позади.
Вы думаете: давай, Хью, позвони своему другу Джеку Руби и подготовь вторую часть операции. Расскажи нам о Джеке: как ты манипулировал им? Что у вас, старых друзей, было в прошлом? Что объединяло вас – может быть, скрытое финансирование банд, а в особенности связь с Траффиканте[222] через попытки покушения на Кастро, планируемые Тайными службами во главе с великим Кордом Мейером?
Ха. Шутники вы, друзья. О Джеке Руби и думать не следует, поскольку вы в бестолковости своей упускаете одну деталь из отчёта комиссии Уоррена: Джек отправлял деньги через «Вестерн Юнион» одной из своих стриптизёрш через сорок минут после объявленного времени перевода Алека в более охраняемое место содержания. В подвале полицейского участка он оказался только через час после объявленного времени перевода и не мог знать о том, что Алек ещё в здании. И хоть об этом факте никогда не упоминают многочисленные теоретики-спекулянты, но он уничтожает любую возможность для Руби быть чем-либо иным кроме случайной пылинки, занесённой ветрами истории.
Для отчёта же – я никогда не слышал о Джеке Руби до тех пор, пока он не прикончил бедолагу Алека, положив конец истории. Полагаю, что это можно считать явным признаком благорасположения фортуны к операции «Либерти Уолленс», пусть и, вероятно, бессмысленным в итоге. По правде, я собирался сдать Освальда полиции, предполагая, что в конце концов его казнят на электрическом стуле.
Не думаю, что это имело большое значение. От его личности – хоть я и не психиатр, но вполне изучил его и побыл с ним рядом – отчётливо несло саморазрушением. Он был ненормальным изначально, душевное расстройство влияло на всю его жизнь. Внешними проявлениями были его безрассудство, склонность к эксцентричным выходкам и поведению, недостаток внимания к деталям, небрежность во всех аспектах жизни. Он постоянно воевал, причём главным образом с самим собой. Полагаю, что где-то глубоко в себе он ненавидел своего исчезнувшего отца и свою вульгарную, неорганизованную и гнетущую мать, ненавидел себя самого за вечную некомпетентность, полную неспособность увлекать собою людей и интеллектуальную посредственность. Он боготворил коммунизм, не зная ничего о нём, и едва ли не важнейшей его чертой была мелодраматическая жажда признания. Думаю, что его не заботило даже будет он жить или умрёт: он рисковал жизнью ради исполнения своей насущнейшей потребности стать наконец кем-то, перестав быть всеми презираемым маргинальным неудачником. Для него не было разницы, будут ли его любить или ненавидеть: возможность сделаться темой, обсуждаемой всем миром, была для него афродизиаком, которому его еле дотягивающий до среднестатистического уровня разум и неорганизованное умопомешательство не могли противостоять. Существуй мы или нет – он всё равно стрелял бы тогда.
Но самым важным я полагал то, что в случае ареста он совсем свихнётся под оказанным давлением и окажется неспособным изложить свою правду. Сперва он возьмёт всё на себя и будет стоять на том долгие месяцы, поскольку жаждет славы и печальной известности. Наконец, он поведает им «правду» как он её представляет себе: его завербовал советский агент, подготовивший и научивший его ради расправы с генералом Уокером, в последний же момент сменивший цель на президента, поскольку подвернулась такая возможность. ФБР должным образом проверит эту байку и не найдёт никаких улик. Никто не вспомнит, что видел Алека рядом с этим агентом, а кто-то за таким же, как мой, столом в Лэнгли – может статься, что это и окажусь я! – получит задание выяснить, была ли тут возможность советского вмешательства. Спустя год работы с источниками, связями, сетями, отношениями, проникновением и анализом он напишет отчёт о том, что кроме попыток этого идиота в сентябре получить визу в русском посольстве в Мехико нет никаких записей, следов и слухов о советских контактах с Освальдом.
Если же Освальду покажут фотоальбомы известных агентов с тем, чтобы он узнал таинственного наставника, то и это ни к чему не приведёт, поскольку я гораздо больше был похож на Дэйва Гарда или «Кингстон Трио»,[223] нежели на Василия Психолоцкого, штатного киллера КГБ.
Пройди всё гладко – не окажется никаких вещественных улик, таких как отпечатки пальцев, следы, взломанные замки – ничего необычного или сомнительного, решающим же доводом станет баллистика. А она, как я объяснял, укажет на его винтовку и ни на какую другую.
Он растворялся в тенях по мере моего удаления. После этого я повидал его ещё один раз, перед самым началом нашего плана. Мне предстояло увидеться с Джимми в «Адольфусе», чтобы убедить его и окончательно выстроить великий план.
Вернувшись в отель, я не был удивлён тем, что Джимми ждал меня в лобби.
-Привет, мистер Мичем,– сказал он, вставая и улыбаясь своей ирландской улыбочкой,– как насчёт угостить вас выпивкой?
-Отлично,– согласился я, и словно двое коллег-приятелей по оклахомскому производителю пылесосов, мы направились в тёмный «Мужской бар», а не в знаменитую «Столетнюю комнату» «Адольфуса», где пела Розмари, Джиджи или Марианна. Мы нашли стол подальше от остальных выпивающих, заказали себе яду и дождались, пока отойдёт принёсшая его девчонка. Ради отчёта – в те времена в Техасе были безумные законы об алкоголе, так что нам следовало вступить в клуб, чтобы нам принесли наши бутылки.[224]
-Итак, Джимми,– сказал я,– я пытался связаться с тобой. Ты уже говорил с Лоном?
-Ещё нет. Я подумал, что сегодня мне следует дать вам двоим договориться. Как раз подходящее время для небольшого перерыва.
-Так и было. Из твоих слов я вижу, что ты всё понял. Так что я хочу изменить природу, но не цель миссии. Те же принципы исполнения, но иная цель. Лон, говоря откровенно, не так уж уверен. Он ещё не подписал предложенное мною, как и ты. Собственно, если вдуматься – я и сам не вписался. Но всё же никуда не деться от того, что это можно сделать и я думаю, что это нужно сделать, поскольку мы попросту разовьём изначальный замысел. Тебе предложить лучший товар за девять девяносто пять или хватит дешёвого варианта за четыре девяносто пять? Уже поздновато, а я ещё не ел, так что полагаю – версии за пять баксов должно хватить.
-Мистер Мичем, не утруждайтесь, я всё понял. Раз вы говорите, что это надо сделать – я это сделаю. Лояльность. Вы и ваша контора, вы вытащили меня из тюрьмы и дали новую жизнь, в которой я делаю то, с чем лучше всего справляюсь и делаю мир чуть лучше. Никогда бы не подумал, что у меня будет дом в пригороде и два сына в частной школе, так что с вами я поплыву хоть на край света, хоть в пекло – что раньше настанет.
-Ты хороший человек, Джимми.
-Кроме того, я ненавижу таких дворян-ирландцев. Вечно выпендриваются и ведут себя так, словно они не копались в торфяных болотах так же как и остальные из нас. Мой отец ненавидел их, и его отец до него ненавидел их ещё сильнее, чем англичан. Вы радуете старика так, что он улыбается с небес.
-Джимми, раз ты с нами – уверен, что всё у нас получится.
-Уж мы-то можем. Знаете, что я делал сегодня?
-Конечно, нет.
-Я разглядел повнимательнее здание, что зовётся «Дал-Текс». Знаете, почему такое название?
-Даллас, Техас?
-Текстиль Далласа. Сердце текстильной торговли штата. Офисное здание, целая куча офисов. Таких сто штук в каждом городе Америки. Внутри сплошные столы, телефоны и секретарши – что ещё нужно, чтобы в Америке деньги сделать? Разве что деловая хватка. Так вот, к зданию следует присмотреться. Оно находится позади книгохранилища Техаса по Элм-стрит и там порядка двадцати офисов, из которых хороший вид на Элм-стрит под тем же углом, что и из книгохранилища.
-Джимми, ты меня обгоняешь.
-Вы же меня знаете, я природный безобразник. Есть ещё несколько зданий на площади, которые дадут мистеру Скотту годный угол, однако «Дал-Текс»– единственное, откуда угол будет всего на несколько градусов разниться с книгохранилищем. Я не вижу другого места, откуда можно было бы всё провернуть без риска – слишком большого, по моему мнению, риска – что кто-то сообразит насчёт нашего присутствия. Тут будет расследований до задницы и выше, соберутся все национальные эксперты и лучшие техники Бюро, так что если что-то будет не так – они унюхают. Всплывёт что-нибудь такое, о чём мы никогда и не слышали вроде следа выброса артериальной крови, растяжек на коже или порохового пятна, а то и вообще субатомного уровня, до чего и Дик Трейси[225] не додумался бы. Так что нам нужно свести к минимуму всё, что отличает нашего стрелка от свихнувшегося красного. Это не генерал Уокер. Эта задача гораздо хитрее, но и интереснее. Что я люблю – так это соревноваться с лучшими.