в кабриолете «Кадиллак» 53го года рядом с доктором Кастро,[249] едущим по Малекону и машущим толпе. За это стоило умереть, и принимая в расчёт всё вместе – за долю секунды до нажатия на спуск он был счастливейшим человеком в мире.
Как и нас, о наступлении убийственного момента его оповестили не часы, а рёв толпы, чьё нарастающее крещендо катилось волной вместе с продвижением автоколонны по Мэйн. Он видел приближающийся длинный, яхтоподобный автомобиль, везущий политиков и их жён, с того момента, как тот свернул на Хьюстон, чтобы проехать один квартал. Думаю, в этот момент он приложил винтовку к плечу и приник к окну, не заботясь о том, что его увидят (несколько свидетелей видели его в окне). Машина достигла стадвадцатиградусного поворота на Элм и медленно проходила левый поворот. Спрашивается: почему он не выстрелил тогда? Машина практически неподвижна, Кеннеди ближе всего, в семидесяти пяти футах и медленно поворачивается вместе с машиной, да и инструкции от русского начальника говорили ему стрелять в этот момент. Почему же он пошёл как против собственных инстинктов, так и против приказа руководителя, которого он боялся и любил? Снова догадки: предохранитель? Он жмёт на спуск – опаньки… ничего не получается, так что Ли отрывается от прицела, отнимает винтовку от плеча, находит предохранитель – бестолково размещённый флажок, слегка выступающий позади затвора – и пытается перевести его в боевое положение. А может, капля пота попала на линзу прицела, затуманив изображение, так что он ничего не видел и ему пришлось протереть линзу воротником рубашки. Что бы там ни случилось – всё пошло не так.
Наконец, Освальд в отчаянии справляется с винтовкой, вскидывает её к плечу и торопливо делает первый выстрел, совершая чистейший, ясный, почти комический промах. Я согласен со многими в том, что пуля, лениво летящая со скоростью две тысячи футов в секунду, разбилась о камень и донесла лишь чахлый дождь осколков до лимузина. Он спешил и не заботился о чётком спуске, цель же была закрыта единственным деревом, находившимся между ним и его добычей, так что первый и ближайший выстрел был провален.
Этого человека преследовала неосмотрительность. Он паниковал от глупого промаха, выдавшего его позицию и сделавшего его лёгкой добычей для противоснайперов (хоть в тот день их и не было, но с тех пор они будут всегда!), причём даже не попав в машину!
Винтовка скользнула от его плеча в то время как он судорожно перезаряжался, после чего снова была наведена на цель. Палец его продавливал неровный, грубый спуск, и я думаю, что перекрестье прицела и близко к цели не было в момент выстрела по той простой причине, что он попал не туда.
Попал ли? Да, следуя выводам комиссии – он попал той самой знаменитой «волшебной пулей», прошившей президента через верх спины и вышедшей через горло, слегка изменившей угол вследствие прохождения сквозь мускульную ткань а также потерявшей скорость, затем попавшей, вращаясь, в спину губернатору Коннели (её положение в момент попадания чётко зафиксировано формой шрама), прошедшей сквозь его тело и пробуравившей его запястье и бедро. Лишь затем она остановилась и упокоилась, горячая и натворившая бед, в складках его пиджака, где её и нашли техники госпиталя на следующий день после того, как она выпала на каталку при перекладывании губернатора. Что за негодная пуля! Какую же бездну заблуждений она отверзла, насыпав неимоверное количество зерна на жернова невежественных, злословных и озлобленных левацко-пролетарских интеллектуалов! И всё же я знал тогда и знаю сейчас, что пуля сделала ровным счётом то, что поведал Арлен Спектер,[250] и это неоспоримо.
Не нужно долго размышлять над тем, что случилось дальше. Алек посчитал, что он промахнулся! Я достаточно повидал подстреленных людей. Обычно не бывает так, как в кино, преподающем нам теорию мгновенной, судорожной реакции, одновременной вспышки во всех нервах, заплетающихся ног и последующего падения. Бывает и так, но бывает и иначе. Часто люди даже не понимают, что их подстрелили. Они считают, что их ударили или толкнули дверью либо вообще ничего не замечают до тех пор, пока не увидят льющуюся кровь (а иной раз она даже не течёт!), сложат два и два и поймут, что в них стреляли. Предсказать этого нельзя. Все ранения разные и зависят от тысячи факторов: скорости пули, её формы, угла попадания, повреждённых мышц и\или костей, жизненной силы раненого, кровяного давления, скорости цели, надёжности размещения на поверхности (стоит или сидит), погоды, атмосферного давления – продолжать можно долго. Невозможно знать заранее, что произойдёт. Так что кто бы ни сказал вам, что он знает, как получится, а если этого не произойдёт – скажет, что что-то не так, является откровенным лжецом.
Так что и мы не будем всматриваться в то, что увидел Алек, а вместо этого сконцентрируемся на том, что ожидал увидеть Алек. Сквозь мутную оптику своего японского прицела «Голливуд»– это брэнд, а не город! – он увидел… ничто. Посмотрите ещё раз плёнку Запрудера. Мы не видим момент попадания, поскольку президент скрыт знаком, но когда он появляется – то всего лишь слегка наклоняется вперёд, а руки его приподняты. Но Алек этого, скорее всего, не видит – если вообще смотрит в туда в этот момент. Сейчас он перезаряжает винтовку во второй раз. К тому времени, как он снова нашёл цель в прицеле, поза Кеннеди незначительно изменилась – но не настолько, чтобы Освальд заметил.
В уме его воцарилась полнейшая паника вперемешку с презрением к себе. В физиологическом плане: пальцы налились кровью, дыхание участилось, зрение помутнело, по рукам и телу пробежала дрожь, по лицу и вискам потёк пот – всё предвещало роковую развязку. Цель, и без того небольшая, делалась ещё меньше с движением машины (пусть и не ускорявшейся), слегка смещавшись справа налево относительно стрелка вслед за кривизной улицы.
Наш малыш не был в подходящей для следующего выстрела форме.
Он пытается навести перекрестье прицела – куда? Дважды промахнувшись – с его точки зрения – он не представляет, куда целить, чтобы попасть. О соотношении между точкой прицеливания и точкой попадания он не имеет понятия, находясь на ничейной земле стрелка, пусть даже и холостой ход спуска выбран точно до точки, отделяющей не-выстрел от выстрела.
Внезапно голова президента разлетается.
Алек так удивлён, что его собственный спуск срывается и он стреляет в третий раз, но его движение к взорвавшемуся черепу настолько резкое, что третья пуля улетает куда-то на юго-запад и ей суждено приземлиться в стране Оз за тройной эстакадой, где её никто не заметит и не найдёт. Невероятная удача для нас: это значит, что свидетели видели его стреляющим в третий раз, сходится вся бухгалтерия пуль, гильз и ранений, навсегда увязывая Алека с событиями, дезавуируя любые как осязаемые, так и эмпирические доказательства нашего существования и цементируя все попытки расследования в книгохранилище и вокруг Алека. Копы предсказуемы: они хотят сложить всё в коробочку, и чем быстрее и плотнее всё слепится, тем довольнее они будут, а всяческие чужаки, ворошащие, роющие и перетряхивающие коробочку, злят их и заставляют упираться. Для них это личное дело.
Вернёмся к Алеку, для которого мир ужасающим образом изменился.
Одержимый паранойей, он в один миг понял, что попал в развёрнутый против него заговор, в котором он, дурак и тупица, сыграл роль подставного стрелка. Теперь он чётко осознал, что был пойман в заготовленную ловушку (хотя давайте также согласимся, что в глубине души его нарциссизм оказался удовлетворённым: он был достаточно важен для того, чтобы его уничтожили!)
Освальд понял, что всё, во что он верил, оказалось враньём: никакого русского агента не было, он не работал на КГБ, никакая машина для побега его не ждала, его не вытащат и не отвезут в Гавану в любящие объятия доктора Кастро. Вместо этого он оказался простаком из любого романа Джеймса М. Кейна или фильма нуар, затерянным в кошмарном городе, чьи власти, настолько могучие что он и представить себе не мог этого, со скрежетом смыкали челюсти на его шее.
До него дошло, что сама жизнь его может быть в опасности. Он знал, что шестой этаж пуст лишь потому, что он всегда был пуст, но подобной мудрости нельзя было следовать дальше: она была из другого мира. Также он понял, что в новом сценарии смерть его абсолютно неизбежна. Возможно, что какой-нибудь детектив, охранник или простой вооружённый гражданин уже знают, что он здесь и прячутся за своей собственной стеной из коробок, готовые выскочить и прикончить его, одновременно став и американскими героями, и главными деталями заговора против него, Алека.
Таким образом, он делает то, что на его месте и в его обстоятельствах делал бы любой другой человек.
Взведя винтовку и дослав патрон в патронник, он кладёт палец на спуск и выбирает холостой ход, держа оружие наготове, словно патрулирующий пехотинец в зоне возможной засады. Затем он спешно проходит девяносто пять футов диагонали пустого пространства к единственной лестнице вниз, готовый пристрелить нападающего – как только тот появится. Но никого нет, и не влетают, разбивая окна, снайперские пули, подобные тем, которыми он пытался убить президента. В начале лестницы он замешкивается, поскольку ему ненавистна мысль о расставании с оружием. Однако, он понимает, что нельзя явиться обществу в месте убийства президента с винтовкой в руках, так что прячет винтовку между двумя ящиками с книгами на верхнем конце лестницы, где спустя час её найдёт детектив. Потому-то её не нашли в снайперском гнезде и именно поэтому она была взведена и заряжена.
Он спускается по лестнице и воссоединяется с обществом, так что его дальнейшие приключения в здании хорошо задокументированы. Он присел на стул в обеденной комнате, где его видел полицейский и опознал коллега, а как только полицейский поднялся по лестнице, Алек ускользнул через главный вход.