Одежда…
– А где… где моя… – задыхаясь, спросила я.
– Слушай, – по-моему, он испугался моей реакции. – Она была слишком испачкана, не думаю, что стоит попытаться стирать. Я сложил в мусорный пакет.
– А куртка? – я не хотела, чтобы мой голос звучал так зло, но не могла себя контролировать.
– Тоже там, – извиняющимся тоном сказал он, а потом, будто оправдываясь, добавил: – Она полностью убита.
– Ты выкинул?! – не своим голосом заорала я, от напряжения стало больно, но ярость была такой сильной, что боль, вспыхнув на секунду, отступила.
– Нет-нет, спокойно, – он поднял руки, будто защищаясь, и я поняла, что не заметила, как вскочила с места, сжав вилку так, что побелели костяшки пальцев.
Жгучая волна прокатилась от макушки до пят. Прекрасно, Василиса. Вот и приступы агрессии. А дальше что? Пырнешь мальчиков вилкой в благодарность за помощь? Женя стоял с открытым ртом, а на плите скворчал омлет. Боже, параноидальная истеричка со стажем. Вот кто я. Заставив себя выпустить вилку из рук, я снова села. Сделав пару глубоких вдохов, как перед игрой на флейте, сказала:
– Извините, – ярость схлынула так же быстро, как и поднялась, стало стыдно. Утешало только, что им еще недолго терпеть меня в своей жизни. – В куртке зашит потайной карман. Там все мои документы и деньги. Всё, что осталось от моей жизни.
Женя вернулся к готовке, но его спина была напряженной. Саша же молча встал и вышел в коридор. Мне хотелось провалиться сквозь землю. Вывалив содержимое сковородки на тарелку, Женя присел рядом и ободряюще улыбнулся.
– Всё будет хорошо, – пообещал он. – Тебя здесь не обидят.
Саша вернулся, неся мою окровавленную куртку и ножницы. Он передал мне верхнюю одежду, а ножницы положил на стол между нами. Я попыталась улыбнуться, вложив в эту слабую улыбку всё сожаление, которое испытывала. Он кивнул, мол, большое дело – чуть не кинулась на нас с вилкой. Это нормально.
Куртка действительно была безнадежно испорчена, но у меня не было других вещей, поэтому я аккуратно вспорола ножницами подклад и, нащупав острые края прозрачного пластикового конверта, рвано вздохнула. Всё было на месте: документы и скрепленная канцелярской резинкой пачка пятисоток.
– Извини, – я осторожно обратилась к Саше, – могу попросить нитки с иголкой? Я знаю, что вы уже оказали мне доброты больше, чем кто-либо, – нерешительно продолжила я. – Но это моя единственная одежда. Могу ли я постирать ее и высушить? Можно посушить на батарее, чтобы это не заняло много времени.
Они оба недоуменно смотрели на меня. Саша даже брови приподнял. Передо мной остывал завтрак, а в горле стоял ком; я чувствовала, что вот-вот польются горячие слезы. Меня немного напугало, как быстро я перескакивала из безразличия и ощущения пустоты в ярость, затем – к стыду и чувству вины, а потом – к желанию плакать.
– Имею в виду, что не уверена, что до больницы всё само успеет высохнуть, – пояснила я. – Не хотелось бы беспокоить вас больше, чем я уже это сделала.
– Ой, да ладно тебе! – Женя мягко освободил мои руки от грязной рваной куртки и, переглянувшись с Сашей, кинул ее на пол. Я было дернулась от его прикосновения, но оно было комфортным, деликатным. – Думаешь, мы испугались вилки? – он хохотнул. – Нас так просто не возьмешь.
– А куда ты собралась идти после больницы? – скептично спросил меня Саша. – Какой у тебя план?
Я подавленно молчала.
– Итак, – деловито начал Саша, а Женя встал, подхватил мою куртку и унес в коридор. – Эту одежду мы выкинем, она не подлежит восстановлению. Для больницы подберем тебе что-то из моего, а потом вернешься сюда.
– А как же твои родители? – с сомнением спросила я.
Не уверена, что мое появление здесь останется незамеченным. Да, сейчас, очевидно, родители в отъезде, но они ведь вернутся.
– Здесь только я, больше никого, – коротко ответил Саша.
– А Марина и… твой брат? – я окончательно запуталась.
На вид он казался чуть старше меня. Разве может подросток жить один?
– У них хата в другом месте, – пояснил Саша как нечто само собой разумеющееся.
– Видишь, – подал голос вернувшийся с пустыми руками Женя. – Всё как нельзя кстати. Ты можешь оставаться столько, сколько нужно.
– Но.
Я растерялась. Всё не может сложиться настолько удачно. Вчера моя жизнь едва не закончилась на холодных ступенях библиотеки, но одновременно я сорвала джек-пот, встретив в многомиллионном городе именно тех людей, которые помогут мне разрешить все проблемы. Разве так бывает? В особенности со мной. Здесь должна крыться какая-то злая шутка.
– Ты можешь не беспокоиться, – Саша снова будто мысли мои прочитал. – Займешь мою комнату. Она, кстати, запирается на замок, – сказал он словно между прочим.
Я недоуменно переводила взгляд с одного участливого лица на другое. Очень тихий и тонкий голосок внутри меня уговаривал поверить им. Все люди в мире не могут быть подонками, шептал он. Они уже могли много раз причинить тебе вред. Они хорошие, увещевал голосок. Но зачем им такая головная боль? Я не могла понять.
Молчание прервала Марина, появившись на кухне в халате, немного растрепанная и зевающая. Поздоровавшись со всеми, она бросила удивленный – но не слишком – взгляд на Женю, а потом скрылась в ванной, поманив меня за собой.
– Ну так что? Останешься? – спросил Саша нейтральным тоном.
Я не ответила. В голове всё перемешалось. Жить в квартире, где нет взрослых, а есть только два парня-подростка. Они не вызывали во мне такой волны страха и ужаса, как… он. Но одно дело – сидеть на безопасном расстоянии в кухне, когда за стенкой двое взрослых, а другое – соприкасаться постоянно, оставшись с ними наедине в замкнутом пространстве. Они помогли мне, говорили, что всё будет в порядке, но… раньше я тоже слышала подобное.
Ожидая ответа на Сашин вопрос, на меня пытливо смотрел Женя. Я неопределенно дернула плечом и, тяжело опираясь на стол, поднялась и прошаркала в сторону ванной, огибая сидящего прямо передо мной парня. Я помнила, что прикосновения к нему не вызвали плохих эмоций, но мое тело диктовало свои условия. Больше всего на свете мне хотелось чувствовать себя в безопасности.
С трудом добравшись до ванной, я постучала. Марина открыла и пропустила внутрь. Задав неизбежные вопросы о моем кровотечении, она убедилась, что оно прекратилось, и, облегченно выдохнув, принялась осматривать синяки, а ссадины обрабатывать антисептиком и мазью. Я всё думала, как задать вопрос, мучивший меня с того самого момента, как встала с кровати.
– Почему на мне памперс?
Неужели крови было настолько много? Или я описалась? Ведь памперсы надевают взрослым, только когда всё совсем плохо? Я не знала.
– Извини, – объяснила она. – Ночью парни оббегали все магазины и аптеки, белья было нигде не купить. Я не представляла, как приклеить прокладку к мальчишеским семейным трусам и обеспечить должное прилегание. Отправила Олега за памперсами, чтобы хоть как-то выкрутиться. Сегодня по дороге в больницу заедем за новым бельем, хорошо? – мягко спросила она.
Я облегченно выдохнула. Никаких особых ужасов.
– А… к врачу – обязательно? – тихо спросила я, не зная, как задать толком незнакомому человеку мучившие меня вопросы.
Почему было столько крови?
Что будет делать врач?
Меня снова поглотил страх, накатила тошнота.
– Да, – Марина кивнула. – Я уверена, что всё более-менее в порядке, иначе кровотечение бы продолжилось. Но лучше, если тебя осмотрит опытный врач, потому что Саша сказал… – она на секунду замялась. – Что было много крови, в общем.
Я кивнула, пытаясь не слишком задерживаться на воспоминаниях об этом. Поблагодарив Марину, я практически выползла из ванной и неуверенно замерла в коридоре перед зеркалом. Выглядело так, как ощущалось. Болезненно. Уродливо. Наконец моя гнилая грязная сущность гармонировала с внешним видом.
Хотелось верить, что эти два парня, с которыми я останусь в квартире, помогают мне, потому что они добрые. Вряд ли хоть кто-то позарится на уродливого демона, в которого меня превратили его кулаки.
Часть меня сожалела, что через месяц всё это сойдет и внешне я буду выглядеть так, словно ничего и не случилось. Мне бы хотелось остаться такой навеки. Потому что такой я и была. Уродливый демон Василиса. В отражении я увидела Женю, который нерешительно остановился чуть поодаль. Вилкой, говорил, его не испугать.
– Сашка там тебе одежду приготовил, – пояснил он.
– Спасибо, уже иду, – я медленно проследовала за ним в комнату.
Одежда стопочкой лежала на кровати, одеяло было аккуратно заправлено, шторы отдернуты. Сама комната была очень большой, залитой утренним скудным светом с улицы, – наверное, самой большой в квартире. В первый раз я не заметила, но кроватей было две, будто изначально тут жили двое. Однако вторая сейчас служила чем-то вроде склада. На ней громоздились журналы, приваленные к стене, еще какие-то пластиковые коробки и джойстики. Вроде как должно бы выглядеть бардак бардаком, но всё было упорядоченно и опрятно.
Рядом с кроватью-складом – огромный телевизор, а в углу, у шкафа, был центр комнаты. Я бы даже сказала, алтарь. Широченный монитор и большущий стол, рядом с которым высился просто-таки трон. Никогда не видела такого внушительного офисного кресла. Уверена, что, упав в него, можно утонуть.
Оглядевшись, я решила, что комната не лишена уюта и своего сурового очарования. Как и ее хозяин.
Я заметила, что парни с любопытством и настороженностью наблюдают за мной. Ожидают реакции или боятся? Покосившись на них, я указала пальцем на кресло-трон и вопросительно подняла брови. Саша великодушно кивнул. Протащившись к трону, я осторожно опустилась на него. Или, точнее сказать, в него.
Кресло обняло меня со всех сторон, и даже боль во всем теле не смогла отнять ощущение уюта, зародившееся внутри меня. Оно было почти таким же, как от прикосновения к Жене. Теперь я нашла объяснение приятным эмоциям от его касаний. Они ощущались уютными. Будто я вернулась домой.