— Так долго? — удивился Гусев. — А мне говорили…
— Льготная очередь только для инвалидов и участников войны, но это тоже не меньше шести месяцев. Записывать вас?
— Пока не надо. — Гусев вздохнул и, отыскав в указателе кабинет главного врача, пошел на второй этаж. На табличке возле кабинета значилась фамилия: «Киселев В. М.». Пока Гусев угадывал его имя и отчество, из кабинета вышла стройная молодая женщина в белоснежном накрахмаленном халате и высоком, точно у повара, колпаке и сказала:
— Хорошо, Виктор Михайлович, я с ним поговорю.
Гусев вошел в кабинет, поздоровался с полным мужчиной в очках и аккуратной седой бородой.
— Извините, Виктор Михайлович, я по личному делу. Хотел вставить зуб, — он улыбнулся, чтобы Киселев мог видеть щербинку. Но главный врач только мельком глянул на посетителя и потянулся к телефону:
— Запишитесь в очередь, оставьте открытку и ждите. Будет металл, мы вас пригласим.
— А долго ли ждать?
— Ну, точно не скажу. Но не меньше полутора лет, — главный врач стал набирать номер.
— А мне говорили, что можно за месяц.
Киселев положил трубку и уже более внимательно посмотрел на Гусева сквозь толстые стекла очков:
— Вас неправильно информировали. Металла у нас немного, очередь, молодой человек, огромная, жалоб хватает, не успеваем отвечать, проверки замучили. Так что, — главный врач развел руки в стороны, — оставьте в регистратуре открытку с домашним адресом и ждите. Вот и все, чем могу помочь.
— Благодарю. Извините за беспокойство, я так и сделаю. — Гусев кивнул, аккуратно затворил за собой дверь и, не останавливаясь у регистратуры, вышел из поликлиники.
«Странно, — думал он, торопясь в столовую, — мне надо ждать в очереди несколько лет. Инвалиду войны — полгода, а Танечке из отдела писем — всего месяц. Тому же Григорию и его племяннице с мужем — еще меньше. Почему?»
Наскоро перекусив, Гусев быстро вернулся на работу. Семин был в кабинете один. Гусев сел за стол напротив него. Федор, полистав папку, захлопнул ее, положил в сейф, прикрыл дверцу:
— Завтра в сборочном цехе читаю лекцию. Ну, как у тебя?
— Ерунда какая-то! Два года ждать надо.
— А если попросить в порядке исключения?
— Вот еще выдумал! Какой-нибудь ветеран ждет не дождется, а я его обойду? Нет, ты лучше скажи, Федя, где у нас еще золотые коронки и зубы вставляют?
— По-моему, только в первой поликлинике и все. А что?
— Ничего. Просто у меня накопилась любопытная информация. Если у тебя есть деньги, то очередь можно ускорить раз в двадцать. Знаешь, сколько я таких скоростных зубов насчитал? Дюжину.
— Ты серьезно?
— Еще бы. Зуб-то мне нужен, а не тебе. Вот смотри: Танечка из городской газеты две коронки поставила. Григорий Чеботарь, водитель из первой автобазы, всего за неделю — запомни срок — три зуба. Его племянница с мужем, приехавшие из Воркуты погостить у нас, — целых семь. Переплатили, правда, но, говорят, здоровье дороже денег. А мне да и другим в очереди стоять надо полтора-два годика. Сколько у нас в городе стоматологов?
— Кажется, десять. И с золотом работает только один — Ковалев. Да, Анатолий, ты прав, какая-то любопытная ситуация получается. Кстати, у меня соседка тоже недавно три золотые коронки поставила. И, кажется, не так долго ждала.
— Значит, кто-то работает тайком. Может, Ковалев?
— Нет, это исключено. Ковалев очень порядочный человек, бывший фронтовик, член партии. А с золотом в принципе любой толковый техник может работать. Было бы с чем и на чем. Давай-ка с шефом посоветуемся, тут есть о чем подумать, — Семин поднял трубку внутреннего телефона: — Петр Васильевич, разрешите, мы с Гусевым на пару минут зайдем? Спасибо. Сказал, что минут через пять освободится.
Семин закрыл сейф, спрятал ключ в карман:
— Мне сейчас жена звонила, взяла четыре билета, послезавтра областной драмтеатр приезжает. Ты свою Ларису предупреди.
— Спасибо, Федор.
— Чует мое сердце, Анатолий, даст нам твой зуб прикурить.
— А я-то здесь при чем? — Гусев усмехнулся, поправляя пальцем усы. — Не будешь выбивать.
Внимательно выслушав обстоятельный рассказ Гусева, Петр Васильевич Матвеев нахмурился и встал. Гусев и Семин продолжали сидеть. За два года работы с Матвеевым они хорошо усвоили эту привычку своего начальника: думать о чем-то и размышлять стоя, сунув руки в карманы пиджака или кителя.
Матвееву было едва за тридцать, но служил он уже седьмой год, и сюда, в город, на повышение, его перевели из областного управления КГБ, где он себя хорошо зарекомендовал.
— Думать, товарищи, здесь есть над чем. Значит, так. В нашем городе в августе в большом количестве появились, скажем, левые золотые зубы. Нужно посмотреть всех стоматологов. Это сделает Гусев. А товарищ Семин еще раз проанализирует работу предприятий, где используются драгоценные металлы. Кстати, Федор Федорович, сколько золота в год расходует машиностроительный?
— Четыреста пятьдесят килограммов. Но утечка оттуда маловероятна. В прошлом году, например, в цехе гальваники, на участке золочения деталей, когда взвешивали анод, не хватило полутора граммов. Сами рабочие обнаружили и подняли шум. Нашли этот кусочек. А мастера, по вине которого он завалился за ванную, уволили за халатность. Там дисциплина дай бог.
— Но лишний раз проверить не мешает. Насколько я помню, на машиностроительном контрольные проверки министерства бывают каждый квартал?
— Да, и еще две: за полугодие и за год. Недавно проводили внеочередную. Что-то не ладится у заказчиков, которые получают заводские приборы. Но и эта комиссия ничего не обнаружила, у ОТК претензий нет.
— Сколько вы насчитали неожиданных зубов и коронок?
— Двенадцать, Петр Васильевич, — ответил Гусев, — только все это требует уточнения. Возможно, кто-то из приезжих или местных решил пустить в дело бабушкино наследство. Например, монеты.
— И это может быть. Словом, товарищи, информация настораживающая, ей надо уделить внимание. Все пока, вы свободны.
Закрыв дверь в кабинет начальника, Семин тронул Анатолия плечом:
— Ну, что я говорил? Твой зуб нам еще даст прикурить.
— И я не отрицал, потому что чекист, Федор Федорович, обязан работать всегда и везде, — усмехнулся Гусев, повторяя любимую фразу Матвеева.
— Да иди ты! — с досадой отмахнулся Семин. — Можно подумать, что я не работаю, а сплю. У меня на заводе с этим делом порядок.
К концу рабочего дня пошел дождь. Гусев уныло посмотрел в окно, вспомнил, что опять не взял с собой зонтик, позвонил домой. Лариса уже пришла, забрала Аленку из яслей, дочь что-то хандрит, кажется, простыла.
— Ты ее малиной, малиной напои и аспиринчику дай полтаблетки, я скоро приду!
Через час он вышел на улицу и, подняв воротник пиджака, побежал, перепрыгивая через пузырящиеся мутные лужи, к автобусной остановке. На ходу оглянулся, увидел свет в кабинете Семина и подумал с завистью о том, что Федору повезло больше: мать у него на пенсии, сидит с внучкой и та, кажется, еще ни разу ничем не болела. А тут крутишься как белка в колесе, только успевай ногами шевелить.
Сзади загудела машина. Гусев отскочил в сторону, но крытый фургон проехал близко и выплеснул лужу прямо на брюки.
— Чтоб ты сломался, паразит! — выругался Анатолий и погрозил вслед машине. Фургон вдруг остановился, из кабины вышел водитель, и Гусев узнал в нем Григория Чеботаря.
— Кого я вижу? Анатолий, ты меня извини, я не хотел, я и так медленно ехал. А ты, между прочим, топал по самой проезжей части. Тебе далеко? Садись, довезу. Здорово я тебя искупал?
— Да уж, баня будь здоров! — сердито ответил Гусев, подумав, что на ловца и зверь бежит. — Если подбросишь домой, обиду снимаю. — Он забрался в кабину, стряхнул с брючины воду. — Ладно, не сахарный. Слушай, Григорий, а ведь ты меня надул. Был я в поликлинике. Ни черта там не могут сделать быстро. Говорят, стой в очереди два года или чуть меньше. Ты, может, не в нашей вставлял? Может, в другом городе? — Гусев посмотрел на Чеботаря и едва удержался от искушения потрогать три крупных золотых зуба.
— Я вру? — Чеботарь побагровел от возмущения. — Да чтоб я сдох в таком случае! Я только девку эту не помню, какой гроши давал. Они там все в белых халатах, а у меня память на лица вообще плохая. Зато врача немного помню. В халате, тоже белом, вежливый был такой и молчал все время. Как его звать? А бог знает. Я не спрашивал. Что мне с ним — детей крестить? Я у него все время сидел с открытым ртом и закрытыми глазами. Боюсь зубной боли хуже всякой смерти.
— Ну, вот и все, бабуля, теперь тревожить не будет, — сказал Николай Одинцов, помогая старушке вызволиться из кресла и провожая ее к выходу. — До обеда не ешьте, потерпите.
— Спасибо, милок, — со стоном ответила женщина, держась темной жилистой рукой за щеку. — Может, тебе молочка или яичек? Мы деревенские, у нас по-простому. — Она покрыла седую голову платком, нагнулась к большой сумке, оставленной у двери. — Мне муж так и приказал, чтоб я гостинец дала.
— Не надо. — Одинцов поднял тяжелую сумку, протянул старухе. — Я за свою работу деньги получаю. Не надо.
— Тогда спаси тебя бог, тогда я на базар пойду. — Она поклонилась, спиной открыла дверь. Одинцов выглянул в коридор:
— Следующий, — и вернулся к столу.
В кабинет вошел высокий широкоплечий парень. Николай мельком взглянул на него, потянулся к стопке карточек:
— Фамилия?
— Я посоветоваться, доктор. — Вошедший улыбнулся. — Я не ваш больной. Фамилия роли не играет. Лучше по имени. Меня, предположим, Виктор зовут, — он подал руку. Одинцов повернул голову, увидел перед собой крупные сильные пальцы, почувствовал характерный запах бензина. Под широкими твердыми ногтями чернела грязь. Не вставая, Николай неохотно, почти брезгливо ответил на рукопожатие:
— На какую тему нужна консультация?
— Тема твоя, доктор, зубная. Мне надо поставить пару коронок. Золотых, — зеленые глаза посетителя смотрели на Одинцова пристально и нагло.