Три Черепахи — страница 24 из 35

И наконец, как самый малоправдоподобный, но все же допустимый вариант: на Шальнева напал с целью ограбления Зыков. Зыков подслушал разговор – раз. Поменялся паспортами с Брысем – два. Его паспорт был кстати Брысю, паспорт Брыся оказался кстати Зыкову, если он задумывал ограбление с инсценировкой, а может быть, и натолкнул его на мысль об ограблении Шальнева. О сыне и взаимоотношениях Шальнева с ним Зыков был отлично осведомлен – три. Но чтобы включить эту версию в число подлежащих рассмотрению, надо прежде дождаться, что скажет старший лейтенант Шустов, который как раз сейчас выясняет, что делал Зыков 20 июля, в день нападения на Шальнева…

И еще насчет Зыкова: если он и непричастен к преступлению на бульваре Карбышева и если действительно не заглядывал в шкатулку год или два, то паспорт вдруг понадобился ему неспроста. Возникла какая-то причина. Но какая? А может, он все-таки просто уступил свой документ Балакину по его просьбе?

Басков перебирал в уме все эти рассуждения, а Зыков, видя, что он задумался, сидел тихо, не двигаясь, ожидая, что последует дальше.

Закурив, Басков отодвинул магнитофон в сторону, облокотился о стол и спросил:

– Скажите, Константин Васильевич, новый паспорт вы получили?

Зыков, конечно, какого-нибудь вопроса ждал, но явно не такого. Однако ответил не смутившись:

– Больно скоро! Там сказали, дней через десять… Справки навести требуется.

– А зачем вы вдруг паспорт искать стали?

– Да не искал я… Карточки поглядеть захотелось…

Я ж говорил…

– А как в милицию написали? Где потеряли?

– Ну-у, где… На улице потерял…

– Зачем соврали?

Зыков сделал страдальческое лицо и сказал обиженно:

– Пытаете меня, товарищ майор, а за что? Если там с Андреичем чего, так я невиновный.

Басков решил приоткрыть перед Зыковым краешек правды – это иногда развязывает язык.

– Слушайте, Зыков, дело серьезное. Вашего соседа хотели убить. О паспорте я не из любопытства спрашиваю. А вы что-то скрываете…

С Зыковым произошла мгновенная перемена: впервые Басков увидел, как лицо его побледнело. Он молча встал, открыл шифоньер, достал из пиджака вчетверо сложенный листок и положил его перед Басковым, выдохнув:

– Вот…

Это оказалось извещение из почтового отделения, написанное от руки чернилами: «Получите денежный перевод».

– Когда это принесли? – спросил Басков, нисколько не удивившись.

– В среду.

– Восемнадцатого?

– Ну да, прошлую среду.

– А Шальнев когда телеграмму получил?

– Я ж говорил – тоже восемнадцатого.

– Шальнев про перевод знал?

– А зачем мне докладывать?

– От кого деньги?

Зыков прижал обе руки к груди.

– Ей-богу, товарищ майор, знать не знаю. Никогда ни от кого не получал.

– А сколько?

– Так ведь не показали, – скороговоркой заторопился Зыков. – Прихожу, удостоверенье служебное предъявляю, а она, вредная, – паспорт надо.

– Может, должок чей?

– Взаймы не даю… Оно знаете как… Басков поднялся со стула.

– Одевайтесь, пойдем на почту. А потом еще в магазин надо. Вы где костюмы покупали?

– На Невском, в универмаге.

… Начальница почтового отделения, оставив их в своем кабинете, сама сходила за бланком с переводом на имя Зыкова. Это оказался телеграфный перевод на 300 рублей. Отправитель – Александр Иванович Балакин. Внизу отстуканы четыре слова: «Спасибо за все Саша».

Басков повертел бланк в пальцах и протянул его начальнице.

– Вижу, это из Москвы послано. А из какого отделения?

– Вот, тут все есть – и часы и шифр. А отделение связи – четыреста сорок восьмое.

Басков записал номер и встал:

– Благодарю. Будьте здоровы.

– А что же дальше? – Начальница приподняла бланк за уголок, словно он был липкий. Басков улыбнулся.

– У адресата паспорт потерялся. Выправит новый – получит деньги.

Басков собрался уходить, но сообразительная начальница сказала:

– А вы разве не хотите посмотреть бланк-подтверждение?

– А что такое бланк-подтверждение? – спросил Басков веселым голосом, мысленно ругнув себя за то, что не знает вещей, которые ему полагалось бы знать.

– Ну как же, – сказала начальница. – Сначала мы получаем по телеграфу, сколько кому перевести, а потом нам присылают бланк-подтверждение по почте… Ну самим отправителем денег писано…

Басков в душе поблагодарил почту за такой хороший порядок.

– Покажите, пожалуйста, этот бланк.

– Одну минуточку.

Начальница принесла бланк-подтверждение. Басков прочел тот же текст, который до этого видел в телеграфном исполнении. Но этот был сделан от руки и написан чернильными печатными буквами.

– Я, простите, должен это изъять у вас, – сказал он начальнице.

– Ну раз надо…

У Зыкова после посещения почты на лице снова играл румянец. Он даже пытался по пути к универмагу на Невский заговаривать о капризах ленинградской погоды, но Басков его не поддержал.

– Вы лучше скажите, за что вам Саша платит. Зыков сник.

– Невиновный я, товарищ майор…

– Ладно. Деньги отнесете в милицию. – И, подумав секунду, спросил: – Он вам сколько подарил?

– Я уж сказывал: сотню с рублями, – ответил Зыков и полез в карман.

– Не надо, – остановил Басков. – Поберегите пока. То речистый вы, Зыков, то клещами тянуть приходится. Вы костюмы помните, какие покупали?

Зыков наморщил лоб.

– Счас вспомним… Значит, так… Чехословацкие костюмчики, по сто восемьдесят… Саше коричневый подошел, в клеточку такую синюю, еле-еле видно… А Мите этому – мышастый.

– А в каких они приехали?

– Да уж я говорил. Которые в шкафу у соседа висят.

Они сели в троллейбус.

В отделе мужской одежды универмага Баскова интересовали чехословацкие костюмы – коричневые в синеватую клетку и темно-серые, мышиного цвета. Серых уже не осталось – распродали, а два коричневых висели – в точности такие, подтвердил Зыков, какой он купил для Балакина.

Выйдя из универмага, Басков позвонил в отделение милиции, но старшего лейтенанта Шустова не оказалось на месте. Басков попросил передать Шустову, чтобы он его дождался, и сообразил, что давно пора перекусить – было без двадцати минут пять.

– Значит, так, – сказал он ожидавшему в сторонке Зыкову. – Вы свободны. Спасибо за содействие. Но одна просьба: будут вести от этого Саши или Мити и вообще если что – звоните старшему лейтенанту Шустову. И деньги ему сдадите.

Басков вырвал из блокнота половинку листка, переписал в него телефон Шустова и отдал Зыкову со словами:

– А теперь всего хорошего.

– До свиданья, товарищ майор, будет сделано. Басков повернулся и зашагал прочь. Пообедав в кафе, он отправился в отделение милиции. Шустов уже был там.

– Ну что? – спросил Басков.

– Двадцатого июля он работал с шестнадцати до двадцати четырех.

Так, значит, Зыков отпадает.

– Хорошо. Сумею я на «Стреле» сегодня уехать?

– Устроим.

– Тогда еще одна просьба, Шустов. Нужно держать связь с почтовым отделением. Если будет что для Шальнева – забирай. Зыкову пусть доставляют, но ты поинтересуйся у него – от кого. Он скажет. И не удивляйся – деньги принесет, четыре сотни. Прими, оформи.

– Понял.

Было десять часов утра, когда Басков пришел к себе на Петровку, Скучный Марат сразу повеселел, встретив его в коридоре.

– Как съездили, Алексей Николаевич?

– Кое-что есть. У Шальнева как дела?

– Еще без сознания, но вроде лучше. Басков открыл кабинет.

– Заходи.

Марат сел к окну. Басков достал из сейфа папки.

– Вот что, Марат. Возьмешь фото Брыся и Чистого, подберешь портретики посторонние и поедешь… – Басков заглянул в свой блокнот, – …поедешь в четыреста сорок восьмое отделение связи… Позвони, где это находится.

Марат позвонил.

– Улица Глаголева, дом восемь, Алексей Николаевич.

– Глаголева, Глаголева… Это же по проспекту Жукова?

– Точно. И от ресторана «Серебряный бор» рядом.

– Интересно. А родной дом Чистого у нас где?

– На другом конце, на Таганке.

– А сынок Шальнева на проспекте Жукова живет. – Это Басков сказал как бы самому себе, потому что о семейных обстоятельствах пострадавшего Шальнева Марат еще ничего не знал. – В общем, дело вот какое. Восемнадцатого июля из этого отделения был отправлен телеграфный денежный перевод на триста рублей в Ленинград Зыкову Константину Васильевичу. Отправитель – Балакин. Предъяви фото девушке, которая этот перевод принимала. У тебя рука легкая, вдруг признают…

Марат порывисто вскочил.

– Нет, ты совершенно безнадежный, – сказал Басков. – Сядь, еще не все… Возьми это. – Он вынул из папки обрывок телеграммы, найденный в кармане у Шальнева. – Спроси, пусть посмотрят – должен быть оригинал. Послана тоже восемнадцатого и по тому же адресу, только на имя Шальнева…

– Все, Алексей Николаевич?

– Да… И звони мне сразу, как там… Редко когда нетерпеливый по природе Басков ждал звонка с таким нетерпением, потому что он был уверен: сообщение с почты или подтвердит версию, возникшую у него после Ленинграда, или еще больше все запутает.

Узлом был денежный перевод. Когда Зыков у троллейбусной остановки подтвердил, что Брысь подарил ему сто рублей, Басков будто бы вмиг прозрел. Так бывает, если разглядываешь загадочную картинку, на которой в сплетении древесных ветвей надо найти охотника: крутишь туда-сюда минут десять, и вдруг глаз схватывает нужные контуры, и ты удивляешься, что потратил столько времени на розыски, потому что охотник со своим ружьем просто кричит с дерева, кроме него, ничего уже и не видишь.

Действительно, что же получается?

Брысь хотел отблагодарить Зыкова за услуги – дал сотню. И вдруг ему вздумалось послать еще триста рублей. Можно это хоть мало-мальски убедительно объяснить? Вряд ли.

Будем считать, что деньги послал не Брысь. И телеграмму тоже. Тогда кто?

Ответ напрашивается.

Человек, пославший телеграмму и деньги, должен быть знаком с Балакиным, Шальневьш и Зыковым, знать ленинградский адрес. Он также должен быть осведомлен о семейной драме Шальнева и о том, что его сын Юрий живет в Москве.