— Давно прочитала.
— Тогда в прятки поиграй!
— Ладно, — неожиданно согласилась Наська. — Так даже интереснее.
Я с подозрением посмотрел на неё, но Наська надулась и быстрым шагом ушла, уперев руки в бока.
— У неё избыток энергии, — пожаловался я страже. — Реактивная девчонка!
— Маленькая ещё, — согласилась стража важно. — Ей же всего десять лет.
— А тебе? — не удержался я.
— Одиннадцать.
Вздохнув, я отсалютовал страже и вышел из Гнезда. Прикинул, как лучше добираться и повернул к Тверской.
Ехать тут недолго, три станции. Выходя на Павелецкой, в неожиданно большой толпе, я уже выбросил Наську из головы.
И только увидев серое кепи чуть ниже на эскалаторе, понял, что зря.
Похоже, упомянуть игру в прятки было ошибкой.
Выкатившись наверх и обнаружив меня, стоящего с мрачным видом, Наська никакого раскаянья не проявила. Развела руками и спросила:
— Ну и что ты сделаешь?
Сделать я ничего не мог.
Силой потащить назад? Ну, во-первых, это вызвало бы подозрение окружающих. А во-вторых, если Наська упрётся — я её и с места не сдвину.
— Сяду и буду сидеть на скамейке, — сказал я.
Мимо шли люди, толкаясь и бормоча в мой адрес не слишком лестные эпитеты.
— Сяду рядом и буду ждать.
Я сдался.
— Только сегодня. Хорошо?
— Максим, ты самый-самый лучший! — выпалила Наська. — Не пожалеешь, зуб даю! Вот, держи!
Она полезла в карман и действительно вытащила оттуда зуб! Молочный. Видимо, зубные феи к Измененным летать боятся.
Вздохнув, я стал выбираться из метро. Наська вьюном пробиралась следом. Несколько здоровых мужиков, которых она мимолётно сдвинула с пути, растерянно смотрели вслед. Никто, конечно, и представить себе не мог, что куколка разгуливает по Москве, будто человеческий ребёнок.
Глава 3
Накануне Перемены в Москве было меньше тысячи таксофонов. Стояли они в таких местах, что многие москвичи про них вообще не знали и уж тем более никогда не звонили. Зачем, если в кармане даже у ребёнка или старика есть сотовый?
Но зато таксофоны были бесплатные.
Теперь сотовой связи нет, телефонные будки вернулись в города (говорят, какой-то древний завод на этом озолотился), но надо платить за звонок.
Я остановился у таксофона рядом с метро, вставил карточку в аппарат и набрал номер отдела «Экс». Хорошо помнить числа — это очень удобно, не нужно таскать с собой блокнот.
Их производители, кстати, тоже выиграли от Перемены.
Не знаю, сколько народа служит у Лихачёва в подчинении, никогда там не был. Но вначале трубку взял мужчина с резким командным голосом, потом я добрался до какой-то юной девицы. А лишь потом мне позвали полковника.
Чутьё у него имелось. Впрочем, после недавних событий я бы очень удивился, откажись он от встречи. Я сказал, что подожду у Комка на Шлюзовой набережной, полковник ответил: «Буду через пятнадцать минут», и в трубке запикал отбой.
— Полковнику никто не пишет, — сказала Наська, толкущаяся возле будки. — Полковнику все звонят.
У неё очень медленно шла первая фаза мутации, она несколько лет провела неподвижно. Лежала и читала книжки, их на удивление много оказалось в Министерстве культуры. Читала, похоже, всё что попало, не только детские книжки или детективы. Может, поэтому немного странная.
— Идём, — сказал я. — Подождём на месте.
На самом деле мне не хотелось дожидаться полковника. И когда мы дошагали до Комка, и я там никого не обнаружил, меня это порадовало.
В этом Комке я никогда не был. Он упал на уродливое невысокое здание, в котором размещался фитнес-клуб и какие-то государственные конторы. Кажется, даже почта, и это меня позабавило — на Мичуринской тоже «Почту России» накрыло падением Комка.
Может, Продавцам когда-то посылку не доставили?
Этот Комок был почти правильной формы, напоминал расплющенную каплю, или спелую фигу, ну или хинкали — если вы грузин… Прочие ассоциации я оставил за невоспитанной куколкой.
На моих глазах к дверям Комка подошла молодая женщина. Дёрнула ручку. Удивилась. Подёргала ещё. Пожала плечами и пошла навстречу нам, к метро.
Видимо, нечасто ей приходится продавать кристаллы, иначе удивилась бы сильнее. Сёрчеры знают, что Комки открыты всегда.
— А нас пустят? — шёпотом спросила Наська.
— Меня пустят, — ответил я с уверенностью, которой не испытывал. Ночной разговор с Продавцом казался сейчас нереальным.
Мелькнула мысль: а не зайти ли самому, оставив Наську снаружи? Но если она уйдёт и заблудится?
— Что именно тебе сказало Гнездо? — строго спросил я, когда мы подошли к дверям.
— Что свершилось ужасное злодеяние! — с готовностью ответила Наська. — Кто-то убил Продавца! И тебе надо выяснить, кто — тогда друзья покойного дадут тебе кучу всякого добра!
— В целом верно, — признал я. — Ты не боишься увидеть мертвеца?
Наська ответила не сразу и на этот раз очень серьёзно.
— Максим… Когда у нас Гнездо убили, я помогала Дарине тела носить. Только мне стражу или монаха тащить было тяжело, особенно если они остались целыми. Я носила куколок.
Она помолчала секунду.
— Своих подруг.
Чёрт. Меня как под дых ударили. Вот эта её весёлость и энергия — они порой заставляют забывать, что передо мной куколка. Которую родная мать отдала в детстве в Гнездо. Которая несколько лет лежала, пока мутаген боролся в ней с опухолью. Обычно на это не нужно много времени, но тут что-то пошло не так. Дарина говорила, что к ней редко заходили другие куколки — дети не очень-то умеют сочувствовать.
А потом, когда она всё-таки поправилась и у неё появились друзья, их всех убили.
— Извини, — сказал я. — Глупость спросил.
— Ничего, — ответила куколка. — Это у всех бывает. Ты не бойся за меня, я не стану пищать. И ничего не буду хватать и лезть куда попало. Нас учат дисциплине.
— Вот в этом я сомневаюсь, — признался я.
Мы были уже перед дверью, а Лихачёва ещё не наблюдалось. Пробок в Москве нынче нет, слишком дорогой бензин, но ведь могло его что-то задержать?
— Зайдём, — решил я и взялся за ручку двери.
Дверь открылась легко. Комок действительно ждал моего появления.
Я вошёл первым, огляделся.
Ну, всё как обычно. Глухая стойка прилавка из того же непонятного бугристого материала, что стены и потолок. За ней — метра два пространства, далее плотный занавес.
Прохладно.
— Эй! — позвал я. — Есть кто?
Всё-таки я не был уверен, что Продавец мёртв.
Тишина.
Наська попыталась высунуться вперёд, я придержал её за плечо.
— Можно войти? — снова позвал я.
Нет ответа.
— Пахнет, — сказала Наська.
— Чем? — я насторожился. У куколок чувства развиты куда сильнее, чем у людей. — Кровь?
— Нет… химия какая-то. И озон.
Я принюхался. Да, пожалуй, слегка пахло грозой. Химических запахов я не ощущал.
— Хорошо, — решил я. — Стой пока тут.
И двинулся вперёд.
Продавца я увидел, когда подошёл к прилавку. Он лежал сразу за стойкой, вытянувшись в полный рост всей массивной тушей, замотанной в серые и песчано-коричневые тряпки. Из-под одежды, будто ноги, торчали толстые металлические штыри, с растопыренными, будто птичьи лапы, опорами. Под телом расплылась большая липкая лужа густо-синей жидкости.
— Что за… — сказал я и, опёршись на стойку, перепрыгнул к Продавцу. Наклонился, посмотрел в проглядывающее сквозь ткань лицо. Глаза были закрыты, лицо казалось мёртвым.
В общем, мёртвым оно и было.
За спиной легонько стукнуло — я обернулся, обнаружил, что Наська стоит на прилавке. Похоже, запрыгнула прямо с пола.
— Мёртвый, — сказала Наська. — Это он пахнет.
Да, теперь я чувствовал идущий от Продавца запах. Он не был неприятным, он вообще казался неживым, это был запах сгоревшей электроники и разлившейся химии.
— Вашу ж мать… — сказал я, глядя на торчащие из-под одеяний металлические «ноги». — Вы что, роботы?
— Это механическая жизнь! — прошептала Наська с явным восхищением. — Перед нами сломанный автопродавец!
Я осторожно приподнял подол одежды. Металлические ноги ожидаемо имели что-то вроде сустава в районе колена, а заканчивались в рифлёном и явно металлическом цилиндре. Уже догадываясь, что увижу, я засучил Продавцу рукав. Кисть, на вид совершенно человеческая, в районе запястья была насажена на металлический стержень.
В общем, если бы ребёнка попросили изобразить робота — он бы примерно так и нарисовал. Не хватало разве что носа-лампочки.
Наська спрыгнула ко мне, тоже наклонилась над телом (если, конечно, сломанную машину можно так называть). Протянула палец, потрогала разлитую синюю жидкость, прежде чем я успел её остановить. Понюхала. Брезгливо поморщилась и вытерла об одежду Продавца. Сообщила:
— Это оно воняет.
Я тем временем обнаружил, что ткань на груди Продавца разрезана или прорвана. Развёл края — и обнаружил тот же самый рифлёный металл, только с узкой пробоиной, сантиметров десять-двенадцать длиной. Края пробоины торчали зазубринами, на них застыла синяя вязкая масса.
— Зарубили топором, — сказала Наська.
— Интересная версия, дорогой Холмс, — сказал я. — Но почему топором?
— Элементарно, Ватсон! — Наська взглядом указала в сторону. Я глянул. У края занавеса лежал топор. Деревянная ручка, клиновидное лезвие — самый обычный плотницкий топор. Даже не какое-нибудь экзотическое боевое оружие.
Как-то очень просто для всемогущих и самоуверенных Продавцов, нет?
Тюк топориком в грудь — робот-пришелец отбросил коньки и протянул грабли.
— Топор, — сказал я. — Мы же вроде не в Питере… Так, Наська. Говоришь, у вас дисциплина?
Наська быстро спрятала палец, которым собиралась потрогать пробоину, за спину.
— Ничего не трогать, — сказал я. — Иначе поедешь в Гнездо, я тебе гарантирую.
Кажется, она поняла, что я не шучу.
— У меня карточки на метро нет.
— Сюда же как-то просочилась? Пешком пойдёшь в крайнем случае.