— Разговорчики! — сердился бригадир. — Изыщут — не изыщут, не в этом главное. Главное, что на нас с надеждой смотрит весь трест!
Но трест если и смотрел, то без всякой надежды. Потому что едва был засыпан новый ров, как явился начальник управления Н. А. Ездюк.
— Ну как, закончили?
— Закончили.
— Молодцы. А теперь начинайте!
— Что начинать?
— Раскапывать начинайте. Вы какие трубы уложили?
— Какие сказали, такие и уложили. Все правильно!
— Наоборот, все неправильно. Вы работали механически, а надо — творчески.
— Еще быстрее?
— Наоборот, медленнее. Тогда вам пришлось бы переделывать не всю трассу, а частично. Короче, прежние трубы, малого сечения, надо извлечь, а новые, крупного диаметра, — уложить. Само собой, все надлежит сделать быстро, качественно и без перекуров. Ясно?
Но что-то за прошедшие месяцы с бригадой произошло, потому что не выплескивался через край энтузиазм, а вместо фронта работ многих интересовали тылы оплаты.
Как ни хочется автору завершить эту историю бодрой, мажорной нотой, но жизнь велит ущипнуть минорную струну. Третья переделка почему-то заняла у бригады втрое больше времени. Вместо перекуров промелькнули прогулы, и даже трубы укладывались не с прежней парадной четкостью, а как-то вразнотык, будто колонна допризывников шагает в баню. А главное, стало ясно, что не в оплате дело.
Мудрый Козьма Прутков утверждал, что поощрение необходимо поэту, как канифоль смычку виртуоза. Но разве только поэту? Разве не опускаются руки у любого из нас, когда нас считают винтиком, которому безразлично, в какую сторону вертеться? И разве рубль — та единственная волшебная птица Феникс, которая возрождает силы, сгоревшие в пламенной, но бесполезной работе?
И еще потому медленно засыпался третий ров, что намного быстрее сыпались заявления «по собственному». К концу года бригады не стало. Бригада растеклась.
Да, все течет, все меняется. Новый начальник, сменивший прежнего, Н. А. Ездюка, не имеет привычки подводить увольняющихся к фотографии знаменитого бригадира. Да и бригадира самого на ней не узнать: время и солнце обесцветили карточку, и выглядит на ней Губенко уже не волевым брюнетом, а уставшим блондином.
Но что фотография! Даже репутация его уже не та. Когда управляющий трестом поинтересовался, куда это пропал передовик Губенко, новый начальник управления ответил:
— Рвачи они, а не передовики. Сначала напортачили на трассе, а потом торговались, как мешочники. А у нас клуб рядом, борщ дают горячий, прораб не хамит. И чего они увольняются, чего им еще надо? Я таких не удерживаю!
И вопрос с Губенко был закрыт. Правда, остался вопрос текучести.
Впрочем, это если и безобразие, то совсем не наше. А не наше безобразие — это уже не безобразие, а так, абстрактная диалектика.
Горючие грезы
Ну, вот и все, Приехали. Еще не утихло эхо от боя часов, возвестивших о конце года, как все талоны на горючее (бензин, керосин, масла, дизтопливо и т. д.) превратились в ничто. Буквально секунду тому назад вы могли заправиться ценнейшим продуктом на сотни, даже тысячи рублей. Но вот истекла секунда, и то, что стоило больших денег, стало бумажным ворохом, мусором, ветром гонимым. А в действие вступили квиточки нового образца.
Талон умер! Да здравствует талон!
Тут бумажка, там бумажка — казалось бы, какая разница? Однако разница есть, Только что на бесчисленных бензоколонках страны бушевали страсти. Змеились очереди из грузовиков и автобусов длиною в двухсерийный кинофильм. И шоферы, милые славные ребята, терпеливо объясняли коллеге, норовящему прорваться к заправке вне очереди, что так поступать нехорошо.
И вдруг — тишина. Мир и благоволение воцаряются в механизмах и человеках. На месяц. Может быть, на полтора. А потом, в конце квартала, вновь взметнутся страсти вокруг бензоколонок. И потекут отсюда горючие реки туда, где…
Впрочем, нет, одним придаточным предложением тут не отделаешься. Куда текут реки горючего — вопрос для дальнейшего исследования. Вначале следует напомнить, что есть сей талон и откуда он взялся.
Он явился на свет в то сравнительно недавнее время, когда в автотранспорте отмечались отдельные приписки, на бензоколонках порою попадались (а порою, к сожалению, и не попадались) отдельные жулики, а само нефтяное горючее считалось товаром избыточного предложения и продавалось чуть дороже газировки с яблочным сиропом.
Талон был придуман против жуликов. Они были единственной мишенью данного новшества. Расчет казался простым, но верным: если между бензином и руками проложить бумажку особого образца, ни на что, кроме бензина, не пригодную, то руки волей-неволей очистятся, а горючее, избавленное от посягательств, сбережется для общего блага.
О, грезы, горючие грезы! Как вы были бы очаровательны, кабы не всякие там отдаленные последствия да побочные результаты!.. А побочные результаты оказались и неожиданными, и разнообразными. Скажем, такой — нечто вроде жажды у колодца. Это когда у автотуриста талоны исчерпываются вечером, а магазин или киоск, где они продаются, открывается только утром.
Далее. На каждой из заправочных колонок (а их только в Российской Федерации 15 тысяч) надо было ставить по два насоса для каждого вида топлива: один качает для личного транспорта, другой — для государственного. Или просто вводить раздельные колонки. Разумеется, такое разделение вызвало забавные перекосы. Скажем, в «частную» колонку — очередь на час, у «казенной» — никого. Или наоборот. А ежели одна из колонок ломалась, то возникало порою такое смешение талонов, что даже поседевшие на разоблачениях жуликов работники ОБХСС изумленно цокали языками.
Мне не хочется повторять здесь уже известные широкому читателю искрометные фельетоны из жизни королей и королев бензоколонок. И уж тем более не стремлюсь я бросить огульную тень на десятки тысяч представителей этой полезной и важной профессии. Я хочу подчеркнуть бесспорное: дополнительные хлопоты, причиненные введением талонов, очевидны, а вот сдерживающе-контролирующие его качества на практике подтверждения не нашли. Более того, отдельные изысканные умы обнаружили в талонах такие уникальные свойства, выжали из них такие обильные результаты, что, как выразился один присутствовавший в зале судебного заседания, «сколько лет ни дай — все мало».
В равной мере не проявились бойцовские дарования талонов в борьбе против автотранспортных приписок. То есть кое-кто из очковтирателей изредка на этом попадался. Но то были такие глупые очковтиратели, что они все равно бы попались — не на этом, так на другом.
Но зато другие, умом побогаче, числом пообильнее, сразу сообразили, что «выбрать» бензин в точном соответствии с масштабом приписки — дело не ахти какой сложности. Тут высшая математика ни к чему — арифметики вполне достаточно. Очковтирателей, конечно, ловили за руку и прокуратура, и народный контроль, и даже неорганизованная общественность. Да только вершилась справедливость не благодаря талонам, а вопреки им.
И уж вовсе свежее стало наблюдаться явление. К местам скопления «Волг» и «Жигулей», к гаражам и стоянкам в точно назначенное время, обычно потемну, кралась цистерна. И тихим шелестом шло от мотора к мотору:
— Канистры выноси. Донор приехал.
«Донор» (а без кавычек употреблять это слово было бы неблагородно) талонами не брал принципиально. Сотни наличными текли в его карман, тонны натурою текли из цистерны, и лишь одно удивляло: что же это такое, ежели одна личность может раз в неделю красть по целой цистерне?
Погодите, сейчас мы развеем недоумение.
За более чем десятилетие, отделяющее нас от внедрения талонов, с нефтью произошли удивительные превращения. Из жидкости чуть подороже газировки она превратилась в продукт неизменно возрастающей цены. Этот общемировой процесс повлиял на все — от изобретения новых велосипедов до возрождения парусного флота. Города и страны ставят экономию нефти в вершину всех политик.
Удивительно, но факт: ветром тех же событий наш талон гнало совсем в другую сторону. Хотя на испещренной водяными знаками его груди по-прежнему красовалось слово «бережливость».
Да, именно ради бережливости было признано целесообразным: сколько выбрал на конец года, столько (не больше!) отпустим тебе на год следующий. Иными словами, завтрашнее изобилие обеспечивается сегодняшней расточительностью.
Ради нее же, бережливости, решили: неиспользованные талоны на деньги обратно не меняем. Что упало, то пропало. Ну, чтобы каждый точно подсчитывал свои потребности, не перебирал лишку. Но реальная жизнь полна шероховатостей. В том числе и таких прискорбных, как перебои с поставкой горючего, предусмотреть которые руководителю автохозяйства невозможно. Короче, на деле оказалось так: на сколько обществу сэкономил — столько сам и заплати!
Руководители посознательнее предпочитали платить, но не транжирить. За это им срезали фонды и не возвращали деньги: за год набегало по РСФСР 10 миллионов таких нефтерублей. Хозяйственники, не страдавшие избыточной щепетильностью, выбирали до капли, заливали про запас любую емкость — от бочки до корыта. Само собой, в глубинах бензина разливанного вольготно плескались «доноры» — их алчная активность, как нетрудно вычислить, работала на грядущие избытки горючего, на возможность щегольнуть впоследствии «липовой» экономией, обретая вполне реальные премии и почести.
А бережливость истинная, за истинность и наказанная, шла на поклон к хваткой расточительности: у той бензина всегда было вволю. И снова расплачивались за свою экономию — но уже не талонами, а запчастями, стройматериалами, техникой, словом, всем, что ценится на рынке снабженческой самодеятельности.
И снова решили подправить грехи талона — но опять талоном же. Стали выдавать его не на год, а лишь на квартал. За квартал, мол, излишков горючего создать не успеют, а вот деньги за талоны, избыточно заказанные, погорят.
Тут подтвердилось. Уже не 10, а 180 миллионов рублей (данные одного типичного года по РСФСР) остались невозвращенными. Но зато и толчея у заправочных пунктов в конце кварталов достигла рекордных высот. Теперь не на 5–7 процентов, как прежде, а на 15–20 процентов больше выбирают в последний месяц.