Покусав ручку, я решилась и одним махом вычеркнула всех дам. На пленке, которую прятала в бачке Полина, был мужчина. В самом начале, когда медсестры только принялись привязывать оперируемого к столу, тело было обнажено, простынкой его накрыли после…
– Значит, бабы мне совершенно ни к чему!
Итог вдохновлял – девять человек. В полном восторге я вцепилась зубами в шариковую ручку «Бик». Раздался хруст, и рот наполнился кусочками пластмассы, а по языку разлился неприятный «химический» вкус.
Следующие пять минут я старательно выковыривала изо рта остатки ручки. Потом, вооружившись карандашом для глаз, начала внимательно читать диагнозы, хотя, наверное, у косметологов это называется по-другому.
Щукин – ремопластика, Ковалев – ремопластика…
Что бы это означало? Я почесала карандашом лоб. Насморк по-научному называется красивым загадочным словом «ринит». Значит, Щукин, Ковалев, а вместе с ними Потапов, Рябов, Лебедев и Гамов делали коррекцию носа. Может, они у них были картошкой или торчали посередине лица как руль. И вообще говорят, будто наш орган обоняния растет в течение всей жизни, и еще неизвестно, что там из него получится…
Только человек, превращающий шнобель в аккуратный носик, мне не нужен. Хотя… Может, он желал скрыть изменение части лица, узнал про кассету… Снова почесав карандашом лоб, я уставилась на три оставшиеся фамилии: Федотов Николай Евгеньевич, Бобров Руслан Михайлович и Савельев Юрий Константинович…
Так, кто из вас, ребята, автор постановки? Кто прячет больную Настеньку? Ну погоди, негодяй…
Внезапно сзади раздался голос:
– Гражданочка, предъявите документы.
Я удивленно обернулась. Около скамейки стоял худенький милиционер со страшно серьезным выражением на пухлогубом детском личике. Лет грозному стражу от силы восемнадцать, выглядел он совсем мальчиком.
– Предъявите документы, – сурово сдвинул он брови.
– Зачем?
– Надо, – категорично отрезал паренек.
– А если паспорта с собой нет?
– Тогда пройдемте для выяснения личности, – не дрогнул ребенок в форме.
Я со вздохом вытащила бордовую книжечку. Мальчишка повертел странички.
– Адресок прописки назовите.
– Интересное дело, – окончательно возмутилась я, – может, еще и номер паспорта следует наизусть выучить? Тебе фотографии мало? Между прочим, отлично там вышла, хотя обычно выхожу похожей на чучело!
– Зато сейчас сильно на индейца смахиваете. Просто Чингачгук на тропе войны, – неожиданно засмеялся милиционер.
Я вытащила из сумочки пудреницу и уставилась в зеркало. Сильное, должно быть, произвожу впечатление… То-то люди, идущие по платформе, бросали на меня косые взгляды!
Весь лоб и щеки перемазаны черным, а губы и подбородок темно-синим. Я раскрыла рот. Так, язык смахивает на перезревший баклажан. Понятно теперь, отчего такой гадостный привкус во рту. Это паста из шариковой ручки, которую я сгрызла в ажиотаже.
– Почему сидите на скамейке?
– Отдыхаю.
– Дома отдыхать положено.
Я глубоко вздохнула. Ну как объяснить милому бдительному ребенку, что как раз в родных пенатах никто не даст мне спокойно раскинуть мозгами. И потом там небось Анелия Марковна, Даня, воющие, словно мартовские коты, младенцы и Ирина, остервенело пекущая пироги на кухне.
– Вот что, молодой человек, – строго ответила я, – паспорт проверил? Прописка московская, сижу себе спокойно, никому не мешаю, совершенно трезвая. И вообще, почему ты ко мне подошел, а вон ту жуткую бомжиху на соседней скамейке оставил без внимания?
Милиционер спокойно пояснил:
– Так я знаю ее. Она тут каждый день спит, тихая женщина. А про вас дежурная по станции сообщила: «Иди, – говорит, – Витюша, проверь. Тетка там страшная, бормочет что-то, сидит давно. Может, из психушки сбежала!»
– Я совершенно нормальная! Между прочим, мой муж работает в милиции, на Петровке, майор Куприн Олег Михайлович, можешь проверить.
– Да нет, – отмахнулся милиционер, – сидите себе, коли хотите, только, по мне, лучше дома на диване перед теликом, а не на платформе в метро…
Помахивая дубинкой, он пошел по перрону, внимательно глядя по сторонам. Милый мальчик, бдительный и аккуратный, небось любимый сын у мамы…
ГЛАВА 17
Я вышла на улицу, купила в ближайшем киоске бутылку минеральной воды, упаковку бумажных платков и старательно протерла лицо. Потом принялась звонить. Сначала Федотову, следом Боброву, но ни там, ни там никто не брал трубку. Зато у Савельева отозвался дребезжащий старческий голос:
– Алле! Алле!
– Позовите, пожалуйста, Юрия Константиновича.
– Так на работе Юрка, – пояснила бабушка.
Стараясь говорить как можно более убедительно, я заявила:
– Вас беспокоят из магазина «М-видео». Юрий Константинович просил предупредить его, когда в продажу поступит телевизор «Филипс суперстар».
– Ничего не знаю, – бормотала женщина, – он меня никогда в известность о планах не ставит.
– Как нам быть? – притворно вздохнула я. – Прибыл только один аппарат по старой цене. Завтра уже другую поставят. Мне бы знать, возьмет он телевизор или нет? А то желающих полно!
– На работу позвоните, – наконец сообразила бабка.
Тихо ликуя, я прогундосила:
– Так телефон только домашний.
– Пишите, – распорядилась старуха.
Радуясь, что так ловко добилась своего, я быстренько потыкала пальцем в кнопки и услышал бодрое:
– Фирма «Стройвест», здравствуйте.
– Позовите, пожалуйста, Юрия Константиновича.
– Не вешайте трубку, – вежливо ответил почти детский голос, – сейчас переключу.
Раздалась заунывная мелодия, потом приятный баритон:
– Слушаю.
– Юрий Константинович?
– Да.
– Вы никуда не уйдете?
– До семи на месте, а что?
– Хочу подъехать.
– Приезжайте и спасибо за обращение в «Стройвест».
Записав адрес, я рванулась в метро.
У компании «Стройвест», судя по всему, отлично шли дела. В помещении был только что сделан качественный ремонт, а в кабинете, где находилось место Савельева, стояло два роскошных офисных стола с компьютерами. За одним элегантно одетая девушка, возившаяся с клавиатурой, подняла голову:
– Кого-то ищете?
– Юрия Константиновича.
– Он вышел за сигаретами, – пояснила служащая. – Я не могу ничем помочь?
– Нет, нет, спасибо.
– Тогда садитесь и подождите.
Я устроилась на высоком крутящемся стуле и увидела под стеклом на столе Савельева довольно большую фотографию. Юноша с приятным, даже красивым лицом обнимает девушку, похожую на ангела.
– Надо же, – вздохнула я, – какая пара, любо-дорого посмотреть.
Девушка оторвалась от монитора.
– Где?
Я ткнула пальцем в стол:
– Это Савельев такой красавец? Что же он в вашей конторе делает? С подобной внешностью следует идти в кино или модельный бизнес.
– Увидели бы вы его три месяца тому назад, так вздрогнули бы, – ухмыльнулась девица.
– Почему?
– У Юры было огромное родимое пятно на лице, – пояснила девчонка, – страх божий. Его начальство даже к клиентам не допускало. А в апреле взял отпуск, возвращается… Все прямо на пол попадали. Ален Делон, да и только. И даму сердца себе нашел, манекенщицу, словом…
В этот миг дверь распахнулась, и влетел парень. Живьем он выглядел еще симпатичнее, чем на фото.
– Вы ко мне?
– Юрий Константинович?
– Можно просто Юра, – отмахнулся юноша. – Ну и что у вас? Дом строим? Дачу?
Я окинула его внимательным взглядом. Крохотный, едва заметный, ниточный шрамик тянулся от левого уха вниз.
– У меня вопрос не по строительству.
– Да? – удивился Юра. – Весь внимание.
– Мы можем поговорить с глазу на глаз?
Девушка, сосредоточенно щелкавшая «мышкой», встала и со вздохом произнесла:
– Пойду кофе попью.
Я подождала, пока она закроет дверь, и сказала:
– Меня прислал профессор Чепцов.
– Кто?
– Хирург-косметолог.
– Ах, Феликс Ефимович, – обрадовался парень, – как он поживает?
«Спасибо, хорошо, вчера умер», – чуть было не ляпнула я, но вовремя прикусила язык и ответила:
– Пока нормально. Понимаете, у меня проблема.
– Какая?
– У сына на лице огромное родимое пятно, советуют делать операцию, а я боюсь, вдруг хуже станет. Вот Феликс Ефимович и посоветовал с вами потолковать.
Секунду Юра смотрел на меня в упор, потом зачем-то начал рыться в ящике. Я приуныла. Сейчас он возмутится, вспомнит про соблюдение врачебной тайны и, между прочим, будет прав. Доктора не имеют никакого права рассказывать одним больным о проблемах других…
Но Юра достал какое-то фото и протянул мне:
– Смотрите.
Я бросила взгляд на снимок и невольно вздрогнула. На меня смотрело изуродованное отвратительным бордово-синим пятном лицо.
– Знаете, – вздохнул Юра, – с детства не фотографировался, а мама дома зеркал не держала. У нее только в пудренице одно крохотное было. Хотела меня от травм душевных уберечь. Только куда там! Люди такие злые. На улице чуть ли пальцем в меня не тыкали, в школе дразнили. Девушек у меня не было. Ну какая пойдет с таким уродом? И на работу брать не хотели. У меня диплом МИСИ с отличием, английский, немецкий свободно, компьютер…
Но кадровики, едва взглянув на Юру, сразу находили убедительную причину для отказа. Кое-как парень пристроился в «Стройвест», но к клиентам его не допускали. Однако в начале марта сразу пятеро служащих слегли с гриппом, и Юре пришлось заниматься с клиенткой, решившей строить дом.
Почти неделю он делал всякие расчеты, подсказывая Юлии Валентиновне, между прочим, известной эстрадной певице, как лучше оборудовать ванную и кухню, какой паркет долговечнее, растолковал разницу между оцинкованной и черепичной крышей. Словом, расстарался, как для себя.
Юлия Валентиновна, дама неопределенного возраста, из тех, что при правильном освещении сходят за восемнадцатилетнюю, никакого неудовольствия от того, что ее обслуживает урод, не выказала. Была мила, часто шутила, а когда Юра передал все нужные бумаги в отдел, который начал непосредственно заниматься строительством, поблагодарила Савельева и вручила ему конверт. Внутри лежали триста долларов и визитная карточка Чепцова.