| They carried him through an alley, up a flight of stairs, and deposited him in an antechamber. | Его втолкнули в длинный вестибюль, втащили вверх по какой-то лестнице и оставили в передней. |
| All these movements had been effected mechanically, as far as he was concerned. | Все движения, какие требовались от него, он совершал машинально. |
| He had walked as one walks in a dream; he had a glimpse of objects as through a fog. | Он шел, как ходят во сне, видел окружающее словно сквозь туман. |
| His ears had perceived sounds without comprehending them; he might have been executed at that moment without his making a single gesture in his own defense or uttering a cry to implore mercy. | Слух улавливал какие-то звуки, но мозг не осознавал их. Если бы его в эти минуты казнили, он бы не сделал ни одного движения, чтобы защититься, не испустил бы ни одного вопля, чтобы вымолить пощаду. |
| He remained on the bench, with his back leaning against the wall and his hands hanging down, exactly on the spot where the guards placed him. | Он так и остался сидеть на банкетке, прислонясь к стене и опустив руки, в том самом месте, где караульные усадили его. |
| On looking around him, however, as he could perceive no threatening object, as nothing indicated that he ran any real danger, as the bench was comfortably covered with a well-stuffed cushion, as the wall was ornamented with a beautiful Cordova leather, and as large red damask curtains, fastened back by gold clasps, floated before the window, he perceived by degrees that his fear was exaggerated, and he began to turn his head to the right and the left, upward and downward. | Но постепенно, оглядываясь кругом и не видя никаких предметов, угрожающих его жизни, ничего, представляющего опасность, видя, что стены покрыты мягкой кордовской кожей, красные тяжелые шелковые портьеры подхвачены золотыми шнурами, а банкетка, на которой он сидел, достаточно мягка и удобна, он понял, что страх его напрасен, и начал поворачивать голову вправо и влево и то поднимать ее, то опускать. |
| At this movement, which nobody opposed, he resumed a little courage, and ventured to draw up one leg and then the other. | Эти движения, которым никто не препятствовал, придали ему некоторую храбрость, и он рискнул согнуть сначала одну ногу, затем другую. |
| At length, with the help of his two hands he lifted himself from the bench, and found himself on his feet. | В конце концов, опершись руками о сиденье диванчика, он слегка приподнялся и оказался на ногах. |
| At this moment an officer with a pleasant face opened a door, continued to exchange some words with a person in the next chamber and then came up to the prisoner. | В эту минуту какой-то офицер представительного вида приподнял портьеру, продолжая говорить с кем-то находившимся в соседней комнате. Затем он обернулся к арестованному. |
| "Is your name Bonacieux?" said he. | - Это вы Бонасье? - спросил он. |
| "Yes, Monsieur Officer," stammered the mercer, more dead than alive, "at your service." | - Да, господин офицер, - пробормотал галантерейщик, чуть живой от страха. - Это я, к вашим услугам. |
| "Come in," said the officer. | - Войдите, - сказал офицер. |
| And he moved out of the way to let the mercer pass. | Он отодвинулся, пропуская арестованного. |
| The latter obeyed without reply, and entered the chamber, where he appeared to be expected. | Бонасье беспрекословно повиновался и вошел в комнату, где его, по-видимому, ожидали. |
| It was a large cabinet, close and stifling, with the walls furnished with arms offensive and defensive, and in which there was already a fire, although it was scarcely the end of the month of September. | Это был просторный кабинет, стены которого были увешаны разного рода оружием; ни один звук не доносился сюда извне. Хотя был всего лишь конец сентября, в камине уже горел огонь. |
| A square table, covered with books and papers, upon which was unrolled an immense plan of the city of La Rochelle, occupied the center of the room. | Всю середину комнаты занимал квадратный стол с книгами и бумагами, поверх которых лежала развернутая огромная карта города Ла-Рошели. |
| Standing before the chimney was a man of middle height, of a haughty, proud mien; with piercing eyes, a large brow, and a thin face, which was made still longer by a ROYAL (or IMPERIAL, as it is now called), surmounted by a pair of mustaches. | У камина стоял человек среднего роста, гордый, надменный, с пронзительным взглядом и широким лбом. Худощавое лицо его еще больше удлиняла остроконечная бородка, над которой закручивались усы. |
| Although this man was scarcely thirty-six or thirty-seven years of age, hair, mustaches, and royal, all began to be gray. | Этому человеку было едва ли более тридцати шести - тридцати семи лет, но в волосах и бородке уже мелькала седина. |
| This man, except a sword, had all the appearance of a soldier; and his buff boots still slightly covered with dust, indicated that he had been on horseback in the course of the day. | Хотя при нем не было шпаги, все же он походил на военного, а легкая пыль на его сапогах указывала, что он в этот день ездил верхом. |
| This man was Armand Jean Duplessis, Cardinal de Richelieu; not such as he is now represented-broken down like an old man, suffering like a martyr, his body bent, his voice failing, buried in a large armchair as in an anticipated tomb; no longer living but by the strength of his genius, and no longer maintaining the struggle with Europe but by the eternal application of his thoughts-but such as he really was at this period; that is to say, an active and gallant cavalier, already weak of body, but sustained by that moral power which made of him one of the most extraordinary men that ever lived, preparing, after having supported the Duc de Nevers in his duchy of Mantua, after having taken Nimes, Castres, and Uzes, to drive the English from the Isle of Re and lay siege to La Rochelle. | Человек этот был Арман-Жан дю Плесси, кардинал де Ришелье, не такой, каким принято у нас изображать его, то есть не согбенный старец, страдающий от тяжкой болезни, расслабленный, с угасшим голосом, погруженный в глубокое кресло, словно в преждевременную могилу, живущий только силой своего ума и поддерживающий борьбу с Европой одним напряжением мысли, а такой, каким он в действительности был в те годы: ловкий и любезный кавалер, уже и тогда слабый телом, но поддерживаемый неукротимой силой духа, сделавшего из него одного из самых замечательных людей своего времени. Оказав поддержку герцогу Неверскому в его мантуанских владениях, захватив Ним, Кастр и Юзес, он готовился изгнать англичан с острова Рэ и приступить к осаде Ла-Рошели. |
| At first sight, nothing denoted the cardinal; and it was impossible for those who did not know his face to guess in whose presence they were. | Ничто, таким образом, на первый взгляд не изобличало в нем кардинала, и человеку, не знавшему его в лицо, невозможно было догадаться, кто стоит перед ним. |
| The poor mercer remained standing at the door, while the eyes of the personage we have just described were fixed upon him, and appeared to wish to penetrate even into the depths of the past. | Злополучный галантерейщик остановился в дверях, а взгляд человека, только что описанного нами, впился в него, словно желая проникнуть в глубину его прошлого. |
| "Is this that Bonacieux?" asked he, after a moment of silence. | - Это тот самый Бонасье? - спросил он после некоторого молчания. |
| "Yes, monseigneur," replied the officer. | - Да, монсеньер, - ответил офицер. |
| "That's well. | - Хорошо. |
| Give me those papers, and leave us." | Подайте мне его бумаги и оставьте нас. |
| The officer took from the table the papers pointed out, gave them to him who asked for them, bowed to the ground, and retired. | Офицер взял со стола требуемые бумаги, подал их и, низко поклонившись, вышел. |
| Bonacieux recognized in these papers his interrogatories of the Bastille. | Бонасье в этих бумагах узнал протоколы его допросов в Бастилии. |
| From time to time the man by the chimney raised his eyes from the writings, and plunged them like poniards into the heart of the poor mercer. | Человек, стоявший у камина, время от времени поднимал глаза от бумаг и останавливал их на арестанте, и тогда несчастному казалось, что два кинжала впиваются в самое его сердце. |
| At the end of ten minutes of reading and ten seconds of examination, the cardinal was satisfied. | После десяти минут чтения и десяти секунд наблюдения для кардинала все было ясно. |
| "That head has never conspired," murmured he, "but it matters not; we will see." | - Это существо никогда не участвовало в заговоре, - прошептал он. - Но все же посмотрим... |
| "You are accused of high treason," said the cardinal, slowly. | - Вы обвиняетесь в государственной измене, -медленно проговорил кардинал. |
| "So I have been told already, monseigneur," cried Bonacieux, giving his interrogator the title he had heard the officer give him, "but I swear to you that I know nothing about it." |