— Ты с ума сошла? — Он с трудом удержался от желания повысить на Альбину голос. Глеб вообще редко орал, в отличие от Олега — брат был намного более вспыльчивым человеком. — Увольнять надо по какой-то причине, а не просто потому, что тебе ревность в голову ударила.
— Глеб!! — Альбина показательно поставила руки в боки, но он не впечатлился.
— И не проси. Ты законы вообще знаешь?
— Всегда можно…
— Нельзя. Этих людей набирал Олег, они работают здесь уже много лет.
— Даже Олечка?! — съязвила Альбина, и Глеб закатил глаза. Олечкой, точнее Ольгой, звали шестнадцатилетнюю дочку шофёра. Десять лет назад, когда у Виктора умерла жена, тот устроился на работу к Олегу с условием, что жить они с дочерью будет здесь, на территории особняка, в «доме для слуг». И Виктору, и Олегу так было удобнее — у брата был круглосуточный шофёр, а у шофёра — дочь под присмотром. По утрам, отвозя начальника на работу, он забрасывал в школу и её. Идеальный симбиоз.
— Альбин, Ольге шестнадцать. Это называется «педофилия», если ты не в курсе.
— Я-то в курсе, а она? Видела, как смотрит на тебя!
Глеб тогда едва не заржал в голос. Альбина везде видела какой-то сексуальный интерес, хотя на самом деле зачастую там было нечто противоположное. Ольга, к примеру, Глеба опасалась, как и Алису. И если и смотрела на него, то исключительно с настороженностью.
— Не выдумывай, — отрезал он тогда, но на всякий случай взял на заметку, что с Ольгой лучше не контактировать. Мало ли, что Альбине из-за ревности в голову взбредёт, а девочке учиться надо, в следующем году в институт поступать.
Вот с такими мыслями обо всех своих проблемах Глеб и дошёл до детской. За дверью стояла тишина, но он точно знал, что Алиса там, — Николай докладывал, что племянница пока не выходила из комнаты. Но завтрак съела, и то хлеб.
Да, фиговый из него папаша пока получается…
— Алис, — Глеб постучал по косяку, — это я, можно войти?
Несколько секунд за дверью молчали, а потом всё же соизволили пробурчать:
— Угу.
9
Глеб
Он открыл дверь, шагнул в комнату и сразу остановился, ошеломлённо оглядываясь.
До смерти родителей Алиса жила среди обстановки в бело-розово-персиковых тонах, но последние полгода планомерно всё перекрашивала. Психолог сказал — не препятствовать: эмоциям, боли и горю нужен выход, и Глеб стоически терпел тот факт, что стены постепенно превращались в мрачные картины художника-экспрессиониста. Коричневый, чёрный, тёмно-зелёный, бордовый… все эти цвета смешивались, создавая впечатление жуткого подвала, где на стенах цвела плесень и красовались кровавые разводы.
До недавних пор впечатление «портили» розовые занавески с серебряными звёздочками и белая мебель. Но сегодня Алиса дорвалась и до них, и занавески покрылись разноцветными разводами тёмных цветов, а один из книжных шкафов стал полностью чёрным.
Глеб вздохнул. Если бы не психолог, он бы запретил покупать племяннице краски, но, раз специалист сказал, что так надо… ладно, пусть рисует. Точнее, ляпает. Назвать это рисованием было сложно.
Раздался дикий писк, и с ближайшего комода Глебу на плечо запрыгнула Фиса — ручная крыса Алисы, белого цвета и с розовым лысым хвостом. Она была дрессированная и очень умная, и ужасно не нравилась Альбине, чем племянница постоянно пользовалась. Сколько раз Фиса вылезала из шкафчиков для белья, а потом бегала по комнате его девушки под дикий визг последней, Глеб уже устал считать. Он сам крыс не особо жаловал, но зачем так орать-то…
— Красота, Алис, — вздохнул Глеб, разглядывая заляпанные занавески. — А ты не хочешь как-нибудь попробовать нарисовать что-нибудь… неабстрактное?
— Не-а, — племянница, сидевшая в этот момент на полу в окружении баночек с акриловой краской, пожала плечами. — Мне так больше нравится. Рисунки надоедают, а просто пятна — нет.
«Я художник, я так вижу», — подумал про себя Глеб, разглядывая Алису. До гибели родителей она была обычной девочкой, весёлой и цветущей, очень ласковой. Раньше ему никогда в жизни не пришла бы в голову мысль, что Алиса похожа на Уэнсдэй Аддамс, — но теперь Глеб постоянно ловил себя на подобной ассоциации. Мрачная, бледноватая, с тёмными волосами и грустными голубыми глазами, одевающаяся исключительно в нерадостные оттенки, Алиса действительно напоминала персонаж известного фильма. Хорошо хоть косички племянница заплетала редко.
— Чего гулять не пошла? — поинтересовался Глеб, садясь рядом с Алисой на намазюканный краской пол. Плевать на брюки. Психолог советовал стараться быть с девочкой на равных — не возвышаться, садиться рядом, разговаривать как со взрослой и всё понимающей. И Глеб старался изо всех сил, но у него часто возникало ощущение, что получается, мягко говоря, фигово. — Смотри, какая погода хорошая, солнышко и тепло.
— А как же ковид? — съязвила Алиса. Она всё никак не могла простить ему запрет выезжать в город, встречаться с друзьями, а особенно — ходить в бассейн. Оправдание, что это не только дядя Глеб запрещает, но и в целом правительство страны, для девятилетнего ребёнка не прокатывало.
— В нашем саду нет никакого ковида, Лис. — Глеб протянул руку и коснулся волос на макушке девочки. Он был очень осторожен с прикосновениями — пока ещё Алиса частенько его отталкивала. Но подвижки к потеплению всё-таки были. — Давай пройдёмся после обеда? Кстати, а ты обедала?
— Ты же знаешь, что нет, тебе наверняка докладывали, — фыркнула она. — Да и не хочется. Приходил новый повар?
— Приходила. Это девушка, молоденькая совсем. И у меня к тебе просьба, Лис.
Глеб говорил серьёзным голосом, и Алиса с важностью кивнула.
Всё-таки, что ни говори, а психолог не зря стоил ему такую туеву хучу денег. В первые два месяца племянница даже слушать бы ничего не стала.
— Ты слишком уж её не изводи. Во-первых, не знаю, насколько у неё крепкие нервы. Это Николаю и Генриетте Максимовне всё нипочём, а как она воспримет твои… хм… шалости — одному Богу известно. А мне не хотелось бы вновь искать повара.
— Так, может, деда Гена вернётся, — мечтательно вздохнула Алиса. Она очень любила прежнего повара и по-детски не могла понять, что «деде Гене» в его почти семьдесят и с перенесённой пневмонией сейчас не до работы — выжить бы.
— Если и вернётся, то не в этом году, — дипломатично заметил Глеб. — А нам ещё жить и жить. Не знаю, как тебе, а мне надоела эта дурацкая заказная еда.
— Ты же любишь картошку по-деревенски и острые куриные крылышки, — племянница шутливо ткнула его локтем в бок, и Глеб расплылся в улыбке, но вовсе не из-за замечания, — просто был безумно рад, что Алиса проявляет подобные знаки дружелюбия. Да, лёд таял, но очень медленно. Возможно, было бы быстрее, не будь рядом Альбины, но… Глеб вроде как собирался сделать ей предложение, и теперь отказываться от девушки только по причине её конфликта с племянницей? Он всё ещё надеялся, что отношения у них если не наладятся, то хотя бы перейдут из острой фазы в нейтральную.
— Люблю, но это не значит, что я готов есть эту шнягу каждый день, — с важностью произнёс Глеб, и Алиса заливисто расхохоталась. Её вообще забавляло, когда он говорил с подобным пиететом абсолютно дурацкие фразы, переставая на несколько мгновений быть важным бизнесменом. — Ну что, договорились? С новым поваром ведёшь себя прилично?
Племяшка задумчиво прищурилась.
— А что мне за это будет?
— А что хочешь?
— М-м-м… — Алиса пожевала губами. — Хочу поехать в зоопарк. С тобой. И в кино.
— Лис, сейчас всё закрыто, — покачал головой Глеб. — Но, как только откроется — обязательно сходим. А кино можем и дома устроить, хоть сегодня вечером, хочешь? Сделаем сами попкорн, выберем фильм и сядем в каминной.
— На пол? — обрадовалась племянница. Глеб знал, что в семье брата была такая традиция — раз в неделю смотреть фильм, на брошенных на пол подушках под хруст попкорна и чипсов.
— Обязательно, — обещал он, и Алиса захлопала в ладоши, едва не опрокинув на себя баночку с краской. Тёмно-фиолетовой.
Глеб очень надеялся, что ещё полгода, максимум год — и его девочка наконец перестанет рисовать только мрачными цветами. И одежду начнёт носить яркую, и улыбаться будет чаще, а не раз-два в сутки. Это была его цель и обязанность, как родного дяди, которую он намеревался выполнить, чего бы ему это ни стоило.
10
Зоя
Петрович ждал меня в коридоре и, как только я вышла, спокойно поинтересовался:
— Ну что, взял?
— Ага, — ответила я, и управляющий, ничуть не удивившись, кивнул.
— Тогда пойдёмте. У вас же паспорт с собой?
— Конечно.
Зачем ему мой паспорт, я спрашивать не стала — очевидно, раз Хозяин меня взял, значит, в будущем и не только паспорт понадобится. Молча зашагала следом по коридору, спустилась вниз по лестнице, прошла в крыло для слуг и, когда Петрович остановился перед одной из дверей и загремел ключами, задумчиво пробормотала:
— А почему вы решили, что он меня взял?.. Других не приглашал на собеседование?
— Приглашал. — Управляющий открыл дверь, посторонился и указал ладонью на проём, чтобы я прошла первой. — Заходите, Зоя.
Я шагнула через порог, огляделась. Комнатка была крохотной, всё пространство занимали шкафы с папками, компьютерный стол — компьютер тоже имелся, — принтер, сканер, сейф, здоровенный ксерокс и парочка стульев. Типичный такой «отдел кадров», только маленький.
Петрович подтвердил мою догадку, объяснив:
— Здесь у нас что-то вроде отдела кадров, а заодно и местная бухгалтерия. Ну и так, документы всякие. Садитесь.
Он сел за стол, включил компьютер, я опустилась на ближайший стул и вытянула паспорт из сумочки. Про свой вопрос уже умудрилась забыть, но Петрович, как оказалось, помнил.
— Я решил, что Глеб Викторович взял вас, потому что он всё съел. В прошлые разы не доедал. Это логично.
И тут меня осенило, кого мне напоминает этот парень. Шерлока Холмса в молодости! Умный, важный, логичный. Трубку в зубы — и будет копия.