Картина первая
Кирпичная стена. Дверь. Над дверью длинная вывеска с окончанием «банк». На двери картонка с надписью большими буквами «ПЕРЕРЫВ НА ОБЕД». Справа банкомат. На нем тоже картонка с надписью «БАНКОМАТ НЕ РАБОТАЕТ». Еще правее — скамейка. На ней сидят Прахов и Филипп. Прахов достает мобильный телефон.
Филипп. Что будем делать?
Прахов. Ждать.
Филипп. Ждать чего?
Прахов. Конца перерыва. Как откроют, получите деньги. А я пока позвоню в офис, чтобы вам подобрали на ночь гостиницу и заказали билет на завтрашний рейс.
Филипп. О, я потеряю так много деньги!
Прахов. Потеряете. Сами виноваты. Мы можем еще поискать, но найти такую невесту, чтобы отвечала всем вашим требованиям, задача не из легких. А почему именно Достоевский, а не Толстой, не Чехов?
Филипп. Потому что Достоевский любила моя мамушка. Она специално выучила русский язык, чтобы читать «Братья Карамазов». А мне, когда я был маленький и лежал в кроватке, она читала «Село Степанчиково и его обитатели». Это странно?
Прахов. Ничуть. Когда я был маленький, мой дедушка, старый большевик, читал мне работу Ленина «Государство и революция». А чем занимался ваш папа, если не секрет?
Филипп. Никакой секрет. Он был пожарный.
Прахов. И что он вам читал?
Филипп. Он не имел время читал. Он только тушил пожаров, а между пожаров играл в банде на саксофон или дома в блек-джек. Когда он сгорел, я этого не заметил. Потому что когда он есть, он нет, и когда он нет, он нет. Мной занимала только моя мамушка. Она росла меня и заботила. Она меня варила, стирала, пришивала пуговиц и делала на завтрак омлет и овсяный поридж. Она вместе со мной читала Достоевский и учила русского языка. Она мне говорила, что я должен делать, что надевать и как себя причесать. Я так привык, что все мамушка, мамушка. И когда мамушка умер, я остал один. Утром просыпаюсь — где мамушка? Нет мамушка. Спать ложусь — где мамушка? Нет мамушка. Мне стало очень-очень плохо. Без мамушка я не умел за себя ухаживать, не знал, что кушать на завтрак, каких наденуть брюков или ботинков.
Прахов. Тяжело было?
Филипп. Я хотел сделать самоубойство. И я пошел к мой психолог. И я ему сказал: я хочу сделать самоубойство.
Прахов. Он был, конечно, против.
Филипп. О нет. Он сказал: прекрасная идея. Этот мир так несовершенен, что задерживаться в нем нет никакого смысла. Тогда я спросил, каким способ я могу сделать самоубойство. Он сказал: хороший вопрос. Есть разные варианты. Можно сделать себе харакири, бросаться под поезд, прыгать в окно, вешаться на веревка, стрелиться от пистолета, умирать в ванна через перерезание вены и, наконец, яды. Я так думал, и все способы мне не понравили. Харакири без наркоза очень больно, бросаться под поезд или прыгать в окно — страшно, вешаться на веревка — неэстетично, а на яды надо иметь рецепт. Тогда мне психолог сказал, что самый лучший способ самоубойства — это женитьба. Только вопрос — на ком. Вы должны подумать, какая должна быть ваша жена. Я сказал, и он согласился, что мне нужна жена, чтоб она была как моя мамушка. Чтобы имела ко мне глубокое материнное чувство, чтоб делала мне омлет и овсяный поридж и чтобы была такая (показывает) полная…
Прахов. Ну, чего-чего, а полных женщин у вас в Америке, кажется, хватает.
Филипп. О да, полных хватает. Но те, которые полные, кушают много попкорн и не читают Достоевский. А которые читают Достоевский, они очень неполные. Джоан была полная, как моя мамушка, она умела делать омлет и овсяный поридж. Но она не читала Достоевский. Она обещала мне читать Достоевский, и мы стали жить вместе. На ее день рождения я купил ей подарок — полный перевод «Братья Карамазов». Она сказала «спасибо» и обещала читать «Братья Карамазов». Через несколько дней я ее спросил: ты читала «Братья Карамазов»? Она сказала, о, мой дорогой, я не могу читать «Братья Карамазов». Я могу смотреть мыльная опера, но не могу читать «Братья Карамазов». Когда я читаю «Братья Карамазов», у меня сохнет рот, болит голова, и хочется спать. Милый, сказала она, давай лучше смотреть мыльная опера и делать хороший секс. Я ей сказал: глупая женщина, как ты можешь сравнивать Достоевский с мыльная опера? Достоевский — великий писатель. Все люди должны читать Достоевский. Она сказала: нет, если он великий, его не читают, а изучают. Давай лучше смотреть мыльная опера и делать хороший секс. Я сказал: я не могу делать секс с женщина, которая не хочет читать Достоевский. Она говорит: значит, ты импотент. Я сказал: да, с мыльная опера я импотент. Но ты прочти и расскажи мне хотя бы одну главу из «Братья Карамазов», тогда ты увидишь, какой я импотент.
Прахов. И что? Неужели она не могла прочесть даже одну главу?
Филипп. Она старала. Она много раз начинала читать Достоевский и на конец концов сказала, что лучше она умрет старая дева, чем будет читать Достоевский.
Прахов. Бедная Джоан!
Филипп. О нет, она не бедная. Она женила дантиста, они вместе смотрят мыльные оперы и делают секс, когда смотрят мыльные оперы.
Прахов. И после этого вы уже никого не искали?
Филипп. О, я искал. Я очень искал. Но попадали или такие, которые не читали Достоевский, или читали Достоевский, но были худые, или были полные, но не хотели делать омлет и овсяный поридж. Сэнди читала Достоевский и делала омлет и овсяный поридж. Но потом она сказала, что она феминист и я должен сам зарабатывать деньги, ездить в супермаркет, варить обед, мыть посуда, и — никакой секс, потому что без пилюли она боится иметь дети, а с пилюли она боится, будет расти борода. А потом я познакомил с Розмари.
Прахов. Тоже феминистка?
Филипп. Хуже.
Прахов. Неужели лесбиянка?
Филипп. Лесбиянка была Сабрина. И также Кэтрин. А Розмари была транссексуал. Она мне признала, что раньше была мужчина и имела первое имя Боб.
Прахов. Бедный Фил, я представляю себе ваши переживания.
Филипп. После Розмари я опять посещал свой психолог, и он мне сказал, что если я не могу найти нужная женщина в Америка, то мне надо поехать туда, где жил Достоевский. Там живут еще наивные простые люди. Там патриархальные нравы. Женщины хотят замуж, хотят заботить о муже, хотят родить и кормить детей и в свободное время читать Достоевский.
Прахов. А вы не подумали, что транссексуалы у нас тоже бывают?
Филипп. Я подумал, но психолог мне сказал, что это исключено.
Прахов. Почему же? Вы думаете, в России нет хороших хирургов?
Филипп. О, я знаю, у вас есть замечательные хирурги, и они делают очень хорошие операции. Но мой психолог сказал, что у вас такой послеоперационный уход, что транссексуалы живые не остаются.
Прахов (смотрит на часы). Мы заболтались, а перерыв в банке давно кончился. Слушайте, Фил! Есть идея! Клавдия держала строгую диету и быстро похудела. Но если ее хорошо кормить, она может еще быстрее поправиться. Если вы согласитесь, они вас примут и вам не надо будет платить за гостиницу.
Филипп. И не надо оплачивать доги-бэг.
Картина вторая
Квартира Былкиных.
Былкин, Надежда, Коблов, Немилов, Володя.
Надежда (разливает чай. Коблову). Тебе покрепче?
Коблов. Пока можно покрепче. На ночь — другое дело. А впрочем, и ночью неплохо сплю. Ленка уже двадцать лет без снотворных не засыпает, а у меня этой проблемы, слава богу, пока что нет.
Звонок в дверь. Надежда бежит открывать.
Былкин. Не открывай, спроси кто.
Надежда. Да ладно.
Надежда открывает дверь. Входит Микола.
Былкин. Коля, передумал? Ну и правильно. Чего сразу дверью-то хлопать. А что ты такой бледный?
Микола. У меня в вашем дворе мой «Майбах» украли.
Надежда. Что значит «украли»? Кто?
Микола. А откуда ж я знаю. Вор мне визитную карточку не оставил.
Былкин. Так надо же в милицию заявить.
Микола. Та я уже заявил. Та шо толку.
Надежда. Ну как… Ну, может быть, все-таки.
Микола. Може быть, и усе-таки, это у нас в Украине. А у вас милиция, прокуратура, вороватура, уси заедно работают: одни воруют, другие номера перебивают, третьи новые документы выписывают.
Былкин. Ну что ты так переживаешь? Ну, одну украли, купишь другую.
Микола. Та я еще сто могу купить. И двести. Но дело ж не в этом. А у том, шо у меня такая полоса пошла невезучая.
Немилов. Богатые тоже плачут.
Микола. А вы богатству не завидуйте, потому шо когда оно есть, так лучше б его не было. Когда я был молодой, жили мы в финском домике, дверь никогда не закрывали, ни о чем не беспокоились. Были у меня одни штаны, одна рубашка. Ну, питались не так. Лобстеров не ели, про устриц не слыхали. Та мне все это сто лет и сейчас не нужно. Но я ж теперь живу как заключенный. Хожу с охраной. И надо постоянно смотреть тудои-сюдои, не расслабляться, не верить охранникам, не доверять друзьям. И женщинам тоже. Всегда думаешь и никогда не поймешь, она любит тебя или твои деньги. И только тогда поверишь, когда прямо говорит, шо не любит. За шо ее можно любить еще больше.
Звонок в дверь. Надежда бежит, возвращается с Филиппом и Праховым.
Былкин. Ну что, явились с деньгами?
Прахов. С предложением.
Былкин. С каким?
Прахов. С тем же самым, но в другом варианте.
Былкин. Излагай лапидарно.
Прахов. Мы, Степан Петрович, вот о чем подумали. Зачем нам наш контракт рушить? Ведь столько сил уже приложено. Мистер Филипп прилетел, Клавдия Степановна на Достоевского время тратила.
Былкин. И что?
Прахов. Если Клавдия Степановна смогла быстро похудеть, то она еще быстрее сможет поправиться…
Входит Клава. Удивленно смотрит на всех.
Клава. А тут, кажется, ничего не изменилось. Все те же лица.
Надежда. Он согласен!
Клава. Кто с чем согласен?
Прахов. Мистер Филипп согласен подождать, пока вы, Клавдия Степановна, через усиленное питание достигнете прежней формы.
Клава (насмешливо). Он согласен? (Филиппу.) Ты согласен ждать? Спасибо, дорогой мой.
Филипп (не понимая иронии). О, пожалуйста, ничего не стоит!
Клава. Как же, не стоит. Сейчас у нас все что-нибудь стоит. Бесплатно у нас сейчас никто рот не откроет, пальцем не пошевелит, а такое великодушие должно быть как-то вознаграждено. А вот и Коля вернулся. Коля, ты тоже согласен?
Микола. У чем?
Клава. Не «у чем», а «с чем». С тем, что женишься, когда меня откормят до убойного веса?
Микола. Нет, Клавуся, у нас с вами проблема не весовая.
Клава (Володе). Володя, а что вы молчите?
Володя. А что говорить?
Клава. На каких условиях вы готовы на мне жениться?
Володя. Ни на каких.
Клава. Это грубо.
Володя. Правда всегда груба.
Клава (Немилову). Вадик, а какую правду скажешь мне ты?
Немилов. Можно я промолчу?
Клава. Можно.
Надежда. Дорогие гости, прошу всех к столу.
Начинается застолье. Сидят Былкины, Коблов, Прахов, Филипп, Володя. Надежда выводит из другой комнаты Софью Гавриловну.
Надежда. Садись, мамочка, поужинаем.
Софья Гавриловна. Какие замечательные продукты! Из распределителя?
Былкин. Из буфета ЦК КПСС.
Надежда. Степа!
Софья Гавриловна. Я вижу, что из ЦК. У нас в министерстве черную икру давали только к Седьмому ноября. А все остальное было почти без перебоев. Венгерская колбаса, польские куры, датское масло и финский сыр «Виола».
Коблов. Какая память!
Софья Гавриловна. К сожалению, это недоступно пока простым трудящимся, но Владимир Ильич Ленин обещал, что мы в исторически короткий срок обязательно достигнем полного изобилия.
Былкин. Некоторые уже достигли. Садитесь, Софья Гавриловна. Вам водки?
Софья Гавриловна. Спасибо.
Былкин. На здоровье. (Наливает.) Кому еще водки? Гена?
Коблов. С удовольствием.
Былкин (Прахову). Тебе?
Прахов. Охотно.
Былкин. Дорогому гостю. (Пытается налить.)
Филипп (закрывает рюмку рукой). Ноу, спасибо.
Былкин. Вино? Надь, передай вино.
Филипп. Ноу.
Былкин. А что? Виски, джин?
Филипп (Былкину). Имеете молоко?
Былкин (думая, что ослышался). Что?
Филипп. Я имею на вид молоко. Такое белое, от корова.
Былкин. Молоко? От корова?
Филипп. О, да, я не пью никакой алкогол.
Коблов. А что, чем-то болен?
Филипп. О, нет, я здоровый. Потому что не пью алкогол и делаю джогинг. Каждое утро сорок минут джогинг, душ, омлет, овсяный поридж и никакой алкогол. Мне мамушка сказала, что пить алкогол вредно для печень.
Коблов. А где ваша мамушка сейчас?
Филипп. Она умерла два лета назад.
Коблов. Много пила или курила?
Филипп. О нет. Совсем не пила. Не курила.
Коблов. Вот видите, как вредно не пить и не курить. Так что давайте выпьем. (Пытается налить Филиппу.)
Филипп (твердо). Ноу. (Прикрывает рюмку рукой.)
За столом установилось недоуменное молчание. Все смотрят на Филиппа. Он не понимает, в чем дело. Начинает осматривать свою одежду, проверяя, все ли в порядке.
Былкин (стукнул ладонью по столу). Все. Мне это, в конце концов, надоело. (Произносит бессвязную речь.) Что это такое? Приехал знакомиться с невестой. И сразу то ему не то и это не это. Невеста худая, платить будет карточкой, водку не пьет, потому что ему вредно. А мы русские свиньи, нам ничего не вредно, и печени у нас нет.
Филипп. Я не понимаю, что он говорит.
Прахов. Он говорит, что вы должны уважать обычаи страны, в которую приехали, и хозяев, которые вас пригласили.
Филипп. О’кей, о’кей! Я буду выпить! Немного. Э литтл.
Микола. Э литр.
Филипп. Чуть-чуть.
Былкин. Ладно, договорились. Будем здоровы!
Володя. Мир — дружба! (Поворачивается к Филиппу.) До дна надо пить. Пей до дна! Пей до дна! (Все присоединяются, хором.) Пей до дна! Пей до дна! Пей до дна! Вот молодец! Ура!
Надежда (подбегает к Филиппу). И сразу же закусить. Вот вам картошечка с селедочкой…
Филипп. О, углеводы, калории…
Надежда. Студенечек откушайте.
Филипп. Холестерол.
Надежда. А я вам дам таблеточку. «Зокор» примете, водичкой запьете — и никаких бляшечек. Кушайте, кушайте.
Былкин. Между первой и второй перерывчик небольшой. Теперь за Клаву.
Былкин (наливает Филиппу. Тот пытается закрыть рюмку рукой. Былкин угрожающе). Что, за Клаву не выпьешь?
Филипп (торопливо). О’кей, о’кей.
Володя. Мужчины пьют стоя.
Надежда. Язычок с хренчиком. Кушайте.
Былкин. А за Клавину маму кто посмеет не выпить?
Филипп пытается уклониться, но Прахов его подталкивает.
Володя. Мужчины пьют стоя!
Коблов. Друзья мои, за Россию! За то, чтоб она была сильной, крепкой.
Немилов. И чтоб все нас любили.
Коблов. И боялись.
Володя. Мужчины пьют стоя!
Звон бокалов, стук вилок и ножей.
Клава. Потрясающий холодец. Мам, меня научишь?
Надежда. Это проще простого. Берешь рульку свиную, шесть ножек…
Микола (сам себе). Надо же, шо москали придумают. Я никогда не бачил шестиногой свиньи.
Надежда. …четыре хвостика…
Микола. И с четырьмя хвостами не видел.
Надежда. …промываешь в проточной воде, закладываешь в кастрюлю…
Прахов (Миколе). Вот ты не знаешь, а я тебе скажу, что русские изобрели электрическую лампочку, паровоз, воздушный шар, самолет, парашют, радио, телевидение и поисковую программу Гугл.
Микола. Та шо вы все — русские, русские. А на самом-то деле русские и не нация вовсе, а так, прилагательное. Украинец — существительное. И немец, и американец, и француз, и уси остальные. И только русский — прилагательное, потому шо отвечает на вопрос «Какой?».
Прахов. Плевать. Зато мы создали вон какую империю. И Киев ваш основали.
Микола (иронически). Это я слыхал. И Киев, и Рим, потому что этруски — это русские.
Прахов. Потому что Киевская Русь.
Надежда (Клаве). И чесночок обязательно, но это потом, когда уже все…
Коблов. А я как православный человек…
Володя. В ранге министра…
Коблов. …решительно против абортов и тем более, против суррогатного материнства.
Немилов (он уже захмелел). Не жалею, не зову, не плачу…
Надежда. И не плачь. Почитай лучше что-нибудь из Пушкина.
Микола. А шо Пушкин? Наш Шевченко не хуже. А Леся Украинка, Панас Мирный, Микола Гоголь…
Прахов. Ну, Гоголь-то русский писатель.
Микола. Ага, русский. И Тарас Бульба русский, и Хома Брут русский.
Прахов. А для меня Севастополь был и остается городом русской славы.
Софья Гавриловна. Я член КПСС с 1940 года и имею правительственные награды.
Былкин. А теперь за маму Клавиной мамы…
Володя. Мужчины пьют стоя!
В это время в углу начинается потасовка. Микола дерется с Праховым.
Былкин (кидается разнимать). Да что это такое! Стоп, мужики, вы что, сдурели?
Дерущиеся неохотно отходят друг от друга.
Клава. Ребята, вы что?! Совсем с ума сошли? Чего не поделили?
Прахов (держась за разбитый нос). Просто потешились.
Клава (Миколе). Ты из-за меня подрался?
Микола (трогая подбитый глаз, смущенно). Та не.
Клава (разочарованно). А из-за чего же?
Микола. Из-за Черноморского флота.
Коблов. Выпьем за наш Черноморский флот!
Володя. Мужчины пьют стоя!
Все, включая Филиппа, пьют.
Надежда. А овсяный кисель — совсем просто. Берешь трехлитровую стеклянную банку…
Дальше мы видим ускоренную, как в кино, картину.
Прахов. За женщин!
Володя. Мужчины пьют стоя! (И дальше тост за тостом.)
Немилов. За Сонечку Мармеладову!
Володя. Мужчины пьют стоя!
Немилов. За старуху-процентщицу!
Володя. Мужчины пьют стоя!
Филипп (уже пьяный, охотно продолжает). За мамушку! Мужчины пьют стоя! (Вскакивает, выпивает, садится.) За папушку. (Вскакивает, выпивает, садится.) За Клавушку! Мужчины пьют стоя!
В соответствии с классическим анекдотом роняет голову в салат. Гулянка продолжается.
Клава. А что это мы гуляем без музыки? Мама, где твой баян?
Надежда. Да ладно, какой там баян. Включай технику.
Клава включает магнитофон. Танцуют танго. Былкин с Надеждой, Володя с Клавой. Коблов постукивает ладонью по столу, Немилов в такт музыке мотает головой.
Клава. Володя, вы здесь единственный, кто не сделал мне предложения. Что вас во мне не устраивает? Рост? Вес? Объем? Разрез глаз? Размер груди?
Володя. В вас меня все устраивает. Кроме половой принадлежности.
Клава. А-а. (Напевает.) «А шарик вернулся, а он голубой…» Вот я и говорю: как встретишь нормального на вид мужика, обязательно окажется гомиком. А как же вас держат на государственной службе? Куда господин Коблов смотрит?
Володя. А туда же и смотрит. Разве вы не поняли, что нас с ним что-то объединяет?
Клава. Как же, я видела по телевизору, он выступал против гомосексуализма. Говорит, будем решительно искоренять.
Володя. Потому и говорит, чтобы самого не заподозрили.
Звучит «Осенний вальс». Теперь Немилов приглашает Клаву, Филипп проснулся, пригласил Надежду. Обнимает ее для танца и вдруг издает непроизвольный стон.
Филипп. О, моя мамушка!
Надежда. Что?
Филипп. Ты моя мамушка.
Надежда. Что за глупость, я не ваша, я Клавина мамушка.
Филипп. Я имею на вид, что когда я обнимал моя мамушка, ты точно как моя мамушка. О!
Танцуя, они удаляются от других.
Надежда (удивленно). Я вам нравлюсь?
Филипп. О-о! Я хочу на тебя женить!
Надежда. Ты что, так набрался, что с Клавой меня перепутал?
Филипп. О нет. Я не хочу женить на Клава, я хочу женить на тебя.
Надежда. Глупый человек. Ты понимаешь, что я старая? Я тебе в матери гожусь.
Филипп. О да! Ты моя мамушка. Я хочу женить себя на моя мамушка.
Надежда. Надо же, до чего доклюкался. А то, что я некоторым образом замужем, это тебе ничего?
Филипп. О, это ничто. Ты возьмешь диворс, развод.
Надежда. С какой стати? У меня есть муж, и я им вполне довольна. И, кроме того, я тебе должна признаться, что я…
Филипп. Что ты не девушка?
Надежда. Дурак! Я почти бабушка. Тридцать лет замужем и имею взрослую дочь.
Филипп. А в чем ты хочешь признать?
Надежда (очень смущенно). Я не читала Достоевского.
Филипп (не верит своим ушам). Ты не читала Достоевский?!
Надежда (стыдливо). Никогда. Ни одной строчки.
Филипп (стонет от разочарования и душевной боли). О-о! (Обнимает Надежду, утыкается лицом в грудь.) Ты никогда… Как можно никогда не читать Достоевский? О, моя мамушка! (Возбуждается от прикосновения.) О моя мамушка! Это ничего. Тебе можно не читать Достоевский! Я тебе буду рассказывать Достоевский, а ты будешь слушать. Мы поедем в Америка. Будем посещать театр, смотреть «Преступление и наказание», а «Братья Карамазов» я сам буду тебе рассказывать и буду тебя катать на белый «биэмдаблъю». Я буду тебя носить на руки.
Пытается поднять Надежду, она сопротивляется.
Надежда. Да ты что! Ты что! Люди увидят!
Филипп. О, пусть видят, что ты мой дарлинг.
Надежда. Вот что, мой дарлинг. Ты сейчас ляжешь спать, поспишь и все забудешь.
Филипп. Ноу, я не буду забыть.
Надежда. Если не забудешь, тогда завтра повторишь все сначала.
Филипп. И тогда ты будешь со мной поженить?
Надежда. И тогда посмотрим. Пойдем к людям, а то про нас бог знает что подумают.
Она кладет руки ему на плечи, они, танцуя, возвращаются в компанию.
Володя. Господа, а не налить ли нам еще? (Наполняет рюмки.) Теперь я предлагаю выпить за любимого нами всеми Геннадия Семеновича Коблова. Мужчины пьют стоя!
Встают все мужчины, кроме Немилова.
Володя. Господин поэт, а вы не хотите выпить за Геннадия Семеновича?
Немилов. Я, за Геннадия Семеновича? Ах, извините, за Геннадия Семеновича я даже на цыпочки встану и, если позволите, добавлю к вашему тосту, что нам всем повезло жить в одно время с Геннадием Семеновичем, великим политическим деятелем, пламенным патриотом нашей страны, который не покладая рук борется с коррупцией.
Коблов. Мне кажется, он говорит иронически.
Немилов. За то, что, надрываясь на государственной службе, он не забывает трогательно заботиться о личном обогащении…
Филипп (он совершенно пьян). Мужчины пьют стоя! (И сам пьет.)
Былкин. Вадик, что ты плетешь?
Немилов. Примерный семьянин…
Филипп. Мужчины пьют стоя.
Немилов. …он проявляет трогательную заботу о своих близких и на скромную зарплату госслужащего отправил своего сына учиться в Лондон…
Филипп. Мужчины пьют стоя!
Былкин. Вадик! Надо или меньше пить, или больше закусывать.
Немилов. …любимой жене подарил танкерный флот… Ко дню рождения. Колечко и танкерный флот.
Былкин. Вадик!
Немилов. …а себе самому построил трехпалубную яхту, хотя мог бы и четырех.
Коблов. Все, хватит!
Немилов. Подождите, я еще не закончил. Будучи исключительно скромным и даже застенчивым человеком, Геннадий Семенович в декларации о доходах не указал…
Коблов. Молчать! (Вскакивает.) Ну, ты меня достал, писака! Я не отвечал на твои блоги, я делал вид, что я их не замечаю, но этого теперь уже не прощу. Ты думаешь, что ты знаешь, кто такой Коблов? Нет, ты не знаешь, кто такой Коблов! Но узнаешь, и очень скоро, это я тебе обещаю! Володя, пойдем отсюда.
Былкин. Гена, ты куда? Ты же видишь, человек перепил и не понимает, что плетет.
Коблов. Он все понимает. А ты тоже… Знал, что я приду, зачем зовешь всякую шваль?
Надежда. Да мы его не звали. Он сам пришел. С двумя гвоздичками.
Былкин. По пять рублей.
Немилов. Не по пять, а по тридцать пять.
Коблов. Он не с гвоздичками пришел, а с подлым намерением. Все, пока.
Володя. Будьте здоровы!
Коблов и Володя уходят. За окном вой сирены и свет мигалки.
Былкин (Немилову). Ну что, доволен? Молчишь. Пришел, нахамил гостю, а мне подложил свинью. Тебе-то ничего не будет. А вот мне он этого не простит. Он человек злопамятный.
Клава. Вадик все правильно сделал.
Надежда. Что правильно сделал? Разве можно уважаемому человеку говорить такие слова?
Клава. Можно и нужно. Если ты вор, так по крайней мере не ханжи, не лицемерь, не закатывай глазки, не выдавай свое воровство за форму патриотизма. Молодец, Вадик!
Немилов. Спасибо, Клава. Я знал, что ты меня поймешь. До свиданья.
Уходит.
Былкин (Клаве). А ты что, его поддерживаешь? Он обхамил Коблова, ты в восторге — а ты понимаешь, что на мне, на нашей семье это все отразится?
За окном непонятный шум.
Надежда. Интересно, что это там? Ой, батюшки, какие-то люди Вадика бьют. Степа, звони в полицию!
Былкин кидается к телефону, Клава — к дверям. За окном звук сирены и свет мигалки. Затемнение.
Картина третья
В комнате Былкиных наспех убрано, но еще видны следы вчерашней попойки. Былкин ходит по сцене, рассуждая сам с собой.
Былкин. О господи, ну что же это такое творится? Ни с того ни с сего устроили пьянку, переругались. Коблов обиделся, на Немилова во дворе напали хулиганы, проломили голову чем-то тяжелым. Выживет или нет, врачи не ручаются. Я ему сколько раз говорил: ты на Коблова особо не нападай, он человек страшный. Говорят, возбуждено уголовное дело, но против кого, неизвестно. И ясное дело, что известно не будет. Коблов концы прятать умеет. Клава поехала к нему в реанимацию. А мне опять считать убытки. (Садится за стол, берет в руки калькулятор.)
Картина четвертая
Больничная палата. Клава сидит у койки, на которой под капельницей лежит Немилов. Его голова и лицо забинтованы, оставлены только щели для глаз и рта. Немилов спит или находится без сознания. Клава поправляет подушку. Немилов открывает глаза.
Немилов. Где я?
Клава. Не беспокойся, Вадик, ты в больнице.
Немилов. А вы кто?
Клава. Вадик, я Клава. Ты меня не узнаешь?
Немилов. Я узнаю, но это значит, что я в бреду.
Клава. Нет, не в бреду, ты пришел в себя. У тебя все хорошо?
Немилов (ощупывает забинтованное лицо). Если это считается хорошо, то хорошо. А что случилось? ДТП?
Клава. Хуже. Ты разошелся во мнениях с Кобловым.
Немилов. И он нашел сильные контраргументы?
Клава. Но о тебе шумит весь Интернет! И все подозревают, что тебя заказал Коблов.
Немилов. А ты что здесь делаешь?
Клава. Я? Ты знаешь, я всегда относилась к тебе с симпатией, мне всегда очень нравились твои стихи, но я не знала, что я тебя люблю.
Немилов. Теперь узнала? Но это уж точно галлюцинация. Мираж. Бред. Но какой приятный бред! Неужели он пройдет?
Клава. А когда мне сказали, что ты в больнице и что, может быть, ты не выживешь, я поняла, что ты мне дорог как никто.
Немилов. Клава, если ты не галлюцинация, подумай, что ты говоришь! Ты же девушка практичная, а я — непризнанный поэт, неудачник, ничего не зарабатываю, живу в однокомнатной квартире. И вообще, я ведь существую в мире своих фантазий, мне не обязательно жить с тобой. Мне достаточно знать, что ты есть, и иногда видеть тебя хотя бы издалека.
Клава. А мне — нет.
Немилов. Что «нет»?
Клава. Я девушка практичная, мне издалека недостаточно. Мне нужно вблизи. Рядом. Всегда.
Картина пятая
Былкин с калькулятором.
Былкин. Ну вот! Денег сколько потратили — и все зря! Печень трески, шесть банок по восемьдесят рублей. Свиные уши — по сто.
Входит Надежда.
Куриные ножки по девяносто…
Надежда. Сеня, мне надо с тобой поговорить.
Былкин. Говори. Бараньи ребрышки — полторы тысячи…
Надежда. Сеня, ты можешь меня послушать?
Былкин. Я тебя слушаю. Семь девяносто пять умножить на шесть двадцать шесть, прибавить четырнадцать двадцать…
Надежда. Да оставь ты это! Я тебе должна сказать важную вещь. Ты послушай, Фил сделал мне предложение. Ты меня слышишь?
Былкин. Слышу, слышу. И что же он предлагает? (Продолжает вникать в свой список.) Телячий язык, свиная рулька…
Надежда. Он предлагает мне руку и сердце.
Былкин (повторяет механически). Руку и сердце… Почем?
Надежда. Что «почем»?
Былкин. Ну что он предлагает? Руку, сердце… (Спохватился.) Что? Что значит «предлагает руку и сердце»?
Надежда. Хочет жениться.
Былкин. Жениться? Прямо сейчас? Не будет дожидаться, пока мы ее откормим?
Надежда. Да он не на Клаве, а на мне хочет жениться.
Былкин. На тебе? (Задумался.) У нас сегодня что, первое апреля?
Надежда. Сеня, я не шучу. Он правда хочет на мне жениться и сделал предложение.
Былкин. Он? Тебе? Предложение? Что за чушь!
Надежда. Почему чушь? Если человек хочет на мне жениться, так тебе это кажется чушью?
Былкин. А чем это мне может казаться? Да ты сама-то соображаешь, что ты несешь? Он сделал предложение. Он же собирался на Клаве… А он понимает, что ты ему в матери годишься?
Надежда. Понимает. Я так и сказала, что гожусь ему в матери. А он говорит, что все равно меня любит.
Былкин. Он тебя любит. Ха-ха-ха. Он ее любит. Сейчас умру от смеха! Да ты посмотри на себя в зеркало. Нет, извини, ты для своего возраста еще ничего, но ты и он — это же… Ну, вчера по пьяни, может, ему на ощупь что примерещилось, а сегодня оклемается…
Надежда. А он оклемался. Я ему специально дала выспаться и время подумать. Я даже сделала вид, что вчера ничего не слышала. Но он утром опять повторил, что хочет на мне жениться, что будет катать меня на белом «биэмдаблъю».
Былкин. А с утра до вечера ты будешь варить ему кашу, стирать носки и мыть посуду?
Надежда. А вот и нет. Он говорит, что у них давно политкорректность: мужчины, женщины и негры имеют равные права. Да пусть он сам скажет. Фил!
Входит Филипп.
Филипп. Гуд морнинг.
Былкин. Здорово, Фил! Что это мне моя старуха плетет, будто ты хочешь на ней жениться. Это правда?
Филипп. О, йес!
Былкин. «О, йес!» А ты понимаешь, ойес, что она некоторым образом замужем? Что у нее есть муж законный? Ты это понимаешь?
Филипп. Я понимаю, но Надя сказала мне, что она будет с вами делать развод. (Обращается к Надежде.) Свити, ты сказала, что будешь делать развод?
Былкин. Что? Как он тебя называет?
Надежда. «Свити» по-английски значит «сладкая».
Былкин. Это ты сладкая?
Надежда. Да, сладкая. Для него сладкая. Конечно, тебе это трудно понять. Ты таких слов мне в жизни не говорил.
Былкин. Не говорил, не говорил. (Опускает голову на стол.) Уходи отсюда. И ты. Оба. (Взрывается.) Убирайтесь отсюда оба к чертовой матери!
Надежда и Филипп поспешно скрываются за дверью. Вслед им летит калькулятор. Былкин в ярости рвет бумажки с подсчетами и швыряет на пол. Достает бутылку водки, наливает полный стакан. Выпивает. Наливает второй. Звонок в дверь Входит Микола.
Микола. Степан Петрович, я вам хотел сказать… Степан Петрович, шо з вами?
Былкин. Что со мной? Да в общем-то, ничего. Выпить хочешь?
Микола. Не.
Былкин. Ну не так не. А я выпью, потому что у меня большое и радостное событие. Поздравь меня: моя жена выходит замуж.
Микола. О! Поздравляю. (Спохватился.) Шо?
Былкин. Ты себе представляешь, он предлагает ей выйти за него замуж, а эта дура развесила уши…
Микола. Не понял. Можете повторить?
Былкин. Ну, повторяю. Этот америкашка забыл, зачем приехал, и говорит моей жене: хочу на тебе жениться, хочу катать тебя на моем «бимбамбубле».
Микола. Шо вы кажете! Ну, вы даете! Это ж только с москалями такое может быть, шоб мать отбила жениха у ридной дочки!
Былкин. Ты представляешь, тридцать лет в браке, имея взрослую дочь и верного в каком-то отношении мужа… Это ж какая аморальность!
Микола. Целиком и полностью с вами согласный, Степан Петрович. И скажу вам, Степан Петрович, вы это дело так оставлять не должны. Вы должны защитить свою честь.
Былкин. Каким образом? По морде дать?
Микола. Ну, нет. По морде — это мало. Оскорбление, которое он вам нанес, кровью надо смывать.
Былкин. Заказать? У меня есть один знакомый. Снайпером в Чечне служил, а сейчас испытывает материальные затруднения.
Микола. Нет, Степан Петрович, это вы не должны делать. Это дело уголовное, а вы же человек благородного происхождения. Вам надо действовать иначе.
Былкин. Ты имеешь в виду…
Микола. Именно. Дуэль! Только дуэль!
Былкин. Да ты что? Какая дуэль? Это ведь не девятнадцатый век, а двадцать первый. Это же дикость. Нет, лучше я его закажу. И снайперу скажу, чтоб не в голову, а в живот. Пусть помучается.
Микола. Ни в коем случае! Это будет международный скандал. Американцы — это ж такие люди. Вот им других хоть миллион убей — ничого, а одного американца тронешь — так сразу усякие заявления, Госдепартамент, отзыв посла, эмбарго, и Шестой Тихоокеанский флот приходит в боевую готовность. Американский президент позвонит вашему, тот поставит на уши все ФСБ, и вас тут же поймают. Другое дело дуэль. Дуэль — это поединок равных. Вы защищаете честь и достоинство. Я даже уверен, шо суд присяжных вас оправдает. Но если даже вас посадят, весь мир будет на вашей стороне. Вас даже объявят узником совести.
Былкин. А если он меня убьет?
Микола. Тогда вы умрете гордо. Как Пушкин.
Былкин. Если как Пушкин, то весь я не умру. Душа в заветной лире… (Горько.) Нет, я не Пушкин. Я умру весь. (Оживился.) Ну и ладно. И умру. И ладно. А что я должен делать?
Микола. Прежде всего бросить ему перчатку. У вас есть перчатки?
Былкин. Где-то были. (Открывает шкаф, роется, достает перчатки.) Одна левая. Еще. Левая. Еще. Тьфу ты! Правые всегда теряю, а левые остаются.
Микола. А вам одной левой хватит. Значит, берете эту перчатку (показывает), бросаете ему в ноги, и, если он подобрал, вызов принят. Пробуем. Бросайте!
Былкин, бросает к дверям перчатку. Входит Надежда.
Надежда. Степа, я хотела тебя спросить — куда ты наше брачное задевал? Что это у тебя перчатка валяется? (Подняла.)
Былкин (обрадовался). Коля, смотри, она подняла.
Микола. Бачу.
Былкин. Подняла — значит, приняла вызов.
Надежда. Какой вызов?
Былкин. На дуэль я тебя вызвал.
Надежда. Степ, ты с ума сошел? Я ведь женщина.
Былкин. Разве? А я думал, ты американка. Феминистка. У вас же политкорректность. Равные права с неграми и мужчинами. Ну, если равные, давай стреляться. Какое оружие выбираешь? Пистолет, автомат, гранатомет?
Входит Филипп.
А вот и наш жених. Он ведь не женщина.
Выхватывает у Надежды перчатку, бьет по лицу Филиппа.
Филипп (закрываясь руками). Вот ар ю дуинг?
Былкин. Я не дую, а я тебе делаю вызов. (Бросает перчатку к ногам Филиппа.)
Филипп (смотрит на перчатку, на Надежду, на Миколу). Свити, что здесь происходит?
Былкин. Ха-ха, свити. Скажи ему, сладкая, что я вызываю его на дуэль.
Надежда. Фил, этот ненормальный хочет с тобой стреляться.
Филипп. Стреляться?
Надежда. Ну да, стреляться на дуэли. Знаешь, как в девятнадцатом веке. Из пистолетов.
Филипп. Из пистолетов? Но я не могу стреляться.
Надежда (готовая разочароваться). Ты боишься умереть ради любимой женщины?
Филипп. Я не бою умереть ради, но если я буду раненый, моя медицинская страховка не будет это заплатить.
Былкин. На этот счет не беспокойся, раненым ты не будешь. Я охотник, я вырос в тайге, с тридцати шагов попадал белке в глаз.
Филипп. А что я буду делать с один глаз?
Былкин. Ты ничего не будешь делать, ты будешь в гробу лежать.
Филипп. Это тоже невозможно, тогда моя кузина Кэрол не получит за меня жизненная страховка.
Былкин. Еще одна отговорка.
Микола. Скажи прямо, ты отказываешься стреляться?
Филипп. Я не отказываю, но я должен посоветовать моего адвоката.
Входит Клава.
Клава. Папа, мама, я пришла вам сказать, вы только не удивляйтесь, не пугайтесь, но, в общем, короче — я выхожу замуж.
Былкин. Ха-ха! Вот дурдом. Ни за кого ты не выходишь.
Клава. Почему?
Былкин. Потому что твоя мать за него выходит.
Клава. Пап, ты еще не похмелился?
Былкин. Не веришь? Вот и я не сразу врубился. Тем не менее пусть скажет сама.
Клава. Мам, что он говорит?
Надежда (смущенно и тихо). Он говорит…
Клава. Он говорит, что ты выходишь замуж. За кого? (Надежда указывает пальцем на Филиппа, который тоже смущен.) Ты выходишь за Фила? Он женится на тебе? И ты бросаешь папу, чтобы выйти замуж за дочкиного жениха? Вот где бред так бред!
Начинает истерически хохотать и выскакивает из комнаты.
Надежда. Клавуся, я тебе все объясню.
Бежит за дочерью.
Филипп. Свити!
Бежит за Надеждой.
В комнате остаются Былкин и Микола.
Былкин. Вот тебе и дуэль.
Микола. Ладно, як шо не хочет дуэль, мы шо-то другое устроим. Вы зимой шо на голову натягуваете?
Былкин. Ну, шапку вязаную надеваю.
Микола. Очень хорошо. Давайте шапку. (Берет шапку, ножницы, вырезает две дырки.)
Былкин. Что ты делаешь? Зачем портишь головной убор?
Микола. Не порчу, а приспосабливаю. (Вырезал дырки, натянул шапку на глаза, получилась маска.) Ну как, узнаете? Другая шапка есть?
Былкин. Есть, старая (подает Миколе вторую шапку. Тот опять вырезает дырки). А зачем все это? Банк, что ли, грабить?
Микола. Навроде того. Вы голос менять умеете?
Былкин. А что?
Микола. Ну могли бы вы говорить таким голосом: бу-бу-бу-бу-бу?
Былкин. Бу-бу-бу-бу.
Микола. Чудово!
Былкин. А что я должен буду говорить?
Микола. А вот так и бубукайте.
Былкин. Ничего не понимаю.
Микола. Поймете.
Звонок. Микола, сняв маску, открывает дверь. Перед ним человек с головой так забинтованной, что лица не видно. Только прорези для глаз и рта.
Микола (от неожиданности отпрянул назад). Вы кто?
Немилов. Это я.
Микола (пристально вглядывается). Шо-то я вас не признаю. Вадик? Тебя из больницы выписали?
Немилов. А что, страшный?
Микола. Страшный. Но ты нам такой и нужен. Будешь третьим.
Картина шестая
Филипп в комнате один. Собирает чемодан. Он в хорошем настроении. Складывая вещи, напевает известную американскую песенку:
My Bonny is over the ocean,
My Bonny is over the seа…
Дверь распахивается, в комнату врываются двое в масках и один забинтованный.
Крики. Стоять! Лицом к стене! Руки за голову!
Филипп (все исполняет, но при этом возражает). What is the matter? Я делаю протест! Я американский ситизен. Вы не имеете прав! Я требую америкэн консул.
Былкин. Бу-бу-бу-бу!
Микола заходит сзади, снимает с себя маску и надевает на Филиппа, но дырки для глаз оказываются на затылке. Филиппу связывают руки за спиной. После чего берут его под руки и начинают водить по сцене. По ступенькам спускаются в зал, проводят пленника перед сценой, опять поднимаются на сцену. Включают вентилятор. Дуют им Филу в лицо, делают вид, что выводят его на улицу.
Микола. Что-то ветрено сегодня.
Немилов. Ничего, с ветерком и поедем.
Сажают пленника в канцелярское кресло на роликах и привязывают к нему. Микола несколько раз хлопает дверцей шкафа, как будто захлопывает дверцы автомобиля.
Немилов. Поехали.
Микола возит кресло по сцене, делая резкие повороты, изображая крутую езду.
Филипп. Куда вы меня везете?
Микола. Молчи!
Былкин. Бу-бу-бу!
Филипп. О бой, если ты существуешь, спаси меня! Хелп ми!
Микола еще резче возит Филиппа по сцене, делая крутые виражи.
Наконец останавливаются. Микола выпускает Филиппа из воображаемой машины, водит по сцене, они спускаются вниз, проходят перед сценой от одной кулисы к другой. Опять поднимаются. Тем временем Былкин и Немилов поработали с интерьером, кое-что переставили, чтобы создать незнакомую обстановку. Филиппа пересаживают на табуретку. Перед ним ставят небольшой стол. С настольной лампой на шарнирах. Сильный луч направляется на Фила. Микола, подойдя сзади, быстро сдергивает с Филиппа и надевает на себя шапку, но совместив дырки с глазами.
Немилов (хриплым голосом). Мистер Филипп, объявляю вам, что вы похищены группой движения «Мир против мира». Вам, надеюсь, очень страшно.
Филипп. О нет!
Немилов (удивленно). Не страшно? Почему?
Филипп. Потому что я имею страховку от киднеппинг.
Немилов. И на какую сумму у вас страховка?
Филипп. Сто тысяч.
Немилов. Сто тысяч — это хорошо, но мало.
Филипп. Сто тысяч мало?
Немилов. Мы требуем полмиллиона.
Филипп. Но у меня нет такие деньги.
Немилов. Ничего, продадите ваш белый «биэмдаблъю».
Филипп. Но белый «биэмдаблъю» не мой. Я взял его в лизинг.
Немилов. А дом?
Филипп. За дом я имею еще моргидж платить. Если вы его взяли, вы должен будете тридцать лет выплачивать моргидж.
Микола. Вот гад, усе предусмотрел.
Немилов. А как же. Американец. Хорошо. Последнее условие: сто тысяч, или вы подписываете бумагу, что отказываетесь жениться на Надежде Тимофеевне Былкиной.
Филипп. О нет, это я не буду подписывал.
Немилов. Будешь, будешь. Если не будешь, мы тебя убьем.
Филипп. Это я не бою.
Былкин. Ты не боишься? А когда тебя на дуэль вызывали, дрожал, как овца.
Филипп. На дуэл я дрожал, как овца, потому что страховка не будет платил за дуэл. А за убойство страховка будет платил очень много деньги. Очень много! (Смеется.)
Немилов. Что тебе деньги? Ты их все равно не увидишь. Ты умрешь.
Филипп. О, я умру за лав, за любов. Вы думаете, что все американы думают толко про деньги. Но я веру в любов!
Входит Надежда.
Надежда. В чем дело, что тут происходит?
Филипп. О свити! Какой я радый, что я тебя опять вижу! Меня сейчас будут убить, но я еще вчера послал имейл своему адвокату. Когда меня будут убить, он отдаст тебе мой белый «биэмдаблъю». Ты будешь заплатить лизинг, это немного, а страховка будет заплатить тебе за убойство.
Надежда. Что ты плетешь? Мне не нужна твоя страховка и не нужен твой «бимбимбию». Мне нужен ты.
Филипп. О, как я радый этого слышать!
Надежда. А вообще, что случилось?
Филипп. Ничто особенное, только они сделали мне киднеппинг и хотели взять мои деньги. Я согласил дать им мои деньги, но они хотели, чтобы я отказал от тебя. Я не могу отказал от тебя.
Надежда. О, мой дорогой отважный рыцарь! Как я рада это слышать! А у нас говорят, что американцы все деловые и меркантильные и за деньги готовы продать Родину и родную мать.
Филипп. О нет. Родина я могу продать, но родная мамочка и моя сладкая я не могу. А где я в момент себя нахожу?
Надежда. Ты находишься там же, где был. В нашей квартире.
Филипп. А кто эти люди в маска?
Надежда. Сейчас посмотрим. (Срывает маску с Миколы.) Коля, это что за игра? Казаки-разбойники? (Срывает маску с Былкина.) Здравствуй, бывший. Это что ж вы такое творите, бандиты?
Былкин. Мы не бандиты.
Надежда. А кто же вы? Что вы устроили?
Былкин. Ничего. Маскарад. Дружеский розыгрыш.
Надежда. Ах, розыгрыш. Маски надели. Похитили человека. А это кто? (Тянет руки к лицу Немилова.)
Немилов. Осторожно! Это не маска!
Надежда. Вадик, и ты туда же! (Былкину.) А ты… ты надеялся, что он откажется от меня под страхом смерти? Но он оказался человеком высокого благородства. А ты опустился до таких мерзких и грязных методов! Как ты до этого дошел?
Былкин. Да, я до этого дошел. Потому что я не могу жить без тебя.
Надежда. Не можешь без меня жить? Еще утром называл меня дурой, а сейчас уже жить не можешь. Да у нас уже полтора года как ничего не было.
Былкин. Коблов с Ленкой уже восемь лет не живет.
Надежда. У него есть уважительная причина. Он педераст.
Былкин. А я гетеросексуал. Я тебя люблю. Платонически. Как Петрарка Лауру. Я не могу с тобой расстаться. У нас же есть общая дочь и духовное что-то.
Былкин плачет. Надежда растрогалась.
Надежда. Степ, не надо. Тридцать лет, конечно, срок, я и сама с тобой сроднилась. Но если у нас нет физической близости, то душевная от расстояний не зависит. Я тебя не забуду. Я буду писать тебе письма по имейлу, эсэмэски буду посылать и посылки.
Слышен приближающийся звук сирены — милицейского спецсигнала. Сцена озаряется переливающимся светом мигалки.
Былкин (бросается к окну). Кто это? Неужели опять Коблов? Я же с ним рассчитался.
Звук прекращается, свет мигалки гаснет. Звонок в дверь. Надежда открывает. Входит Володя.
Володя. Всем привет. (Все смотрят на него удивленно.) Господа, я к вам на минуту. Геннадий Семенович Коблов сегодня ночью арестован по обвинению в коррупции.
Надежда. Как?!
Володя. Дело ведет прокурор Мирилюдов.
Былкин. Это тот, который ездит в автобусе? Тогда все.
Надежда. А как же это случилось? Ведь Геннадий самый главный по борьбе с коррупцией.
Володя. Самый главный. Но забыл, что есть главнее его. И забыл свое же правило, что генерал-лейтенант не должен строить дом выше генерала армии.
Былкин. Да я был у него на даче. Она не такая уж большая.
Володя. Дача не такая, а вот яхту он построил на пять метров длиннее президентской.
Былкин. Вот дурак-то. На пять метров. Пять метров (меряет расстояние шагами) — это же вот. А кто же теперь вместо него?
Володя. Теперь антикоррупционной службой буду руководить я.
Немилов. В ранге министра?
Володя. Как вы угадали?
Былкин. Очень правильный выбор. Одобряю. Но я, извиняюсь, даже не помню вашего отчества.
Володя. А ничего, ничего. Теперь запомните. Но я не об этом. Я знаю, Геннадий Семенович вам кое в чем помогал, так вот я хочу сказать, что я тоже вас своим вниманием не оставлю и верю, что мы с вами сработаемся.
Былкин. Я тоже на это надеюсь. Благодарю за доверие.
Володя. Пока не стоит благодарности. (Подумав.) А потом благодарность будет кое-что стоить. (Громко смеется.) Ну пока, Степан Петрович, до скорой встречи.
Былкин. До свидания, очень рад был повидаться.
Володя уходит. Удаляющиеся звук сирены и блеск мигалки.
Былкин. Подонок! Мерзавец! Ты думаешь, что я буду как раньше брать взятки и тебе откатывать? Нет, так больше не будет.
Надежда. Степа, ты что? Если не будешь откатывать, тебя посадят.
Былкин. Не буду брать и не буду откатывать.
Надежда. Тогда посадят тем более.
Былкин. Если все равно посадят, то хотя бы я сам буду знать, что посадили честного человека.
Надежда. Степа, по-моему, ты немного того. Тебе надо показаться психиатру.
Былкин. Психиатру надо всем показаться. Мне, тебе, ему.
Входит Прахов.
Прахов. Доброе утро.
Былкин. Доброе. Добро пожаловать в наш дурдом.
Прахов. Что-то случилось?
Былкин. Случилось. Твой клиент уже не хочет жениться на Клаве, а хочет — на ее матери.
Прахов (ничуть не удивившись). Ну что ж, в моей практике такое бывало. Правда, обычно в другом порядке. Хотят жениться сначала на матери, а потом на дочке. Но нашу фирму и это устраивает. Для нас желание клиента превыше всего.
Былкин (запальчиво). А меня это не устраивает.
Прахов. Но вы не наш клиент.
Былкин. Я с ней прожил тридцать лет, а теперь она меня бросает. В беде бросает. Меня, может быть, завтра посадят. И некому будет принести передачу.
Надежда. Но я слышала, что в тюрьме сейчас кормят очень неплохо. А теплые носки и теплые кальсоны я тебе сразу дам.
Былкин. Мне не нужно от тебя ничего.
Надежда. А иногда буду тебе писать эсэмэски.
Былкин. Я не хочу читать эсэмэски.
Филипп. Я имею компьютер, Интернет, вы будешь смотреть на нее по скайп.
Былкин. Где я буду смотреть скайп? В Лефортове? На Лубянке?
Надежда. Степа, милый, если ты так боишься, тебе надо, пока не поздно, бежать. Я бы взяла тебя с собой — но в каком качестве?
Былкин. В качестве старого дурака.
Прахов (рассудительно). В этом качестве американцы вряд ли дадут вам визу, но вы, Надежда Тимофеевна, можете Степана Петровича адоптировать.
Надежда. Чего?
Немилов. Ну, то есть усыновить.
Надежда. Усыновить? Его? Да он же на семь лет старше меня.
Прахов. Закон об усыновлении возрастных ограничений не ставит. Зато с визой проблем не будет, у американцев есть закон о воссоединении семей.
Надежда. Ну, если Фил не против…
Филипп. Я не против. Я видел, как Степан Петрович умеет хорошо считать продуктов, он будет у меня работать на кухня.
Былкин. Я буду. Если без взяток и без откатов.
Входит Софья Гавриловна.
Софья Гавриловна. Надя… Ой, столько людей! У вас что, заседание?
Надежда. Ты что-то опять забыла?
Софья Гавриловна. Я помню, что я что-то забыла, а что забыла, не помню.
Надежда. Мам, у меня для тебя новость. Ты только не пугайся. Я выхожу замуж.
Софья Гавриловна. А ты разве не замужем? У тебя муж был такой… (Замечает Былкина.) Разве это не он?
Надежда. Да, он. Его, кстати, не сегодня завтра могут посадить.
Софья Гавриловна. Посадить? Если за антисоветскую деятельность, ты должна с ним немедленно развестись и сменить фамилию.
Надежда. Именно это я и собираюсь сделать. Я выхожу за Фила. Вот он.
Софья Гавриловна. Его как раз помню. Американец.
Былкин. Вот это маразм! Его видела один раз — и запомнила, а со мной в одной квартире тридцать лет — и не помнит.
Софья Гавриловна. Дочка, я советую тебе его тоже забыть. Но если ты выходишь за иностранца, ты должна получить разрешение от НКВД.
Надежда. Мамочка, неужели ты совсем не ориентируешься во времени? Сейчас двадцать первый век, никакого НКВД давно нет, а мы свободные люди.
Былкин. Пока нас не посадили.
Надежда. И можем делать все, что хотим.
Былкин. Потому что все равно посадят.
Надежда. Но ты не бойся. Мы тебя не оставим. Мы тебя возьмем с собой, правда, Фил?
Филипп. О да, свити. Если нет другой выход.
Софья Гавриловна. Куда вы меня возьмете?
Надежда. В Америку, мамочка.
Софья Гавриловна. В Америку? И я там увижу Тимоти?
Надежда. Тимоти? Какого Тимоти?
Софья Гавриловна. Я сказала «Тимоти»?
Надежда. Да, ты сказала «Тимоти». Кто это?
Софья Гавриловна. Я не помню. (Волнуется, переходит на крик. Истерически.) Я не помню, не помню, не помню!
Вдруг начинает биться в конвульсиях. Ее усаживают на диван. Все вокруг нее сгрудились.
Надежда. Клава, звони в «Скорую». Степа, воды!
Софья Гавриловна задергалась и замерла сидя.
Прахов (подбежал, пощупал на шее пульс). Всё.
Надежда. Что «всё»?
Прахов. Все кончено.
Все стоят молча. Вдруг Софья Гавриловна открыла глаза, осмотрела всех стоящих и улыбнулась.
Софья Гавриловна (с просветленным лицом). Я все вспомнила.
Надежда. Что ты вспомнила, мамочка?
Софья Гавриловна. Все. Тимоти вспомнила.
Надежда. Тимоти?
Софья Гавриловна. Мы познакомились в пятьдесят первом году на «Лебедином озере» в Большом театре. Он оказался американским военным атташе. А я была обыкновенная молодая советская женщина, член партии и член бюро райкома. Но в Тимоти я влюбилась. Мы встречались восемь месяцев. Он был женат, но готов развестись со своей Джил и жениться на мне. Когда он уехал в Чикаго брать развод, меня арестовали. Это было уже не НКВД, а МГБ. Меня допрашивал и пугал министр Абакумов. Обещал выпустить, если я забуду Тимоти. А потом со мной что-то сделали, и я его правда забыла. Я даже не помнила, как тебя родила в тюрьме.
Надежда. Ты меня родила в тюрьме?
Софья Гавриловна. Во внутренней тюрьме на Лубянке. Но я только сейчас это вспомнила. А тогда эта часть жизни вылетела из головы, как будто была стерта. Только иногда у меня были сны, которые на что-то мне намекали.
Надежда. И у меня были сны. Но ты же понимала, что ты меня не могла родить ни от кого.
Софья Гавриловна. Я понимала. Но, судя по отчеству, которое тебе вписали в метрику, думала, что у меня был какой-то Тимофей.
Клава. Ты мне говорила, что он был летчик и где-то погиб.
Софья Гавриловна. По профессии Тимоти правда был летчик. И для нас он правда погиб, как и мы для него.
Входит Клава.
Клава. Что тут происходит?
Надежда. Доченька, мы решили уехать. Я, папа, бабушка и ты. Фил нас всех берет с собой. Правда, Фил?
Филипп (покорно). О, йес.
Клава. Нет, мамочка, мы с Вадиком остаемся здесь.
Былкин и Надежда (одновременно). Вы с Вадиком?
Клава. Да, мы с Вадиком.
Надежда. А ты вообще подумала…
Клава. Мамочка, я твоя дочь. Когда я в кого-то влюблена, я думаю только о том, как я его люблю.
Микола. Вот это да! Везет же кому-то. Ничего у него нет, ни кола, ни двора, ни грошей, а ему такая жинка достается. Разве ж это справедливо? Ладно. Как сказал поэт, пиду шукать по свету, дэ оскорбленному есть чувству уголок. А вас, Клавуся, буду любить издаля, как Петрарка Лауру. (Идет к дверям, но возвращается.) Да, забыл. Это вам на свадьбу. (Протягивает футляр с колье.)
Клава. Нет, Коля, это я все-таки не возьму, это слишком дорого.
Микола. Та ерунда!
Махнув рукой уходит.
Прахов (Клаве). А все-таки жаль.
Клава. Чего?
Прахов. Вы столько времени потратили на Достоевского.
Клава. А мне не жалко. Очень хорошая проза. Но стихи Вадика мне нравятся больше.
Картина последняя
На сцене очень необычное средство передвижения. Не то низкая телега, не то розвальни, а может быть, автомобиль. На заднем плоском белом борту этого сооружения большими кривыми буквами написано:
Софья Гавриловна сидит внутри, а Былкин, Надежда и Филипп укладывают вещи. Им помогают Клава и Немилов. Звук сирены, блеск мигалки. Появляется Володя.
Володя. Здравствуйте, господа. (Не слышит ответа.) А вы куда собрались?
Былкин. Мы… А в общем… (Не знает что сказать.)
Надежда. В общем, туда, где вас нет.
Володя. Где нас нет?
Софья Гавриловна. Взлетаем! (Прощально машет Володе рукой.)
Оказывается, «Биэмдаблъю» — это не телега, не сани и даже не автомобиль, а что-то сказочно-летательное. Слышен рев реактивных двигателей. «Биэмдаблъю» с нашими героями удаляется, одновременно поднимаясь, и исчезает в глубине сцены.
Володя (один на сцене. Повторяет). Туда, где нас нет? (Пожимает плечами.) А мы, как мне кажется, есть везде.