— И чё? — Не втыкаешь? Я когда её с работы забирал, то чуть две сумки до машины дотащил. Она ещё всю дорогу чирикала о нелёгкой доле завскладом, про тушёнку, сгущёнку, да кур мороженых. Короче, всю плешь проела. Так вот, одну сумку вместе с пылесосом забрала, а вторую типа в благодарность оставила. Валяется где-то сзади под ногами, снастями завалили… Так что с голоду не помрём…
— Ну, хоть какой-то прок от тебя есть, — зевнул Илья.
— Но водки всё равно не получишь, пока до места не доберёмся. Хвойный лесок стал редеть и вскоре совсем закончился. По пути всё чаще попадались кусты, через которые приходилось ехать напролом, чертя днищем по бурелому и подминая под себя сухие заросли ивняка. Миновав дикую неухоженную лесополосу, автомобиль неожиданно выкатил на поросшее высокой травой поле, через которое шла заросшая грунтовая дорога, где, видать, несколько лет не ездила ни одна машина. Лишь по одной её колее была вытоптана узкая тропка.
— Ильюх, гляди! — встрепенулся начинающий дремать Костя. — Вон оно, родное! Добрались-таки! Впереди, в промежутках между зарослями камыша и склонившимися вербами, весело, как чешуя долгожданного подлещика, поблёскивал на солнце незнакомый водоём. Уже выехав на песчаную просёлочную дорогу, Илья поддал газку, уверенно ведя вперёд боевую машину. Экипаж победно въехал на пологий берег. Въехал победно, а остановился криво и с позором.
— Ну, и где твоё хвалёное водохранилище? — сложив обе руки поверх руля, Илья обвёл потухшим взглядом представшую перед ними узкую петляющую речушку. — Тут речка-переплюйка, а не водохранилище.
— Да какая разница?! Живём, брат! — выпрыгнул из машины Костя, на ходу сбрасывая с себя запылившийся камуфляжный костюм. И, поднимая брызги, с азартом бросился в воду, не обращая внимания на колышущуюся у берегов зелёную тину. — Слышь? Тут и сом хорошо пойдёт! — зачем-то поднял он высоко над головой скользкую почерневшую корягу.
— Эй, Костян! Сейчас всю рыбу распугаешь! Ну-ка вылезай, будем удочки расставлять!
— Сам займись, дай охладиться чуток… Илья вытряхнул из багажника несколько половинок спиннингов, контейнер, в котором в беспорядке валялись катушки, коробочки с блеснами, новые шелестящие пакетики с крючками и вертлюжками.
— Ну у тебя и бардак, Костян… Иди, помогай заряжать. Костя недовольно покинул прохладную воду и выбрался на берег, растирая тело полотенцем, которое достал из кучи хлама, разбросанного на заднем сиденье.
— Мог бы и сам разобраться, не маленький, — он нырнул в багажник, что-то разыскивая, а затем с победным выражением лица извлёк оттуда новенький чехол, из которого выпали три блестящих чёрных половинки.
— Видал, Ильюха? Фидер!
— Чего? — не понял Илья, который старательно пытался попасть леской в самое маленькое колечко спиннинга. — Какой ещё ридер?
— Ильюха, ты идиот. Фидер! Это почти как балда, только каждая поклёвочка видна. Сейчас ими все ловят. — Сам ты балда. Прикормка хоть есть?
— Была где-то, — Костя вынул из шуршащего красного пакета три упаковки сухой смеси. — Для леща, для плотвы… — Костян, ты точно придурок. Её ж запаривать надо! Где кипяток возьмёшь?
— Так кипятильник есть, что от прикуривателя работает. Костя в очередной раз нырнул в машину, копаясь в бардачке, а потом вытащил оттуда скрутку проводов. — Гляди ка ты. И подзарядка нашлась!
— Да ну её, подзарядку твою… Начнут трезвонить все подряд. Завтра зарядим. Давай ведро, за водой пойду… Ждать, пока закипит вода, пришлось больше часа. Но время даром не прошло — друзья всё же успели собрать четыре удочки. И теперь молча курили, лёжа на траве, беззаботно рассматривая неспешно плывущие в высоком небе облака и ожидая приготовления прикормки.
— Эх, красота! — вздохнул Илья, провожая взглядом напоминающие фантастических животных облака. — И никто не пилит. Свобода! — Мне спасибо скажи. Кто тебя от твоей Ленки отмазал? Так бы ты ещё год на рыбалку не выбрался, плитку бы в ванной перекладывал, да в танки свои резался, — ответил Костя. — Ты мои танки не трожь. И Ленку тоже, — огрызнулся Илья.
— Она, между прочим, меня за них не пилит. — Ага, молча терпит, — с этими словами Костя начал заряжать кормушки и цеплять на крючки уже дохлых опарышей. После долгих совместных усилий и чертыханий им всё же удалось забросить четыре удочки, поставив их на выломанные в ближайших кустах рогатки. Погода начала меняться, холодный ветер принёс с собою низко плывущие рваные облака угрожающе-свинцового оттенка. Солнце к этому времени уже перевалило на вторую половину дня, но надежда не умирала.
— Эх! Сейчас как наловим рыбки! — мечтательно произнёс Илья.
— Где там наш сом? И лещи? Идите к нам, родные! Но сом, зараза, не пошёл. Как не пошёл ни лещ, ни язь, ни плотка, ни даже, сука, самый завалящий окунёк. Уныло наблюдая за стоящими неподвижно удочками и безмолвными звонками, они замолчали. В близлежащих камышах не смолкало звонкое издевательское кваканье лягушек. Разговор не клеился, а вечер неумолимо приближался.
— Ладно, тащи свою тушёнку, — разведя небольшой костёр в окопанной по всем правилам ямке, Илья грохнулся рядом и сбросил высокие сапоги.
— Открывалка-то хоть у тебя имеется?
— Всё имеется, я лучшего друга в голодным не оставлю, — он нырнул с головой в салон автомобиля и зашелестел пакетами.
— Просто день сегодня такой, понимаешь? Не наш день. И речка неправильная, и рыба дурная. Переночуем здесь, а завтра бодрячком и в путь.
— Костя вынырнул из недр джипа с пакетом, клетчатым баулом и тремя бутылками водки под мышкой, из чего Илья сделал вывод, что бодрячка завтра никак не получится.
— А ехать-то куда? Как думаешь, река в водохранилище впадает или вытекает?
— Наливай, Костян, разберёмся. — Илья принял из его рук поклажу и высыпал содержимое пакета на траву. — Ого! Да у нас тут и огурчики, и помидорчики! Хорошие бабы, доярки эти, заботливые… Это чё? Петрушка? Вялая… Хлеба, блин, нету!
— Чего ты на меня уставился? Надо было вместо одного ящика водяры хлеба взять! — Костя привычным жестом открыл бутылку и поднял с травы пластиковые стаканы.
— Воропаев, ты придурок! — чуть не застонал Илья, заглянув в клетчатый бездонный баул. — На пару с тёткой! — и извлёк из него бело-синюю жестянку сгущёнки. — И где твоя тушёнка?
Костя уныло взял в руки банку и зло плюнул, отбросив банку в сторону. Он полез в сумку, как будто там могло появиться нечто иное.
— Тётка, блин-Клинтон, тушёнку всю себе забрала, зараза!
— Так и я о чём. Куда теперь эту сгущёнку? Тебе на помидор намазать?
Красный шар солнца медленно, но неуклонно катился за тёмные гребни леса.
Как-то невесело потрескивал костёр, едва-едва справляющийся со своей задачей отпугивания назойливых комаров и прочей нечисти. В траве уныло лежали на боку опустошённые бутылки. Помидоры и огурцы к этому времени были съедены, на десерт оставалась лишь порядком измятая петрушка.
— Давай ещё по одной, — нарушил тишину Костя. — За то, чтоб завтра всё было круто!
Илья дябнул и поморщился, жуя вялый пучок зелени.
— Ничё, — повторил за другом и Костя. — Полезно. Я вот по ящику смотрел, что веганы живут дольше.
— Костян, не зли меня, ей-богу. Напортачил с рыбой и тушёнкой, так сиди и молчи в тряпочку…
— Не веришь?! Вот попомнишь мои слова. Когда приду на твою могилу и сожру все цветы! Наливай, давай!
— Да… На водке и петрушке долго проживём, — согласился Илья и послушно набулькал в стаканы беленькой.
— Мы в том году на речку всем коллективом отправились, для сплочения корпоративного духа, так сказать. И Хмуренко наш, ясен пень, секретутку свою прихватил. А Светка — баба, конечно, симпотная, но дурна-а-ая… Припёрлась на каблучищах и шортах джинсовых, что жопа вываливается. Ничё, кстати, такая жопа… Ох, красота была, когда эту самую задницу комары искусали. И осы. Она же литр парфюма на себя вылила. Даже никакие мазилки Станиславовны, бухгалтерши нашей, не спасли. Но веселее было, когда наш ненаглядный снабженец Серёга поутряни вместо Доширака опарышей заварил, — Костя рассмеялся и покачал головой.
— Ну а вообще, Хмуренко наш мужик нормальный?
— Кто, Хмырь? Да как тебе сказать… В технике ни фига не шарит, дуб дубом.
Ну а так вообще договориться можно. Я ведь завотделом как стал-то? Коньяк поставил и говорю: «Так и так, Максимыч, я тебя уже пять лет о повышении просил, ты всё сиськи мял, вакансия занята, говорил…» Ну, и уболтал. Прошлый-то зав, Пал Иваныч, проворовался конкретно. Ну ладно, если стырил чайник себе иль утюжок на юбилей тёще, но чтоб вот так партиями налево толкать! Не, я — пацан ответственный, наш «Техноопт» вмиг на ноги поставлю! — уверенный в своём героизме Костя вскочил на ноги и, не выпуская из рук стаканчика, отчего-то пнул ногой в тяжёлом ботинке уже гаснущий костёр.
— Значит, за твою честность, Воропаев, — поднялся на ноги Илья, опустошая очередной стакан.
Но его друг не спешил. Его понесло. Стуча кулаком в грудь, он клялся в верности «Техноопту», доказывал, что лысый Хмырь вмиг его зауважает, божился Ильюхе в плодотворной работе под его, Воропаевским руководством, и обещал другу детства огромные оклады, несметные бонусы, громадные премии и прочие радости жизни. Потом зачем-то бегал голышом по полю, размахивая руками и футболя встреченных по пути ни в чём не повинных ёжиков. Затем, включив на всю громкость в машине шансон, выкрикивал все слышанные доселе тосты, обнимая друга и с недавних пор и коллегу, который, кстати сказать, уже давно беззаботно храпел на заднем сиденье лэндкрузера, и, наконец, бедняга измотался и сдался, грохнувшись на брошенные у машины вещи. Где-то рядом вовсю скрипели лягухи, подбираясь всё ближе к лэндкрузеру и вторя включённому на всю катушку шансону.
Прощай, разум, встретимся завтра!
Глава 2
День второй или лесник Геннадий из деревни Новосёлки
«Только две вещи бесконечны:
Вселенная и человеческая глупость,
но насчёт первой я не уверен»